«Тоже будет учить, что я должен слушаться их, – неприязненно думал он и ругал себя: – Поздно я разглядел их нутро, поверил, что они все делают от чистого сердца… а Мэнлига еще тогда можно было понять, если вглядеться в него внимательно…»
Когда они перешли через верховье реки Эг и пошли по его правому берегу, Мэнлиг подъехал к нему.
– Брат Тэмуджин, перед разлукой хорошо бы нам поговорить наедине.
Тэмуджин отделился от Бортэ, они порысили вперед. Отъехав на полсотни шагов, перевели коней на шаг. По обе стороны высились заросшие лесом горы, недалеко шумела речка. Тэмуджин молчал, выжидая.
– Брат Тэмуджин, ты должен понять все правильно, – начал Мэнлиг, – то, что сказал тебе Кокэчу, это верно.
– Что верно? – переспросил Тэмуджин, чувствуя вновь откуда-то набирающееся в нем раздражение. – То, что я должен слушаться вас?
– Пора нам поговорить открыто, – жестко сказал Мэнлиг. – У взрослых людей все делается по уговору… Мы хотим вернуть тебе отцовский улус, но хотим, чтобы ты слушался нас, советовался с нами во всех делах… А то зачем же мы будем тратить свои силы и время, если нам от этого не будет никакого проку?.. Ты уже взрослый парень и должен все понимать. Если мы договоримся, будет хорошо нам всем. Ты будешь править улусом, мы будем тебе помогать, ну и, свои дела делать… мы тебе не будем мешать, а ты в наши дела не будешь вступаться, ведь мы люди шаманского корня, у нас свои хлопоты в племени… А мы тебе будем нужны, потому что врагов у тебя будет много, они будут строить вокруг тебя козни, они таких ловушек и сетей наставят, что без нас ты не сможешь ничего поделать с ними. Мысли и души людей в наших руках, куда мы укажем, туда и народ устремится. Потому ты и должен нас слушаться. А когда мы будем втроем, мы не только тайчиутов со всеми борджигинами, но и этих джадаранов вместе с хонгиратами захватим под себя. А потом мы тебя сделаем ханом всего племени… Ну, что ты думаешь?
«Только попадись к вам в руки, свяжете так, что не лучше канги Таргудая будет, – сразу подумал Тэмуджин. – Но как отказать вам? Вы тогда и вредить мне начнете…»
– Надо подумать, – уклончиво сказал он.
– Правильно! – радостно воскликнул Мэнлиг и облегченно вздохнул. – Хорошенько подумай, время у нас есть. Поживи пока с молодой женой и подумай. Я вижу, что ты умный парень, и знал, что примешь верное решение. А втроем мы, знаешь, что сможем в этом племени сделать? Э-э, ты подумай, подумай…
Они разъехались по своим местам.
Тэмуджин разочарованно и подавленно думал: «Вот, наконец, и всплыло их истинное нутро. Помогут, зато потом будут держать как на привязи… видно, что тоже хотят властвовать в племени… своего улуса нет, хотят на моем поживиться. Разве я буду тогда настоящим нойоном, как мой отец?.. Как же быть?.. Подчиниться им? Ну, нет, должен быть другой выход…»
Перед полуднем они были у истока Керулена – маленькой здесь, шумной речки в горной долине между двумя хребтами. Остановились у подмытого быстрым течением крутого берега, сошли с лошадей. В ущелье вниз по реке дул ветер, с шумом раскачивал ветви прибрежных ив и берез.
Прощались недолго; сватам до темноты надо было успеть пройти узкую теснину и выйти в нижнюю долину. Цотан под конец вынула из переметной сумы подарок для Оэлун – широкую соболью доху. Черным огнем вспыхнул на солнце блестящий мех, когда ветер встряхнул его в руках сватьи. Оэлун, хмуря довольное лицо, со строгим достоинством приняла подарок, в ответ она преподнесла две золотые и четыре серебряные подвески на большом куске синего китайского бархата. «Последнее отдает», – подумал Тэмуджин, благодарно взглянув на мать. Брызнули архи на восемь сторон неба. Выпили все по чаше и стали прощаться.
К Тэмуджину первым подошел Алчи, они обнялись.
– В будущем мы будем заодно, – шепнул ему тот, заглядывая в глаза. – Ты только верни себе отцовский улус.
Цотан обняла Тэмуджина, поцеловала в лоб, а Бортэ она нарочито строго наказывала:
– Будь хорошей женой, роди побольше детей.
– Хорошо, – улыбнулась та.
Подходили прощаться остальные, и скоро сваты сели на коней.
– Живите в радости! – говорили они, отъезжая.
– Пусть дорога ваша будет ровной, – отвечали им.
Шагом удалялись сваты вниз по речке.
Тэмуджин мельком посмотрел на Бортэ. Прищурив сухие глаза, она задумчиво и твердо смотрела вслед своим родным. Те быстро проехали открытое место в полсотни шагов и один за другим скрывались в зарослях молодой ивы. Оэлун взглянула на невестку, отмечая крепость ее духа, и одобрительно улыбнулась.
Обратную дорогу Бортэ ехала с матерью Оэлун, они о чем-то беседовали между собой.
Тэмуджин, уединившись, снова принялся за свои думы. Снова не было на душе у него покоя. Как и в плену у Таргудая, как и еще раньше, когда они враждовали с Бэктэром, как и недавно, когда он шел по следам грабителей, угнавших у них лошадей, в груди у него томилась душная тревога, без выхода бились черные беспокойные мысли. Не было видно просвета вокруг, повсюду окружали неизвестность, вражда, и впереди его ждало что-то темное, неясное, оттого и страшное.
Раньше, когда он полагался на Кокэчу и Мэнлига, считая их истинными друзьями, он будто шел наверх, к вершине, шел трудно, карабкаясь по камням, но шел вперед и, казалось, понемногу добирался до своей цели. Теперь же, когда они открылись перед ним, показали истинное свое нутро, он будто по скользкой грязи в дождливую погоду скатился обратно вниз, в яму, и не знал, как ему быть, куда идти дальше.
Когда, добравшись до Эга, они поили коней в речке, к нему подошли веселившиеся позади Бэлгутэй и Боорчу. Увидев его потемневшее от безысходных дум, сурово застывшее лицо, они удивленно переглянулись и отстали. Заметила его тоску и мать Оэлун.
– Тэмуджин, что с тобой? Ты не заболел? – она приблизилась к нему вплотную, встревоженно оглядывая его.
– Нет, мать, – он встряхнулся, отгоняя невеселые мысли, улыбнулся. – Просто я задумался.
– Задуматься сейчас впору Бортэ, а не тебе, – тихо шепнула она, укоризненно покосившись. – А она вон как хорошо держится. Теперь тебе надо быть повеселее с молодой женой… А ну, – она обернулась к остальным, – давайте, брызнем на этой речке хозяевам урочища, да и самим нам пора подкрепиться.
Они привязали коней, сняли переметные сумы и сели кругом на солнечном месте. Тэмуджин выпил вместе со всеми и поел. Глядя на Бортэ, он сначала попытался показаться радостным и беспечным, улыбнулся раз, другой, но дальше ничего не мог поделать с собой: внутри у него все было напряжено. Мысли его рыскали в поисках выхода; глаза сами собой сужались, уставившись в одну точку, каменело лицо. Он не видел, как остальные, заметив его невеселое настроение, тоже притихли и недоуменно переглядывались между собой. Отвернувшись от всех в другую сторону, он медленно перебирал свои мысли:
«Дядья непригодны… тесть Дэй Сэсэн слабоват… джадаранский Хара Хадан мог бы помочь, но сейчас с ним нельзя об этом и говорить: он озабочен другим… отца и деда Тодоена нет, они бы подсказали… – Тут его мысли будто зацепились за твердое: – А что-то ведь отец мне говорил…»
Тэмуджин напряг память, вспоминая, и вдруг его словно шилом кольнуло, он вспомнил его слова: «Если я уйду к предкам, за помощью ты пойдешь к чужаку Тогорилу, а не к соплеменнику Таргудаю…»
– Вот! – громко произнес он, облегченно выдохнув и пристально глядя вперед.
Все сидевшие рядом опасливо посмотрели на него.
– Что с тобой? – испуганно спросила Оэлун. – О чем ты?
– Ничего… сидите… – Тэмуджин встал и пошел в сторону, удаляясь от них вдоль берега.
«…Тогорил мне кое-что должен, – почти слово в слово вспоминались ему слова отца, – а он из тех людей, которые помнят добро… Ни на кого из наших нельзя положиться так, как можно положиться на Тогорила… Но человек он расчетливый и не любит слабых. Надо показать ему свою силу и что-то ему дать…»
Он резко повернулся и быстро пошел к стоящим у деревьев лошадям, бросив на ходу:
– Поехали…
Те, молча пожимая плечами и пристально глядя на него, засобирались.
«Только Тогорил мне поможет, – уже решительно думал он, понукая коня по узкой тропе. – Теперь уже можно к нему ехать, я выжил, женился, у меня есть свое знамя, а войско целиком стоит у дружественных джадаранов… Стоит ему своих послов отправить к нашим нойонам и пригрозить им, они от страха все мои табуны соберут и вернут мне. И никакой Мэнлиг не нужен…»
Рысью прискакав в стойбище, далеко опередив остальных, которые еще не вышли из леса, он застал всех оставшихся за внешним очагом. Сочигэл с Тумулун и братья сидели у огня вместе с гостями – с Джэлмэ и пятью хамниганами. Хоахчин несла что-то в мешке из молочной юрты.
Тэмуджин наскоро привязал коня, не обращая внимания на удивленные взгляды сидевших.
– А где же остальные? – спросила Сочигэл.
– Сейчас приедут, – коротко ответил он и, найдя взглядом старшего из хамниганов, кивком головы отозвал его в сторону.
