Они вдвоем разбирали груду украшенных драгоценными камнями перчаток, раскладывали их парами. Одна перчатка осталась без пары.
– Куда девать все непарные перчатки? – Катерина смеялась и складывала их в коробку. Потом выпрямилась, приложила руки к животу: – Дот, потрогай! – Она взяла Дот за руку и приложила к своему круглому животу; Дот ощутила шевеление, как будто там плавает рыбка.
– Ах, – улыбнулась она, думая о своей рыбке, которая тоже извивается в ней, о совершенно новой жизни, которую предстоит так или иначе прожить. – Он у вас беспокойный малыш! – Они всегда говорили о ребенке Катерины «он». Им и в голову не приходило, что все может быть иначе.
– Дот, теперь мне приходится все время думать о нем, – призналась Катерина. – Я не представляла, что могу быть такой счастливой! Мне жаль расставаться с тобой, но рядом остается много истинных друзей. А еще я получила письмо от Марии. – Она достала из сумочки лист бумаги, развернула и помахала перед носом Дот, доказывая, что письмо существует на самом деле. – Мы с ней помирились. Нашу дружбу оживил этот малыш. – Она погладила себя по животу. – Он уже благотворно действует на нас всех, хотя еще не родился. Какое он чудо!
Дот и Катерина продолжали молча складывать белье, разбирая, что поедет с Катериной, а что останется.
– Не знаю, как я буду жить без вас, без вашей мудрости. – Дот было больно; она страшилась расставания.
– Еще как хорошо! – Катерина сдавленно засмеялась, Дот не поняла, что она имела в виду. То ли что мудрость – еще не самое главное, то ли что она не так мудра, как считает Дот. Катерина надела Дот на запястье золотой браслет с гранатами: – Вот, возьми. Будь счастлива со своим малышом!
Дот улыбнулась и подняла руку, любуясь браслетом.
– Спасибо. Не только за это… Спасибо вам за все.
– Не нужно меня благодарить, – порывисто ответила Катерина. Ей было не по себе. Неужели она тоже ощущает боль разлуки? – Дот, мне не хватает крестика моей мамы. Не знаю, вернет его та женщина или нет.
Дот вертела браслет на запястье и думала о своем будущем. Маленькая Мин и ее семья уже переселились в Кум-Боттом; каково ей будет жить с сестрой? Она так мало о ней знает, ведь малышке Мин едва сравнялось четыре года, когда Дот покинула Стэнстед-Эбботс. Она думала о новой жизни, которая зрела в ней, и о своем милом Уильяме Сэвидже, о его доброй улыбке, о скошенном зубе. Ей кажется, что их будущее похоже на сад накануне расцвета. Все грядки вскопаны, все семена посажены; здесь лаванда, а там розы, настурции и штокрозы, и лекарственные травы тоже – королева многому ее научила. Она сумеет позаботиться о своих близких. Вдали, смутное и непонятное, ведь она еще никогда его не видела, виднеется море. Уильям уверяет, что море видно из парка в Кум-Боттом.
Катерина нарушила молчание:
– Наверное, со временем мне удастся простить Елизавету.
– Неужели вы ее простите? – ахнула Дот. Она не представляла, как можно быть такой доброй. Бросив перчатку, она выжидательно смотрела на Катерину.
– Не Елизавета сделала Сеймура таким, каков он есть. Он так устроен. – Катерина встретилась взглядом с Дот. – Только я ничего не замечала.
– Но… – начала Дот.
Королева подняла руку, призывая ее к молчанию, и продолжила:
– Елизавете… – Она запнулась. – Ей всего четырнадцать. – Она расстегнула красивое ожерелье из золотых маргариток, покрытых белой и желтой эмалью. Дот опустила голову и спрятала цепочку в шелковый кармашек в особом отделении дорожного сундука. – Елизавета страдает больше, чем я, за то, что она сделала. Дот, легче быть преданной, чем предать.
Сама Дот была не в состоянии простить Елизавету. Она до сих пор не могла поверить тому, что увидела в тот день в ее спальне. Как будто предали ее саму. Она, конечно, что-то подозревала – скорее всего, легкий флирт. Она не ожидала застать их вместе в постели. Ходили всевозможные слухи, и она сама говорила об этом так часто, что Уильяму надоело слушать. Он запретил ей вмешиваться, предупредив, что из этого не выйдет ничего хорошего. Но Дот ничего не могла с собой поделать. Она очень любила Катерину… и терпеть не могла Елизавету. Если уж совсем откровенно, она потому и открыла Катерине глаза. Но все действительно кончилось плохо. С другой стороны, кому было бы лучше, если бы королева ничего не узнала?
Дот жалела, что она не такая, как Катерина: она не умела прощать и помнила обиды. Она до сих пор винила Елизавету в страданиях Мег. Елизавета в ее глазах виновна больше, чем Мергитройд. Как это объяснить? Мег наверняка сказала бы, что таким образом Господь испытывал ее веру, как у Иова; Дот видела все в несколько ином свете. Она никогда не понимала притчу об Иове.
Елизавета – загадка. Накануне ее отъезда Дот подслушала ее разговор с Джейн Грей в высокой траве в конце сада. Она невольно вспомнила, как они с Мег, бывало, прятались в саду в Уайтхолле и делились своими секретами. Дот гуляла у пруда с маленьким Недом Гербертом; они смотрели на рыбок. Елизавета прогуливалась по берегу об руку с Джейн Грей. На Дот она даже не смотрела, что совсем не удивило Дот. Зато Джейн помахала ей рукой, поздоровалась и ласково улыбнулась. Дот радовалась, что Джейн Грей поедет в Садли с Катериной. Она славная девочка, хотя и слишком серьезная. Всегда сидит уткнувшись носом в книгу, обычно в Библию. В этом она немного похожа на Мег, только улыбается чаще. И вообще она более радостное создание, чем была бедняжка Мег.
Дот услышала, как Джейн спросила о ней Елизавету: из какой она семьи. Она встала за дерево, чтобы лучше слышать, и взяла с собой Неда, сказав ему, что они играют в прятки.
– Представь себе, она – дочь кровельщика! – ответила Елизавета, сбрасывая чепец, развязывая платье и со смехом падая в траву.
Джейн пожала плечами:
– Ее муж играет на спинете, как ангел, и вообще она мне нравится.
– Неужели? – сухо отозвалась Елизавета.
Джейн ничего не сказала. Иногда Елизавете невозможно было отвечать. Елизавета сорвала травинку, повертела между пальцами, дунула в нее.
– Если бы тебя на один день сделали мужчиной, чем бы ты занялась?
– Понятия не имею, – ответила Джейн.
– В твоих руках будет настоящая власть! Ты только представь… Мне бы очень хотелось испытать, что значит, когда все женщины на свете слушаются меня. Наверное, из меня получился бы неплохой мужчина.
Потом они довольно долго молчали. Дот думала о том, что все окружающие и так спешат исполнять желания Елизаветы.
– Королева не желает меня видеть… – вдруг призналась Елизавета и, помолчав, продолжала: – Джейн, знаешь, что я натворила?
Джейн покачала головой.
– Я предала ее, и она не желает видеть меня перед отъездом.
– Хочешь, я ей что-нибудь передам от тебя? – предложила Джейн.
– Да, – ответила Елизавета. – Передай, пожалуйста, что я приняла близко к сердцу все, что она сказала, и надеюсь, что когда-нибудь она сумеет меня простить.
– Не сомневаюсь, так и будет, – сказала Джейн. – Более великодушного человека, чем она, я в жизни не встречала…
– Да, Джейн, но ты не знаешь всей глубины моего предательства… – Помолчав, Елизавета сорвала маргаритку, повертела между пальцами. – Она сказала, что я люблю управлять… Скажи, Джейн, ты тоже так считаешь?
Джейн вслед за ней сорвала маргаритку и передала Елизавете со словами:
– Да, наверное. Ты не любишь, когда тебе приказывают.
– Не становлюсь ли я от этого больше мужчиной, чем женщиной? – Елизавета с горечью рассмеялась, не ожидая ответа, и вдруг призналась: – Знаешь, я переспала с ее мужем.
Джейн громко ахнула, прикрыв рот рукой, и покраснела от смущения.
– Я не могу объяснить, почему так вышло, – продолжала Елизавета. – Пробовала понять, но не могу. Иногда бывает, что я просто не могу устоять, хотя и понимаю, что совершаю нечто ужасное. – Она перекатилась на живот, привстала на локтях, положила подбородок на скрещенные руки. Выбросила сломанный цветок. – Мне хочется доказать себе, что я живая, но потом я чувствую себя еще более мертвой, чем раньше.
Глаза Елизаветы заблестели от слез; такого Дот не ожидала. Ей всегда казалось, что Елизавета сделана из сухой, твердой и неподатливой материи и в ней нет ни капли влаги.
– Я ненавижу его больше, чем дьявола!
– Сеймура?
– Да, его. Как жаль – я не знаю, как справиться с собой! Ведь я не знала другой матери, кроме нее. Я как тот мальчик, который отрывает крылышки у мух, чтобы смотреть, как они страдают. – Она смахнула слезы, глубоко вздохнула и продолжала: – Знаешь, он ведь пробовал ухаживать за моей сестрой Марией, а когда она ему отказала, переметнулся ко мне. Должно быть, считал меня дурочкой, раз надеялся, что я выйду за него без согласия Тайного совета, рискуя головой! – Голос ее перехватило от гнева. – Потом он женился на королеве.
– Сеймур пытался жениться на леди Марии… и на тебе?! А я думала, с королевой у них брак по любви, ведь они просто обожали друг друга.
