Снаружи, не переставая, усердствовали османы. По мере того как расширялся зазор, в сумрак помещения заструился горячий солнечный луч и, упав на распятие в руках монаха, вспыхнул, отразившись на гигантском призрачном кресте, изображенном над входом.
— Братья, видите? — истово, с восторгом в безумных очах возгласил отец Роберт. — С нами Господь! Нас всех ждет спасение!
Под неимоверной силы ударом дверь подалась внутрь.
Гулко ударила о стену створка, и два сержанта, отскочив назад, повыхватывали мечи. А в часовню уже с воем врывались сарацины. Один из сержантов, испустив горловой призыв, взмахнул мечом и расколол череп бородачу в белой чалме. Не успел он выдрать оружие, как его с товарищем вмиг обступили враги и всем своим скопищем принялись нещадно сечь ятаганами, и не успокоились, пока не порубили в куски. Сзади же, теснясь, перли все новые. Стокли помотал головой, чтобы как-то стряхнуть тошноту и головокружение.
— Остановитесь, безбожники! — громогласно воззвал отец Роберт тем же глубоким звучным голосом, который завораживал паству. — Это вам велит Господь Вседержитель! — Монах воздел перед басурманами распятие. — Именем Его приказываю вам, богохульным, покинуть храм сей и уйти с этого острова безвозвратно!
К монаху приблизился янычарский офицер и на французском глумливо спросил:
— Где тут твой бог, христианин?
При этом он шутовски озирался, будто выискивая на полу что-то мелкое, вроде запропастившегося колечка, а его соратники покатывались со смеху. Затем янычар высоко вскинул ятаган и махнул, вкладывая в неистовую дугу всю свою силу. У Роберта было время лишь приглушенно вскрикнуть, и голова его отлетела к ногам, возле которой об пол стукнуло и распятие. С лихим гиканьем, эхом разносящимся под сводами, сарацины напустились на раненых, что лежали на полу. Ятаганы рубили всех подряд, в том числе и тех, кто взывал о пощаде. Несколько сарацин стали приближаться и к Стокли. Сплотив оставшиеся силы, он с беззвучным нашептыванием молитвы поднял меч и начал им размахивать, нагнетая смертельную силу удара.
— За Бога и святого Иоанна! — сорвалось с пересохших губ, когда на достаточное для удара расстояние придвинулся первый из них — кряжистый, с широколезвенным ятаганом и большим круглым щитом. В тот момент, когда лезвие меча находилось сзади, турок бросился вперед. Стокли это предугадывал, а потому отступил на шаг и изменил угол удара, направляя его под нижнюю кромку щита, и перебил сарацину колено. Перед тем как упасть, тот успел махнуть ятаганом и сбоку угодил Стокли по шлему.
От удара в голове замельтешили сполохи, и когда зрение снова прояснилось, рыцаря уже облепили сарацины, выхватили из слабеющих рук меч и сшибли наземь. Через щели в доспехах они втыкали кинжалы. Но тут на них рявкнул старший:
— Стойте! Глупцы, это же один из знатных гяуров! Зачем убивать его попросту, когда можно разделать его как свинью, нечистое мясо которой они используют в пищу? Снимите с христианина доспехи и положите его на молитвенный камень неверных!
Со Стокли, наполовину бесчувственного, сняли латы и нагрудник, затем сорвали одежду, проволокли голым по полу и взгромоздили на холодный камень алтаря. В ушах мутным тяжелым звоном плыли крики последних из раненых, готовых встретить свою смертную участь. Оливер попытался шевельнуться, но сильные руки удержали его. Когда мало-помалу стало проясняться в глазах, Стокли увидел, что над ним плотоядно скалится басурманин, держа у его лица кривой нож.
— Вот как мы поступаем с нечестивцами, что осмеливаются противостоять Сулейману и Аллаху.
Нож он поднял над грудью рыцаря. Стокли из последних сил открыл рот и прокричал:
— Господь да спасет святую веру!
Кривой нож впился в грудь, выбив из легких остатки воздуха. Содрогаясь в мучениях, Стокли мотал головой, чувствуя, как лезвие вспарывает грудину, подбираясь к сердцу. Накатывала волной чернота, когда пальцы турка сжались вокруг него — еще живого, еще трепещущего. Напоследок губы сэра Оливера Стокли шевельнулись, беззвучно шепнув:
— Господи, охрани Марию…
Предсмертный крик Стокли донесся до Ричарда, который из дренажного лаза обернулся в сторону решетки. В любой момент кто-нибудь из турок мог из любопытства проверить и лаз. Надежда лишь на то, что вонь нечистот удержит врага хотя бы до той поры, когда можно будет из туннеля вытащить отца под прикрытие прибрежных скал у тропы, что ведет вниз к причалу. Ричард продел руки Томасу под мышки и потянул. Материя гамбизона, видимо, корябнула обожженную плоть: рыцарь громко застонал.
— Тихо! — шикнул Ричард. — Вы хотите нас погубить?
Томас стиснул зубы, с трудом превозмогая позыв закричать. Тело пробила безудержная дрожь; в тесном пространстве лаза разносились сдавленные стоны.
— Отец, — приник Ричард губами к его уху, — прошу вас, держитесь как можно тише.
Обмякшее тело Томаса он поволок вдоль липко-зловонного ручейка, струящегося по дну стока. До ширмы, скрывающей выход в том месте, где сток выходил под стену, оставалось уже немного. Опустив возле нее отца, Ричард осмотрительно подвинул ширму и выглянул на свет божий. Сверху над стенами форта разносились звуки ликования, которые сдабривались еще и отдельными выстрелами, но в целом по эту сторону форта, что выходила на Биргу и Сенглеа, видно никого не было. Тогда Ричард выкарабкался из-за ширмы наружу. Проворно огляделся: на расстоянии (и то вдалеке, деталей одежды не разобрать) виднелась лишь горстка людей. Ричард, выпрямившись, непринужденно им помахал. Один из врагов при виде машущего сделал то же самое и отвернулся обратно в сторону Сент-Эльмо.
Ричард вытащил наружу Томаса, поднял на ноги и возложил его необожженную руку себе на плечо.
— Идти недалеко. Обопритесь на меня.
Они осторожно начали спускаться по каменистому склону на тропу. В любой момент Ричард ожидал услышать сзади со стен выстрел или бдительный окрик. Однако спуск протекал беспрепятственно: видимо, сарацины сейчас были заняты охотой на последних из защитников внутри форта, а также поиском поживы, которую многим из нехристей как пить дать посулили за участие в походе. В таком случае их ждет разочарование: почти все мало-мальски ценное было накануне сброшено в колодец форта, после того как защитники сошлись во мнении, что Сент-Эльмо обречен.
Ричард как раз подводил Томаса к ступеням, что вели на причал, когда стал слышен таинственный хруст камешков под ногами. Тут же впереди показалась фигура, и рука Ричарда моментально схватилась за рукоять меча. Рассмотрев ее, он шумно, с облегчением выдохнул: это был один из мальтийских ополченцев. Он дико уставился на двоих англичан, а затем повернул в сторону моря.
— Постой! — окликнул его Ричард по-мальтийски. — Нам нужна помощь.
— Поздно, — махнул тот рукой. — Теперь каждый за себя.
— Помоги нам, — умоляюще сказал Ричард, — ради Христа, и тебе зачтется.
Мальтиец, поколебавшись, все же подошел с другого бока и вскинул на себя руку рыцаря; Ричард его даже упредить не успел. Томас, разумеется, откинул голову и издал вопль. Не успели они добраться до верхушки лестницы, как со стены их окликнули.
— Не оглядывайся, — прошипел Ричард. — Идем, как шли.
Голос окликнул снова, на этот раз громче. Затем, после паузы, в спины прозвучал уже грозный окрик. Тем не менее они — Ричард и мальтиец по бокам, Томас кое-как переставляя ноги посередке — продолжали упорно идти, и так достигли причала.
— Ну надо же, — в глухом отчаянии выговорил Ричард.
К причалу не было пришвартовано ни одного суденышка. В воде на небольшой глубине болтался лишь притопленный нос лодки, разбитой вдребезги вражескими пушками на перепутье меж двумя фортами. Со стены снова окликнули, и Ричард все-таки оглянулся, но признаков погони пока не заметил. Они добрели до конца причала, где прислонили Томаса к швартовочному столбу и сорвали с себя одежду, оставив лишь набедренные повязки. Затем Ричард проделал то же самое с отцом и болезненно поежился, впервые полностью разглядев ожоги на обнаженной плоти. Почти вся правая сторона лица и шея Томаса пузырились иссиза-малиновыми, напоминающими сырую говядину волдырями. То же самое и со всей левой частью тела. С нее, свисая струпьями, отслаивались серые лоскуты кожи. Снимание одежды вызвало новые мучения; Томас закусил губы, чтобы не разораться.
— Придется добираться вплавь, — решил Ричард.
— Оставьте меня здесь, — сквозь зубы вытеснил Томас.
— Нет. Тем более не сейчас, — мотнул головой Ричард и, выдавив подобие улыбки, добавил: — Не хватало еще потерять отца, не успев толком его обрести.
Взяв Томаса за правую руку, он спрыгнул в море. Рядом нырнул мальтийский солдат. Над головами ненадолго сомкнулась вода, а затем всех троих вытолкнуло на поверхность. Вода была холодная и слегка притупляла боль от ожогов. Но и тут Томас чувствовал, что без сильной боли не способен шевельнуть ни левой рукой, ни ногой.
