— Это так, — задумчиво произнес Сяньфэн. — Это так? — Чуть ли не жалобно он взглянул на принца Хуэя.
— Это не так, — твердо ответил ему дядя, метнув презрительный взгляд на другого своего племянника. — Принц Гун неопытен. Он ничего в этом не понимает. Если маршал Сэн возьмется оборонять Пекин, мы опять потерпим поражение.
— Да, — пробормотал император. — Он постоянно терпит поражения.
— Он побил тайпинов, — возразил принц Гун.
— Тайпины не так опасны, как варвары, — подчеркнул Сушунь. — Наш главный долг — обеспечить безопасность императора. Принц Хуэй прав, ваше величество. Мы должны уйти за Великую стену, в Жэхэ.
— И бросить на произвол судьбы наших людей, — горько произнес принц Гун.
— Ни в коем случае, — заверил Сушунь. — Мы издадим декрет и объявим, что император страдает от летнего зноя и направляется на охоту в парки Жэхэ.
— Вы можете себе представить, что варвары поверят в это?
— Поверят они или нет — не имеет значения. Главное, что народ поверит.
— Вы так считаете? — живо откликнулся Сяньфэн.
— Разумеется, ваше величество. Разве вы не охотитесь в Жэхэ каждый год?
— Да, — подтвердил Сяньфэн, — да, конечно.
— А что произойдет здесь? — поинтересовался принц Гун.
— Кто может знать? — ответил Сушунь. — Осень теперь за нас. Варвары уберутся прочь с первыми же зимними морозами.
— После того, как спалят Пекин. Именно этой карой угрожает Элджин, если его послы пострадают. А нам как раз сообщили, что помимо тех, что умерли от ран, еще двое были обезглавлены на виду у своих товарищей.
— Варвары ни за что не сожгут Пекин, — произнес принц Хуэй. — Сушунь прав: они начнут переговоры сразу, как только поймут, что до императора им не дотянуться.
— Да, — согласился Сяньфэн. — Они непременно начнут переговоры.
Лань Гуй не могла больше этого выносить. Она решительно вышла из-за портьеры. Чжан Цзинь пытался было ее остановить, но она выскользнула из его рук. Взоры всех собравшихся устремились на нее, даже коленопреклоненный курьер взглянул на своенравную женщину в ужасе. Но больше всех был возмущен Сяньфэн. Лань Гуй поняла, что являет собой незабываемое зрелище: волосы распущены, на лице совершенно никакого грима. Она торопливо убрала растрепавшиеся во время сна пряди волос со своих щек и закинула их за плечи.
— Почитаемая нездорова? — спросил Сяньфэн.
— Я в глубокой скорби, господин, — сказала Лань Гуй, — от того, что говорилось здесь сегодня.
— Ты подслушивала? — удивился Сяньфэн.
— А как мне оставалось еще поступить, господин? Вы же обсуждаете судьбу империи. И именно империю хотите отбросить прочь. Бессмертный Нурхачи сейчас переворачивается в своей могиле. — Сяньфэн грозно сдвинул брови, глядя на нее, и Лань Гуй поняла, что, насколько она помнит, император впервые смотрел на нее со злостью. Однако отступать было уже невозможно. — Ваше величество! — воскликнула она. — Разве вы не видите, что принц Гун прав? Абсолютно невозможно, чтобы восемнадцать тысяч человек смогли завладеть империей такого масштаба. Да они и Пекин захватать не смогут. Давайте вернемся в столицу. Вернемся, и все, кто может держать оружие в руках и сражаться, а если нужно, то и умереть, займем места на стенах рядом с нашим народом. Варвары хотят войны, так давайте дадим им войну. Требуют своих посланников — выбросим им их головы!
— Почитаемая сошла с ума, — заметил принц Хуэй.
Лань Гуй поднялась с колен и резко обернулась к нему, тыча ему в лицо пальцем.
— А вы трус! — выкрикнула она и вновь повернулась к императору. — Неужели вы еще не поняли его игру, господин? Он же стремится управлять вами.
— Ваше величество, — запротестовал принц Хуэй. Сушунь отдувался от возмущения. Но принц Гун никак не реагировал.
— Непристойно так разговаривать с моим наиболее ценным советником, — отметил Сяньфэн.
— Вашим самым лживым советником, — выпалила Лань Гуй.
— Ваше величество, — произнес принц Хуэй. — Нет ничего более непристойного, чем позволить прервать ваш совет этой… этой девчонке. Итак, вы собираетесь слушать ее?
— Слушать эти предательские речи? — вставил принц Сушунь.
Лань Гуй задохнулась, поняв, в какую опасную ситуацию она себя ввергла.
— Как я могу быть предателем, господин? — заплакала она. — Разве я не мать вашего сына?
— Такая женщина не может воспитывать наследника престола, — немедленно отреагировал Сушунь.
— Вы правы. — Сяньфэн обратился к Дэ Аньва. — Принц Цзайцюнь должен быть удален из апартаментов Почитаемой и помещен в апартаменты императрицы.
Лань Гуй, оцепенев от ужаса, повернулась к Гуну. Однако принц сохранял невозмутимость. Что ж, она сама завела себя в этот тупик, ей самой и выбираться.
— Как можно лишить мать ее собственного сына, господин? — воскликнула она.
— Даже необходимо, когда мать оказывается не подходящей для своей роли, — заявил Сушунь.
— Нам надо принимать решение, ваше величество, — нетерпеливо вмешался принц Хуэй, куда меньше заинтересованный судьбой Лань Гуй, чем бегством на север. — Варвары с каждой минутой все ближе.
— Мое решение таково: летний зной слишком силен, чтобы его выносить даже в Юаньминъюане, — произнес Сяньфэн. — Я направляюсь в Жэхэ и буду охотиться там до осени. Сообщите это народу и доведите распоряжение до моих женщин и их евнухов, чтобы они собрались в путь.
— В течение часа, — уточнил Хуэй. — Я также организую эскорт из знаменных.
— Ты трус! — закричала на него Лань Гуй.
Сяньфэн раздраженно взглянул на нее.
— Уберите эту женщину, — приказал он. — С настоящего момента она больше не Почитаемая. И отныне не наложница. Впредь не желаю ее видеть.
Лань Гуй задохнулась от второго сокрушительного удара.
— Она отправится со слугами, — уточнил принц Хуэй. Даже опальной наложнице не даровалась свобода, чтобы она не могла распространять сплетни об императорской постели. По его мнению, она должна быть удавлена в подходящий момент.
Дэ Аньва обошел кресло с высокой спинкой.
— Пойдемте, леди, — приказал он.
Лань Гуй озиралась по сторонам, как затравленное животное, ища поддержки и не находя ее.
— Уберите эту женщину, — приказал принц Хуэй.
Дэ Аньва поднял девушку с пола и вынес из комнаты. Уже близился рассвет и женщины с евнухами выглядывали из своих комнат, наблюдая падение Лань Гуй.
— Готовьтесь в путь, — приказал им Дэ Аньва. — Его величество отбывает в Жэхэ через час.
— Дэ Аньва, — взмолилась Лань Гуй, — разве мы не друзья?
— У меня нет друзей, — напомнил ей евнух.
— Все равно, опусти меня. Я могу и сама идти. Не убегу же я.
Дэ Аньва замялся, но затем поставил ее на ноги.
Лань Гуй поправила одежду и сделала несколько глубоких вдохов.
— Вы совершили ужасную глупость, леди, — сказал Дэ Аньва. — Разозлить императора — это самое страшное, что может сделать человек.
— Даже если он не выполняет своих обязанностей?
— Леди произносит преступные речи. Долг императора — приносить жертвы Небесам. Остальное не суть значимо.
Они как раз подошли к апартаментам Лань Гуй, где собрались ее дамы и евнухи, но Чжан Цзиня среди них не было: негодяй, видимо, сбежал, когда услышал о ее надвигающейся опале.
— Вы все свободны, — объявил им Дэ Аньва. — Эта леди больше не наложница императора. Ты и ты, — он указал на двух растерянных девушек, — сходите за принцем Цзайцюнем и отведите его в апартаменты императрицы.
— Неужели мне даже не разрешено попрощаться с сыном? — взмолилась Лань Гуй.
Дэ Аньва подумал, потом кивнул:
— Это разрешено.
Из спальни вывели полусонного мальчика, закутанного в одеяла, и Лань Гуй поцеловала его в лоб. «Ради тебя я рисковала многим, — подумала она. — И теперь у меня все отобрали». По крайней мере, его вверяли заботам Нюхуру. Он будет в безопасности под опекой этой доброй женщины. А она…
— У меня вообще не будет слуг? — спросила она.
— Можете оставить себе Чжан Цзиня, — ответил Дэ Аньва.
— Тогда найдите и пришлите его ко мне, — попросила Лань Гуй.
— А что станет с нами? — спросила одна из дам.
— Не беспокойтесь, вам подберут места. Поторопитесь. Мы скоро отправляемся.
Служанки сновали туда-сюда, складывая свои пожитки, но отнюдь не вещи Лань Гуй. Дэ Аньва проконтролировал сборы вещей и игрушек принца Цзайцюня и ушел.
Чжан Цзинь так и не появился.
Лань Гуй, всеми забытая, сидела на своей кровати. Заслышав звук мужских шагов, она подняла глаза.
— Принц Гун! — Женщина поклонилась, терзаясь догадками. Присутствие этого человека в ее апартаментах свидетельствовало одновременно и о неразберихе, при которой даже протокол был позабыт, и о полном ее собственном крахе. — Вы пришли, чтобы проводить меня на казнь?
