Как и все прочие автоматы, заглатывающие монеты в пользу ведущих международных финансовых кругов, МБРР является эффективным инструментом вымогательства, служащим интересам вполне определенных кругов.
Его президентами с 1946 г. последовательно были видные бизнесмены Соединенных Штатов. Юджин Р. Блэк, который руководил банком с 1949 по 1962 г., занимал в дальнейшем руководящие посты в многочисленных частных корпорациях, среди них — в «Электрик Бонд энд Шеэ», самой могущественной монополии по производству электроэнергии на планете[66]. В 1966 г. МБРР вынудил Гватемалу согласиться с «почетным договором» с «Электрик Бонд энд Шеэ» в качестве предварительного условия для осуществления проекта строительства гидроэлектростанции Хурун-Маринала: этот «почетный договор» заключался в выплате полновесной компенсации за убытки, которые компания могла бы понести в долине, что была бесплатно предоставлена ей несколькими годами ранее для возведения этого объекта; кроме того, договор включал и обязательство государства нe препятствовать «Бонд энд Шеэ» свободно устанавливать впредь тарифы на электричество в стране. И в то же время, по удивительному совпадению, МБРР навязал правительству Колумбии в 1967 г. выплату компенсации в 36 млн. долл. Колумбийской электрокомпании, филиалу «Бонд энд Шеэ»; компенсацию следовало уплатить за только что национализированное устаревшее оборудование филиала. Так колумбийское государство купило свою же собственность, ибо срок концессии истек еще в 1944 г. Три президента Международного банка реконструкции и развития /327/ принадлежат к могущественной группе Рокфеллера. Джон Дж. Макклой был президентом этой организации в 1947—1949 гг., а немного спустя возглавил «Чейз Манхэттен бэнк». На посту президента МБРР его сменил Юджин Р. Блэк, проделавший обратный путь: ранее он руководил «Чейз». Джордж Д. Вудс, тоже из людей Рокфеллера, сменил Блэка в 1963 г. При этом МБРР непосредственно участвует, предоставляя десятую долю капитала и крупные займы, в главном предприятии Рокфеллера в Бразилии — «Петрокимика униаон», самом большом нефтехимическом комплексе Южной Америки.
Больше половины займов, которые получает Латинская Америка после того, как МВФ дает для этого зеленый свет, поступает от частных и государственных организаций Соединенных Штатов; значительный процент приходится также на международные банки. МВФ и Международный банк реконструкции и развития оказывают все более сильное давление на латиноамериканские правительства, чтобы заставить страны региона перестроить свою экономику и финансы, нацелив ее на выплату внешнего долга. Между тем выполнять взятые обязательства в соответствии с нормами международного права становится все более трудной, хотя в то же самое время все более настоятельной задачей. Регион переживает ситуацию, которую экономисты называют взрывоопасным нарастанием долга. Образуется порочный круг, душащий экономику латиноамериканских государств: займы увеличиваются, инвестиции сменяют одна другую, а вследствие этого растут платежи за амортизацию, проценты, дивиденды и другие выплаты; чтобы их покрыть, приходится прибегать к новым инъекциям иностранного капитала, которые порождают еще большие обязательства, и так без конца. Выплата долга пожирает все большую часть поступлений от экспорта, мизерных, поскольку цены на него неизменно падают, предназначавшихся для оплаты необходимого импорта; чтобы страны могли себя обеспечить, они нуждаются в новых займах, как легкие в воздухе. В 1955 г. пятая часть выручки от экспорта тратилась на выплату амортизационных отчислений, на прибыли и проценты от инвестиций; пропорция эта продолжала расти и теперь близка к критической точке. В 1968 г. платежи составляли уже 37% экспорта [67]. /328/ Если продолжать прибегать к услугам иностранного капитала, чтобы закрыть брешь в торговле, и не перекрыть утечку прибылей от империалистических инвестиций, то к 1980 г. не менее 80% валюты будет оставаться в руках иностранных кредиторов, а общая сумма долга превысит в шесть раз объем экспорта[68]. МБРР предсказывал, что разного рода выплаты по долгам полностью сведут на нет эффект вливания нового иностранного капитала в развивающиеся страны к 1980 г. На самом деле уже в 1965 г. зарубежные инвестиции оказались меньше, чем капитал, выкачанный из региона в виде амортизационных отчислений и процентов по ранее заключенным договорам.
Индустриализация не устраняет неравенства на мировом рынке
Товарообмен наряду с прямыми заграничными капиталовложениями и займами — это смирительная рубашка международного разделения труда. Страны так называемого «третьего мира» обменивают между собой немногим более одной пятой части своих экспортных товаров, направляя три четверти своего экспорта в империалистические центры, данниками которых являются[69]. В большинстве своем латиноамериканские страны отождествляются на мировом рынке с одним единственным видом сырья или продукта питания[70]. Латинская Америка в изобилии располагает шерстью, хлопком и натуральным волокном, у нее традиционно развитая текстильная промышленность, но она только на 0,6% участвует в сбыте пряжи и /329/ тканей в Европе и Соединенных Штатах. Регион обречен продавать прежде всего сырьевые продукты, чтобы обеспечить работой иностранные заводы, и дело обстоит таким образом, что эти продукты «экспортируются в большинстве своем могущественными концернами с международными связями, которые имеют необходимые контакты на мировых рынках, чтобы размещать свою продукцию на самых выгодных условиях» [71], экспорт также осуществляется на самых выгодных для них условиях, то есть по самым низким ценам. На международных рынках установлена негласная монополия в спросе на сырье и в предложении промышленных продуктов; и наоборот, те, кто предлагают сырьевые продукты и покупают готовые товары, действуют разобщенно: первые, сильнейшие, действуют сообща, сплотившись вокруг господствующей державы — Соединенных Штатов, которая потребляет почти столько, сколько вся остальная планета; вторые, слабейшие, действуют изолированно, причем угнетенные конкурируют с угнетенными. На международных рынках никогда не существовало так называемой свободной игры предложения и спроса, а только диктатура одного по отношению к другому, и всегда в пользу развитых капиталистических стран. Ключевые центры, где устанавливаются цены, находятся в Вашингтоне, Нью-Йорке, Лондоне, Париже, Амстердаме, Гамбурге — в советах министров и на бирже. Что с того, что с большой помпой и шумихой были подписаны международные соглашения для защиты цен на пшеницу (1949), сахар (1953), олово (1956), оливковое масло (1956) и кофе (1962). Достаточно взглянуть на нисходящую кривую относительной стоимости этих продуктов, чтобы убедиться: соглашения были не чем иным, как символическими извинениями, которые сильные страны принесли слабым, когда цены на их продукты достигли скандально низких уровней. С каждым разом то, что Латинская Америка продает, стоит все меньше, и соответственно с каждым разом все дороже то, что она покупает.
На средства от продажи 22 телков Уругвай в 1954 г. мог купить фордовский трактор; сегодня ему нужно для этого продать вдвое больше телков. Группа экономистов, подготовивших доклад для Единого профцентра Чили, /330/ подсчитала, что, если бы цены на латиноамериканский экспорт росли с 1928 г. теми же темпами, как цены на импорт, Латинская Америка получила бы с 1958 по 1967 г. на 57 млрд. долл. больше, чем она имела за это же время от своего сбыта за рубежом [72]. Не углубляясь так далеко во времени и взяв за основу цепы 1950 г., Организация Объединенных Наций подсчитала, что Латинская Америка лишилась из-за потерь в торговле более 18 млрд. долл. только за десятилетие между 1955 и 1966 гг. В дальнейшем спад продолжался. Разрыв между потребностями импорта и поступлениями от экспорта будет все больше расширяться, если не изменится нынешняя структура внешней торговли. Если бы в ближайшее время регион решил достичь темпов развития, даже слегка превышающих темпы последних 15 лет, которые были очень низкими, он столкнулся бы с необходимостью импортных поставок, которые намного превысили бы предполагаемый прирост валютных поступлений от экспорта. Согласно подсчетам Латиноамериканского института экономического и социального планирования (ЛИЭСП), дисбаланс во внешней торговле в 1975 г. увеличится до 4600 млн. долл., а в 1980 г. достигнет 8300 млн. [73] Эта последняя сумма составляет половину всей стоимости экспорта, предусмотренной на этот год. Так, с шапкой в руках, латиноамериканские страны все более отчаянно будут стучаться в двери международных кредиторов. А. Эммануэль считает, что проклятие низких цен лежит не на определенных продуктах, а на определенных странах [74]. В конце концов уголь, до недавнего времени бывший одним из основных продуктов английского экспорта, такое же исходное сырье, как шерсть или медь, а к моменту получения сахара он претерпел не меньшую обработку, чем шотландское виски или французские вина; Швеция и Канада экспортируют лес, тоже сырье, по очень высоким ценам. Мировой рынок порождает неравенство в торговле, считает Эммануэль, из-за обмена большего количества рабочих часов, затраченных в бедных странах, на меньшее количество рабочих часов, затраченных в богатых странах; основа эксплуатации заключается в том, что существует /331/ огромный разрыв в уровнях оплаты в одних и других странах, причем этот разрыв не пропорционален различиям в производительности труда в них. Именно низкая оплата труда, по мнению Эммануэля, определяет низкие цены, а не наоборот, бедные страны экспортируют свою бедность и от этого становятся еще беднее, в то время как в богатых странах происходит обратный процесс. По расчетам Самира Амина, если бы продукция, экспортированная слаборазвитыми странами в 1966 г., была произведена в развитых странах на основе той же самой технологии, но при их намного более высоком уровне оплаты, соответствующее изменение цен привело бы к тому, что слаборазвитые страны получили на 14 млрд. долл. больше [75].
