Спустив царский штандарт, Петр с русской эскадрой ушел от Борнхольма к Штральзунду — поторопить датчан: близилась осень, непогода, шторма, но армия Шереметева еще ожидала транспорты из Копенгагена. Только в первых числах сентября русский корпус перевезли на датскую землю.
Умышленно или по нерасторопности, но союзники день за днем откладывали высадку десанта.
— Бог ведает, что за мученье с ними, — изливал царь душу Апраксину, — самое надобное время упускают и как будто чужое дело делают.
Генерал-адмирал целый месяц ожидал датчан в Або. Понял, что помощи ждать неоткуда, и распорядился готовить набег против шведского берега на свой страх и риск.
— Пойдете к Аландам, оттуда к стокгольмским шхерам. Ежели шведов не окажется в море, учините диверсию, наведите страху на шведа.
В этот раз неприятель, наученный печальным опытом у Гангута, оберегал подступы к столице. Сказалось и присутствие твердой руки в королевстве. Карл жестко спрашивал за промахи. К тому же и море осерчало не по времени. Диверсия не удалась, но шведы уяснили: русские моряки их берега в покое не оставят. Добро, что на этот раз обошлось почти без потерь, о чем поведал журнал генерал-адмирала.
«Август… В 11-й день имели генеральный консилиум о посылке на шведскую сторону партии и положили, чтоб с девятью галерами (к каждой придав по одной лодке) отправить к Ревелю бригадира фон Менг-дена, а другую партию с майором Кислинским послать в семи лодках к стокгольмской стороне к острову Грейнсунд…
И того же числа вышеписанному господину бригадиру и майору даны указания, что чинить с приписанном рукой его светлости генерал-адмирала.
В 12-й день, т.е. в воскресенье, вышеозначенныедве партии от Хусхолъма восприняли путь свойк Сигниль-шхерам.
В 14-й день получено от вышепомянутой партииизвестие, что как они при способной погоде от Сиг-нилъ-шхер через Аландсгаф следовали… В 12-м часупополудни настала великая погода — в темнотеи дождь… Оною погодою разбило их врозь, а именно, бригадира фон Менгдена к одной стороне острова Грасо (где… большой маяк) с тремя галерами и с тремя лодками, а досталъные галеры и лодки… на другую сторону… За темнотою ночною стали на якорь… И как стало рассветать, увидели по другую сторону Васерсона в полторы версты четыре корабля, два фрегата и три шнявы и более десяти галер и шхербо-тов, кои тот час пошли в море… Как из тех островов… стали выходить, тогда с кораблей, фрегатов и шняв жестоко стреляли… Однако же наши… вошли в каменные клины, которые от острова Васерсона были недалеко, и при том проходе убили на лодках только одного солдата, другого ранили и у одной галеры отбили нос из пушек… Против 15-го числа к вечеру прибыли к Аланду с достальными галерами и лодками… благополучно…»
Терпение царя иссякло. Шведы успели довольно основательно укрепить берега. А последний августовский день Петр на шнявах «Лизетта» и «Принцесса» еще раз наведался к шведским берегам. Разведка едва не окончилась печально. Хорошо, укрытые батареи шведов открыли огонь. На «Лизетте» перебило рей, «Принцессе» ядро угодило в борт.
«Шведы укрепились надежно. Видимо, караулят и днем и ночью, — ежился царь, глядя на всплески ядер вокруг шнявы. — А ежели море заштормит да разбросает галеры, солдатам в воду сигать придется. Порох подмочат».
Сентябрь закончился, а датчане так и не определились с десантом. Оказалось, что и провизии для десанта не припасено.
Шереметев докладывал царю:
— Почитай, государь, сорок батальонов пехоты у меня да конницы три тыщи. Людей кормить запасу недели на две-три хватит. Дацкие интенданты жмутся, а кони без фуражу по два дня томятся.
«Неужели задумали нас под зиму бросить на шведа? Еще, не дай Бог, провианту не будет в достатке, — переживал Петр, слушая доклад фельдмаршала. — Холода поморозят войско».
Осторожный Шереметев согласился с царем: кампанию против шведов надобно отложить на следующее лето.
Походный журнал Петра подвел итог: «Многократно о походе флота говорено… но к скорому походу склонить не могли; також представлено, чтоб учинить десант от флота всех соединенных к Аланду для проходу наших галер; но датчане своей части дать не хотели».
Царь твердо заявил королю Дании, Фредерику:
— Десанту нынче не быть, понеже время позднее, людей всех не перевезли, диверсия от Аланда не учинена.
Фредерик возмутился:
— Ваше величество, спустя две-три недели наш флот будет готов обеспечить десант.
«Хорош гусь, — слушая короля, досадовал царь, — слово не воробей, потом скажет: то да се, сызнова не готовы». — И он настоял на своем:
— Войска мои притомились, еда у них не ахти. Да и флоту нашему зимовать надобно в своей гавани.
Собственно, Фредерик особенно не огорчался. Дания уже обезопасила себя в проливах, главное, отстоять Христианию в Норвегии. Там теперь под угрозой интересы Дании. К тому же и тридцать тысяч русских войск рядом с Копенгагеном внушают опасение. Куда царь Петр повернет штыки своих полков? Все может случиться.
Отказ от десанта вызвал настоящую бурю негодования в Лондоне. Русские намеренно не желают выступать против Карла. Они ждут не дождутся, когда Швеция захватит Норвегию и направит свой флот в Шотландию с Яковом Стюартом, чтобы свергнуть законного короля Георга. Царь Петр расположился, как у себя дома, в Дании, занял войсками Меклен-бург. Пора проучить царя.
Слава Богу, пока в Копенгагене находится английская эскадра. Норрис — послушный служака.
Приказ короля Георга звучал недвусмысленно:
— Немедленно отправить наше повеление адмиралу Норрису — атаковать русские корабли, захватить царя и держать его до тех пор, пока его войска не уйдут из Дании и Германии.
Не прошло и недели, как королевский указ держал в руках адмирал Джон Норрис. Вчитываясь в смысл послания короля, Норрис невольно вспоминал о встречах с царем Петром, его подарки, а потом совсем недавний обед на «Ингерманланде».
Король королем, но адмирал прекрасно сознавал, что по сути это объявление войны. А такое в Англии возможно только с ведома парламента. Не мудрствуя лукаво, Норрис запер королевский указ в секретер и постарался на время забыть о нем.
В эти самые часы царь отправлял эскадру в Ревель, напутствовал Шелтинга:
— Нынче идти вам к Ревелю не мешкая, шведы покуда в Карлскроне отстаиваются. Стоянку нигде в пути не делать. Разве по крайности, ежели море заштормит. В Ревеле осмотреться и следовать на Котлин, разоружаться. О том я в письме генерал-адмирала уведомляю. Ступай с Богом.
Петр сошел на берег, где его ждала супруга, и направился через Шверин на свидание с прусским королем Фридрихом-Вильгельмом.
«Он покуда единый мой верный союзник, — размышлял по дороге царь. — Гангут открыл нам путь в Европу. Ныне мои эскадры, корабельная и галерная, добрались до Копенгагена. Сие в зависть морским державам. Теперь вполне определилось двуличие Георга и Фредерика, Речь Посполитая и Саксония не в счет. Остается еще попытаться обрести симпатии во Франции. Быть может, сия морская держава да Ги-шпания окажут подмогу в Европе. Об том толкует Ко-нон Зотов из Парижа».
Тревожило сердце царя и неведение в отношении замыслов сына Алексея. Прошлой осенью после родов скончалась его супруга, бывшая принцесса Шарлотта. Сын замкнулся, стал еще более избегать отца. Петр предлагал ему поехать в Копенгаген, принять участие в морской экспедиции. Прошел месяц, а от него ни слуху ни духу…
Под перестук колес царь вспомнил вдруг прошлогоднюю выходку Захара Мишукова…
Возвратившись осенью в Кроншлот, Петр устроил пир не пир, а вечеринку по случаю завершения кампании. На флагмане собрались командиры и те, кто был поближе к царю. Среди них рядом с Петром оказался вездесущий Захарий Мишуков. Вел он себя, захмелев, довольно свободно и в разгар веселья вдруг пустил слезу.
— Чего, дурень, слезы льешь? У нас веселье! — спросил Петр.
— Да как не лить, государь, нынче ты великое дело здесь свершаешь, флот балтийский на ноги поставил, меня, болвана, в люди вывел, моряком сотворил. — Мишуков с тоской посмотрел на Петра, отхлебнул из бокала. — Размышляю, государь, о твоем здоровье, не бережешь себя!
— Береженого Бог бережет, — ухмыльнулся Петр. — Отечества для здоровья не мочно жалеть.
— Так твое благополучие, государь, и для нас, подданных твоих, благо. А вдруг что случится? На кого ты нас покинешь?
За столом давно все смолкли, разговор заходил в опасный фарватер, здесь уже торчали угрожающие подводные камни.
— Как на кого? — с виду беззаботно ответил Петр. — У меня есть наследник, царевич.
— Ох, да ить он глуп, все расстроит, — не унимался посоловевший Захарий.
