Потом в Севастополе появился маркиз Траверсе. Его бездеятельность развалила флот. При нем махровым букетом распускались воровство и лихоимство. Корни их частично тянулись из греческого поселения в Балаклаве.
С приходом на флот Грейга дело несколько поправилось. Его карьера была необычна. Получив мичмана с пеленок, он в десять лет стал лейтенантом, в тринадцать — капитан-лейтенантом. Десять лет провел в английском флоте… На Черном море немало сделал для поправления кораблестроения, почти каждую кампанию выходил в море. Отличился в последней войне с турками при взятии Анапы и Варны. Под Анапой Грейг, не поделив лавры победителя, поссорился с Меншиковым, и надолго. Третий год начальник Главного морского штаба старался при любом случае уколоть Грейга, не дать ход его просьбам у императора. Постепенно Грейга перестали интересовать нужды флота. К тому же, как и раньше, распустились букеты казнокрадства…
Грейг довольно прохладно встретил Лазарева. Слышал об энергичном и настойчивом офицере, который был не робкого десятка, на виду у императора. Такие люди в устоявшейся тихой заводи ханжества и мздоимства ни к чему.
— Через десять дней я собираюсь в поход к берегам Кавказа, — сказал он новому начальнику штаба. — Надобно осмотреть наши укрепления на берегу. Приглашаю вас с собой для первого ознакомления флота…
Неожиданное предложение командующего обрадовало Лазарева. Где, как не в море, для него наступала отрада, тем паче театр совершенно незнакомый, но заманчивый и, видимо, служить здесь придется долго.
Десятипушечная яхта командующего флотом оказалась «Резвой» только по названию. Выходя в лиман, Лазарев молча посматривал на паруса, заглядывал с бака на форштевень, провожал взглядом кильватерную струю на корме. Давно не встречал он на Балтике таких неуклюжих, тихоходных судов. На большой волне яхта плохо управлялась, то и дело разворачивалась к волне лагом, паруса часто вдруг заполоскивало, яхта непроизвольно приводилась к ветру.
Во время перехода погода стояла хорошая — небо без облачка, воздух прозрачен. При подходе к Кавказскому побережью панорама далеких снежных вершин Главного хребта пленила Лазарева. Миль за пятьдесят — шестьдесят до берега, в лучах восходящего солнца, сначала контрастно обозначились остроконечные пики самых высоких гор. Затем, поднимаясь все выше, солнце осветило одну за другой грани пирамидальных вершин, их гигантские отроги, переходящие в многочисленные перевалы и ущелья. Чарующие взор картины живописных берегов постоянно менялись и отходили в стороны, на красочные вершины накатывались громады белоснежных облаков, а низменный берег на рейде Поти наводил уже тоску. Заболоченное побережье усеяли тысячи лягушек. В ночное время их дружное кваканье заглушало все звуки окрест.
Севернее Поти, в Редут-кале Грейга ожидал управляющий Имеретией[85] генерал-майор Петр Вакульский. Всего четверть века назад Мингрелия отошла под скипетр Российской державы в составе Грузии. Севернее простирались беспокойные берега Абхазии. Населяющие их черкесские племена имели вековые религиозные устои ислама. Сплоченные в кланы, связанные кровными узами, они не желали другого, чуждого им по духу и вере образа жизни. Благо в этом их подпирала рука могучего соседа — турецкого султана.
Днем и особенно ночью сновали вдоль побережья турецкие каюки и фелюги, юркие галеры контрабандистов. В последнее время появились более солидные купеческие суда. Год назад царское правительство разрешило свободную торговлю мирными товарами на всем побережье Кавказа. И тут началось. Потянулись шхуны, бриги из Босфора к черкесам. Везли в основном самый ходовой товар — порох, ружья, даже пушки и ядра к ним. Вслед за турецкими потянулись купцы под английскими флагами. Контроль за торговлей и охрана побережья от контрабандистов возлагалась на Черноморский флот.
Чиновные люди, вроде вице-канцлера Нессельроде, с легкостью писали циркуляры, не думая о последствиях. Торговлю разрешили, а порядок для нее не определили и даже не сообщили в свое время об этом иностранным послам в Константинополе. А те, исполняя волю своих правителей в Стамбуле, Лондоне, Париже, всячески поощряли купцов на контрабандную торговлю на Кавказе.
Запросто пересылал Нессельроде письма Меншикову из одного крыла Главного штаба на Дворцовой площади в другое: «О применении строгих мер к иностранным судам, нарушающим правила торговли с горцами».
Не составляло труда и князю Меншикову адресовать Грейгу предписание «О мерах пресечения контрабанды у берегов Кавказа». А вскоре тот же Меншиков подобострастно доложил императору «О принятых мерах…».
Бумаги, бумаги, бумаги… и курьеры. Как далеки были правителя России от знания дел на местах. Тот же Меншиков предписывал Грейгу: «…чтобы военные наши суда, крейсирующие у черноморских берегов, осматривали без изъятия все корабли, пристающие к берегам между Анапой и Редут-кале, и те из них, которые будут противиться осмотру или на коих найдутся военные снаряды, задержать и отводить в наши порты…»
Год назад для патрулирования кавказских берегов флот сумел отрядить лишь семь судов. Обеспечить хоть каким-то надежным наблюдением пятьсот километров побережья от Анапы до Редут-кале с ними было невозможно. А повеления из столичных кабинетов шли один за другим. И в Николаев и в Тифлис. И естественно, «принимались к исполнению». Выполняя высочайшее повеление, а не по своему разумению отправился главный командир флота к берегам Кавказа.
На рейде Редут-кале подписали первое соглашение об организации крейсерства судов у побережья Кавказа Грейг и Вакульский.
«На основании е. и. в. воли Главный командир Черноморского флота и портов обще с прибывшим по повелению г. генерал-адъютанта бар. Розена управляющим Имеретией генерал-майором Вакульским имели рассуждение о мере тех отношений, в которых отряжаемые Черноморским флотом к берегам абхазским крейсера и транспортные суда могли бы с ожидаемою пользою содействовать сухопутному начальству, и, приняв в соображение местные обстоятельства, заключили:
1. Для крейсерства у абхазских берегов иметь два отряда военных судов, из коих один занимал бы дистанцию от Анапы до Гагр, а другой от Гагр до Редут-кале.
2. Каждый из отрядов сих должен состоять в зависимости от одного ближайшего старшего местного в том краю сухопутного начальника и исполнять по возможности все те предписания его, какие имеют быть посылаемы крейсерам через отрядного их командира и которые не влекут за собой нарушение инструкции, им по высочайшему повелению о крейсерстве данной…
3. Что касается до заведения у берегов Абхазии плоскодонной флотилии для крейсерства и преследования малых досок до берега, то, как сии последние являются всегда почти у тех мест, поблизости коих нельзя иметь нашим плоскодонным лодкам никакого пристанища, и как лодки сии, по мнению морского начальства, не в состоянии держаться в открытом море, а при сильных с оного ветрах могут быть брошены на берег и вместе с экипажем соделаться жертвою хищного народа, то посему и признаются для изъясненного употребления неудобными».
Из Редут-кале «Резвая» двинулась к северу вдоль побережья. Побывала в Сухум-кале, Бомборах, Пицунде, Гаграх, Геленджике и Суджук-кале близ Цемаса. Все эти места наши войска заняли год-другой тому назад. В Бомборах расположилась штаб-квартира сорок четвертого егерского полка, в остальных укреплениях обосновались отдельные роты полка и Абхазской экспедиции.
Удручающее впечатление произвело на Лазарева состояние небольших гарнизонов, особенно в Поти и Гаграх. Повсюду солдаты и офицеры жили в землянках, питались чем Бог послал. «Гниют люди, кругом одни болота», — переживал Лазарев…
Во время похода он на палубе вымерил шагами с Грейгом не одну милю. Тот расспрашивал больше о столичных новостях, Лазарев осторожно выпытывал о состоянии дел на флоте. Уходил как-то ловко Грейг от этих, видимо, неприятных ему тем в разговорах. Постепенно удалось все-таки вытянуть из него поразительное признание — «третью кампанию флот не ходит в море!». И главное, никаких доводов вразумительных и причин Грейг в свое оправдание не приводил. Не скрывая, винил во всем Меншикова. И наконец его прорвало:
— Более князю никаких представлений делать не намерен, он все государю докладывает во вред мне. Теперь, ежели он хочет послать в море корабль ли, фрегат ли, пускай предпишет. — Он сжал губы и жестко, безразличным голосом закончил: — А иначе пускай корабли в бухте стоят и гниют.
«А ведь ему в самом деле все наскучило, видимо, коли он так равнодушен ко всему», — невольно подумал Лазарев.
Знойным августовским днем 1832 года, укрывшись в тени каштана на лавке у палисадника, денщик командира бригады кораблей контр-адмирала Авинова Кондрат Тимофеев задушевно беседовал с дружком Егором Киселевым, таким же денщиком, только начальника штаба флота.
