Лина ТриЭС - Третья истина

— Помнишь, Сашенька, Летний сад?

— Летний сад в Петрограде? — тут же отозвалась она, замерев, чтобы не спугнуть его новое настроение: «Сашенька»… — Я же маленькая была.

— Маленькая. Да. Года два, я думаю. В чем-то лимонно-желтом. Очевидно, твое пристрастие к золотистым тонам — с тех пор.

— Это вы вспомнили, как было? Как я была маленькой? Я с вами гуляла в Летнем саду?

— Не со мной. Тогда у тебя была другая няня. Вспомнилось вдруг… Я вас встретил… При тебе был женский эскорт, состоящий из Кати и нее… Елены Александровны. Несмышленыш размером с кеглю. Пришло в голову… тебе, тебе, не улыбайся так насмешливо, похлопать высокую статую по щекам и ты упорно добивалась своего, несмотря на запреты. Писк — вот что было твоим аргументом. Дамы были тверды как скала, а я — слабый человек, я внял, поднял тебя.

— Почему? Я вам сразу понравилась? Да?

— У меня было хорошее настроение. Мне кажется, ты после этого посмотрела на меня благосклонно. Обрати внимание, вот когда я начал потакать твоим капризам, баловать тебя!

— Это вы тогда баловали. А теперь, чуть что — за вихры меня!

Виконт засмеялся, смахнул ладонью колечки волос с ее лба. А потом надел ей шапку и принялся аккуратно заправлять под нее волосы:

— Подальше от искушения!

Саша зажмурилась под его рукой. Какой бы ни был холод, руки у Виконта всегда теплые. Не то, что у нее, лягушки… От его слов, растроганного взгляда, ласковых прикосновений, к глазам неожиданно подступили слезы. Она резко вскочила, чтоб он этого не заметил. Схватила кружку:

— Хотите пить, Виконт?

— Хочу. А ты? — он повернулся за флягой.

— Тогда я пойду выпью и вам принесу.

— Сашенька, есть же у нас! Куда ты?

Саша проморгалась и стремительно вернулась, споткнувшись на ходу, как назло, о того самого сварливого дядьку. Тот отреагировал сразу:

— Слушай, уймешься ты или нет? Не удивляюсь, впрочем! Разбаловали: сижу ни ушам не верю, ни глазам. «Сашенька-Яшенька», по головке гладит, это мальчишку-то, да еще такого шалопая!

— Да, безобразник он у меня! — Поль ласково потянул Сашу сесть. Но тут же спохватился и посуровел:

— Сашка! А ну немедленно дать мне воды! И быстро угомониться! Перед людьми стыдно!

Саша, раздосадованная тем, что сентиментальное настроение Виконта спугнули, и осталось неизвестным, до какого проявления симпатии он может дойти, фыркнула в кружку. Нет уж, исправляться она не собирается. Мальчишка должен быть отчаянным. Сейчас она еще подбавит, тем более что, видимо, именно контраст порождает в Виконте нежные воспоминания. Саша плеснула в кружку из фляги воды, подтолкнула ее к нему, шмыгнула носом и объявила гортанным голосом:

— Пойду-ка, еще пробегусь. Может, чего интересное найду… И паровоз не досмотрел.

Но Виконт как-то пропустил ее слова мимо ушей и сказал озабоченно:

— Да, вот что… мальчик мой, во избежание недоразумений. Там, в вагоне держись ближе ко мне и общайся, в основном, со мной.

— Почему? Не похоже?

— Слишком похоже. Они могут отбросить всякие церемонии.

— Виконт, а вы отбросили?

— Тебе показалось? Прости.

— Нет, наоборот, по-моему, у нас все хорошо. Мне нравится все, что вы делаете!

— Все? Ответственно для меня, что ж говорить. Вообще с женщиной, хотя бы с Антониной, тебе было бы во многих отношениях проще, легче.

— Это совсем, совсем разная простота, Виконт, с ней и с вами.

Виконт ответил усмешкой и внимательным взглядом.

Саша ожидала, что они поедут в таком же переполненном вагоне, как и от Ростова. Но в сравнении с тем, что им выпало, ростовский вагон был верхом комфортабельности. Первое, пришедшее ей в голову при взгляде на уготованное им вместилище, было «ящик на колесах»! Если бы не многочисленные кривые щели, внутри была бы абсолютная темень, но если бы не они же, может быть, было бы, хоть чуточку теплее… Недаром старший из спутников, человек с короткой щеточкой усов и довольно вкрадчивыми манерами, предпочитает отсиживаться впереди, в пассажирском вагоне. Но Виконт и сам туда не пошел, несмотря на приглашение, и Сашу не отпустил, хотя вкрадчивый начальник ее приглашал даже настойчивее, чем Виконта. На станциях старший появлялся из своего убежища и, держа руки в карманах, сосредоточенно прогуливался возле их «ящика». Леха, — именно этим, странным для Саши, именем представился второй спутник, — объяснил, причем удивительно корявым и витиеватым языком, что так он охраняет вагон снаружи. Они же должны быть готовы (интересно, к чему?) внутри. Но, так или иначе, в болтающемся в конце состава, забитом доверху какими-то ящиками вагоне их было трое: Виконт, Леха и она. Виконт серьезно и даже сурово объяснил человеку с усиками, что применяемый им метод «круговой» охраны может быть осуществлен только при наличии и постоянном присутствии юного зоркого помощника. Щетиноусый против незапланированного усиления охранного состава не возражал: «Как хотите, там разберутся». Непонятно, услышал или не услышал Виконт в этом оттенок угрозы, но что бы там ни было, они поехали, становясь ближе и ближе к Петрограду, хотя из-за разрушенных путей и прихотливого наличия или отсутствия поездов двигаться приходилось не прямо, а, по широкой дуге, выгнутой к западу.

— Во! Мой пай-распайчик! Из наших запасиков — вашей милости. А то ж околеем напрочь без нутряного подогреву! — Леха поставил на расстеленную бумагу огромную бутыль.

— Откуда это, Алексей, в таком количестве?

— Это — количество? Это пшик и ничегошеньки! Я те количество продемонтрироваю немедля, безо каких ни на есть отложек! А че ж! Не одни же картинки туфтоватые возить взад-вперед? — он встал и с потрясающей легкостью принес ящик, в котором оказалось еще бутылок двадцать.

— Гляди — энтот продтовар будет получе золотишка. Не дробязник какой! Эрзац-валюта отдыхнуть могет! Только ты энтому охламону зубатому не выдавай. Эт я те под секретом!

Саша задумчиво смотрела из своего угла: что это за странные люди попались им? А Виконт ничему не удивлялся, а наоборот откликнулся вполне приязненно:

— Что ж, пожалуй, кстати!

— Пусть и малец подзаправится, не жаль ничуточки! Сашок, глотани, погрейся!

— Спирт? Ему? М-м-м. Да нет. Рановато.

— А че? Я с десяти употребляю…

— Вы у нас вообще молодец, Алеша!

Виконт встал, снял полушубок и накинул его на Сашины плечи.

— Вам же будет холодно! Вы же замерзнете!

— Ну, нет! Пользоваться двумя средствами обогрева одновременно — это для меня чересчур.

— Поехали с гудочком! — Леха разлил жидкость по жестяным кружкам. — От здорово, что у тебя, друг ситный, пропитание нашлось-отыскалося! Накормил, не заначил! Мы теперя с тобой вроде как дружбаны! А этот, акул живоглотный, рази подумает.? Так и катили бы, животы подтянувши, до самого Харькова! Он че? Сидит себе и трескает, небось, бакалею с гастрономией, а мы тут че? Картинки жевать-пережевывать, иль другие брунчалки-погремушки на зуб кидать? — Леха поморгал толстыми веками с весьма своеобразными ресницами: длинными, редкими и рыжими.

Саша смотрела, как Виконт пьет, задерживая дыхание, как прижимает ко рту тыльную сторону кулака после каждого большого глотка. При этом продумывала ситуацию.

Интересно, что бы сказал рябой Петраков, если бы увидел этот вагон, груз? Не отправил ли бы их всех сразу в ту самую «каталажку»? Пожалуй, эти двое и третий, белесый, оставшийся на станции, не по приказу властей везут свой непонятный груз. Картинки? Как он там сказал? И зачем под охраной?

Леха, прикладывавшийся к кружке гораздо чаще Виконта, постепенно пьянел, ругал почем зря того, в вагоне, уверял «собутыльника», что «шкуродер шахер-махер через их трупешники в силах произвесть…» В его речь прорывались совсем уж странные словеса, видимо ругательства, но Саша отметила про себя, что мужская половина ее семьи, не гнушавшаяся крепких выражений, располагала каким-то иным набором… В очищенном виде Лехина речь выглядела примерно так:

— Мальчонку в заклад хотел, — ишь, хитрован! Я ему… а он грит… подозрительный детина… это про тебя значит, а ты как раз-то и неподозрительный, мил друг-дружбанок, а он… во гад… грит, там разберутся… и шлепнут, коли понадобится… с дорожки-то им куда, дескать… Да и впрямь… куда ж тебе отседова, с чух-чухающего товарняка? Гад-то на остановках… кружит кругаля… вонючка кровопивная, пьява ненасытная… С дорожки… х-р-р… порожки… х-р-р…

По мере его опьянения Саша все больше натягивала на нос и глаза бекешу, страстно желая, чтобы ее владелец подошел к ней. Виконт осторожно убрал громадную Лехину голову со своего плеча, где тот уютно примостился, храпя и причмокивая во сне. Нахмурившись, несколько минут молчал, поглядывая на грубо сколоченную дверь вагона, потом вскочил на ноги: