— Ну и как? Преуспел в разработке столь хитроумного, если не сказать магического, плана?
— Да. Для того чтобы финансировать строительство, я предлагаю отдать земли графа Ширинга епархии.
Филип затаил дыхание.
Король задумался.
Уолеран хотел было что-то сказать, но Генри жестом остановил его.
— Идея не глупая, — произнес король. — Мне она по душе.
Сердце Филипа забилось.
— К сожалению, — сказал Стефан, — я только что фактически пообещал это графство Перси Хамлею.
Филип буквально застонал. Он-то уже думал, что король собирается сказать «да». Разочарование, словно удар кинжалом, причиняло ему невыносимую боль.
Генри и Уолеран были ошеломлены. Этого не ожидал никто.
Первым опомнился Генри.
— Фактически? — переспросил он.
Король пожал плечами:
— Я, конечно, мог бы увильнуть от выполнения своего обещания, хотя все это будет выглядеть весьма неудобно. Но, в конце-то концов, ведь именно Перси заставил изменника Бартоломео предстать перед правосудием.
— Не без помощи, милорд, — выпалил Уолеран.
— Я знаю, что ты сыграл в этом определенную роль…
— Именно я сообщил Перси Хамлею о готовившемся против тебя заговоре.
— Да-да. Между прочим, а откуда ты узнал об этом?
У Филипа подкосились ноги. Разговор переходил в опасное русло. Никто не должен был знать, что эти сведения были получены от его брата Франциска, ибо он до сих пор служил у Роберта Глостера, который был прощен за свое участие в заговоре.
— Я узнал об этом из предсмертной исповеди, — ответил Уолеран.
Филип облегченно вздохнул. Уолеран повторил его же — Филипа — ложь, только сказал, что «исповедовал» он сам, а не Филип, который теперь был рад скрыть свое участие во всем этом.
— И все же Перси, а не ты, рискуя жизнью, напал на замок Бартоломео и захватил изменника, — настаивал Стефан.
— Ты мог бы как-нибудь еще наградить Перси, — вставил Генри.
— Но Перси хочет именно Ширинг. Он знает это место и будет с пользой для дела управлять им. Я мог бы дать ему Кембриджшир, но признают ли его тамошние жители?
— Сначала нужно отблагодарить Бога, а уж потом людей. Ведь Бог же сделал тебя королем.
— Но Бартоломео схватил все-таки Перси.
Такая непочтительность к Господу возмутила Генри:
— Все мы во власти Божией…
— Только не дави на меня! — воскликнул Стефан, поднимая руку.
— Слушаюсь, — смиренно сказал Генри.
Это была явная демонстрация королевской власти. Какое-то время они спорили почти как равные, но Стефану было достаточно одного слова, чтобы прекратить препирательства и продемонстрировать свою власть.
Горечь разочарования обожгла Филипа. Вначале он посчитал всю эту затею совершенно несбыточной, но постепенно в нем начала просыпаться надежда, и он даже представил, как будет использовать дарованное ему богатство. Теперь ему вновь пришлось опуститься на землю.
— Мой король, — заговорил Уолеран, — благодарю тебя за готовность вернуться к рассмотрению вопроса относительно будущего графства Ширинг. В тревогах и молитвах я буду покорно ждать твоего решения.
«Умный ход», — одобрил мысленно Филип. Слова Уолерана звучали так, словно он изящно соглашался. На самом же деле хитрый епископ, подытоживая разговор, оставлял вопрос открытым. Король вовсе не собирался возвращаться к этому вопросу, и, как ни крути, его ответ был определенно отрицательным. Но в то же время, настаивая, чтобы Стефан все же еще раз подумал над окончательным решением, Уолеран ни в коей мере не задевал его самолюбия. Филип даже отметил про себя, что такой прием надо запомнить: если тебе собираются в чем-то отказать, лучше всего окончание разговора отложить на потом.
Стефан помедлил, словно заподозрив, что им пытаются манипулировать, но затем вроде бы отбросил всякие сомнения и, прощаясь, произнес:
— Благодарю всех, что навестили меня.
Филип и Уолеран, откланявшись, направились к выходу, однако Генри остался на месте.
— Когда мы услышим о твоем решении? — спросил он.
Стефан выглядел несколько озадаченным.
— Послезавтра, — сказал он.
Генри поклонился, и все трое вышли.
* * *
Неопределенность почти так же неприятна, как и отказ. Свое вынужденное ожидание Филип находил невыносимым. Тот вечер он провел среди изумительных книг Винчестерского монастыря, но и они не смогли отвлечь его от тревожных мыслей. Какое решение примет король? Отречется ли он от обещания, данного Перси Хамлею? Насколько важен этот Перси? Он был обыкновенным мелкопоместным дворянчиком, который из кожи вон лез, чтобы получить графство, — Стефан мог абсолютно не бояться обидеть его. Но как велико желание короля помочь Кингсбриджу? Известно, что монархи становятся набожными с возрастом. Стефан же был молод.
Раскрыв перед собой сочинение Боэция «Утешение философское», Филип и так и сяк вертел в голове различные варианты, когда на цыпочках, робея, к нему подошел послушник.
— Там кто-то спрашивает тебя, отче, — прошептал юноша.
Поскольку пришедшего заставили дожидаться на улице, значит, он не монах.
— Кто? — спросил Филип.
— Женщина.
Первой мыслью приора, ужасно напугавшей его, было то, что это пришла та самая потаскуха, которая приставала к нему возле монетного двора, но что-то в выражении лица послушника говорило ему об обратном. Сегодня ему случилось обменяться взглядами еще с одной женщиной.
— Как она вы глядит?
Юноша скорчил отвратительную рожу.
Филип кивнул. Риган Хамлей. Какая нелегкая принесла ее?
— Сейчас приду.
Теряясь в догадках, он медленно прошел вдоль галереи и вышел во двор. Когда имеешь дело с этой женщиной, надо держать ухо востро.
Жена Перси Хамлея, завернувшись в тяжелый плащ и спрятав под капюшоном лицо, стояла возле монастырской приемной. Она метнула на Филипа такой злобный взгляд, что он чуть было не решил тут же развернуться и уйти, но не подобало мужчине бежать от женщины.
— Что тебе от меня надо? — сурово спросил он.
— Ты глупый монах! — набросилась она. — Ну как ты можешь быть таким бестолковым?
Филип почувствовал, как краснеет его лицо.
— Я приор Кингсбриджа, и тебе следует называть меня «отче», — проговорил он, но его слова, к сожалению, прозвучали скорее раздражительно, чем властно.
— Хорошо… отче. Как можешь ты позволять двум этим алчным епископам использовать тебя?
Филип глубоко вздохнул.
— Говори яснее, — зло сказал он.
— Трудно подобрать понятные слова для такого безмозглого человека, как ты. Но я попробую. Сгоревшую церковь Уолеран использует в качестве предлога для того, чтобы заграбастать себе земли графства Ширинг. Это тебе понятно? Теперь дошло?
Ее презрительный тон все еще раздражал Филипа, но он не мог устоять перед желанием хоть как-то защитить себя.
— Никто и не делает из этого тайны. Доходы, получаемые с этих земель, пойдут на строительство собора.
— С чего ты взял?
— Да в этом-то и весь смысл! — негодующе воскликнул Филип, но в глубине души он уже почувствовал, как зашевелился в нем червь сомнения.
Звучавшая в голосе Риган пренебрежительность сменилась лукавыми нотками.
— А новые земли, — сказала она, — будут принадлежать монастырю или епархии?
Смотревший на нее Филип отвернулся: слишком уж отталкивающим было ее лицо. Он-то рассчитывал, что земли графства отойдут монастырю, в его подчинение, а вовсе не епархии, где их хозяином станет Уолеран. Но сейчас он припомнил, что во время разговора с королем епископ Генри почему-то просил, чтобы эти земли были отданы именно епархии. Филип решил, что он просто оговорился, однако ни тогда, ни позже эта оговорка так и не была исправлена.
Приор подозрительно сверлил Риган глазами. Она никак не могла заранее знать, что Генри собирался говорить королю. Так что ее утверждение, вполне возможно, было правдой. С другой стороны, не исключено, что она просто строила свои козни. Ведь от ссоры между Филипом и Уолераном выигрывали бы именно Хамлей.
— Уолеран — епископ, — проговорил Филип, — он должен иметь собор.
— Он много чего должен иметь, — возразила леди Хамлей. Она несколько смягчилась и начала рассуждать, однако Филип все же не мог подолгу смотреть на ее лицо. — Для некоторых епископов действительно нет ничего важнее, чем иметь хороший собор. Но Уолеран не таков. Как бы там ни было, пока доходами графства распоряжается Уолеран, он будет давать тебе и твоим строителям столько, сколько найдет нужным.
Филип понимал, что она права, по крайней мере в этом. Если Уолеран получит ренту, он наверняка часть ее прикарманит для своих нужд. И только ему одному решать, какова будет эта часть. И уже ничто не сможет отвратить его от разбазаривания денег на цели, не имеющие ничего общего с собором. Филип же никогда не будет знать, сможет ли он в следующем месяце заплатить своим строителям.
