Так или иначе, душа Ибаньеса исполнялась неким восторженным чувством, когда он слышал, как имена великих фельдмаршалов, великих генералов совершенно естественным образом передаются из уст в уста, и мысли о том, что они вместе со своими дивизиями, возможно, где-то совсем рядом, вызывали у него удивление и восхищение, которые он не скрывал от Лусинды, но тщательно прятал в присутствии Шосефы или дочерей. Между тем он продолжал созерцать море со своего наблюдательного пункта на крыше. Так почти безмятежно протекала жизнь в Рибадео в последние месяцы 1808 года.
Второго января князь Нейшатель сообщил Сульту о новом составе второго корпуса французской армии. Пехота будет представлена пятью дивизиями под командованием генералов Мерля, Мерме, Бонне, Делаборда и Одле. Кавалерия будет состоять из трех дивизий: легкой конницей будет командовать Франчески, тот самый, который заставит своих солдат кормить лошадей в главном алтаре церкви Виланова в Альярисе, смешивая овес со священными облатками, дабы содрогнулся прах погребенных там предков отца Фейхоо; двумя другими драгунскими дивизиями будут командовать Лауссэ и Лорж. Со своей стороны, князь Нейшатель приказал маршалу Нею оставить дивизион легкой конницы генерала Кольбера в Вилафранке-дель-Бьерсо, а самому ждать в Асторге, дабы в случае необходимости оказать поддержку Сульту. Наполеон дошел до Асторги накануне, в первый день нового года, но решил не следовать далее. Вместо него это должны были сделать Ней[143] с шестнадцатью тысячами человек и Сульт, герцог Далматский, еще с двадцатью пятью тысячами.
Доклады Фрейре оказались весьма эффективными. Англичане, выйдя из Асторги, направились в сторону Бембибре и Вилафранки-дель-Бьерсо. Они двигались беспорядочно, и солдаты творили множество бесчинств. Они так увлеклись, что перед Какабелосом их арьергард был атакован наполеоновскими войсками; произошла перестрелка, в которой погиб генерал Кольбер: его погубило нетерпение, ибо, вместо того чтобы двинуться вперед с кавалерией, Кольбер отправился со стрелками пехоты и, когда он находился возле Прувоса, в голову ему попала пуля, убив наповал.
Генерал Кольбер ехал на коне и так и остался сидеть на нем; его лицо выражало удивление. Он был хорош собой и храбр и приобрел широкую известность именно благодаря этим двум качествам. Генерала поддержали с двух сторон майор Брюн де Вильре и капитан Шуазель, его адъютанты; они скакали рядом с ним, не давая мертвому телу упасть на землю. Это был красивый эпизод. Другой его полевой адъютант, Латур-Мобур, был серьезно ранен, и, пожалуй, это все, чего сумели добиться англичане. Уже немало. Но лучше бы им двигаться побыстрее, убегая от французских войск. Сульт гнался за ними по пятам, так что они не отважились остановиться в Вилафранке и ночью продолжали продвигаться вперед в надежде как можно раньше оказаться в Луго. Они так ненавидели герцога Далматского, что называли его The Duke of Damation [144].
Созерцаемая с высоты башенки на крыше среди тишины, казавшейся Антонио Ибаньесу океанской, каковой она, собственно, и была, нарушаемой лишь гудением ветра и шумом близкого моря, бившегося о скалы, окружавшие Старую пещеру, расположенную чуть ниже здания таможни, возле дома Гимаран, как раз под скитом Святой Девы, война казалась далекой. Но это было не так. Англичане сражались против французов, французы против англичан на чужой земле, а в это время войска Ла Романы совершенно запутались в странных маневрах и непонятных перемещениях, осуществляемых в далеких широтах. Генерал оправдывал свои действия, представляя их как плод осмотрительного и консервативного ума, но эти рассуждения совершенно не удовлетворяли Ибаньеса, ибо он не без основания предполагал, что если путь, по которому должны следовать англичане и французы, первые в качестве преследуемых, последние в качестве преследователей, ведет в Корунью и если в конечном итоге она падет, то все рухнет, не оставив никаких надежд.
Похоже было, что именно так все и случится. Ведь разве не для того отступали англичане к Корунье, чтобы сесть на корабли в надежде вернуться на свои острова? Если Ла Романа по-прежнему будет болтаться где-то в Португалии, а французы займут Корунью, Верховная шунта королевства Галисия прекратит свои полномочия. Кому же тогда он будет поставлять боеприпасы, производимые в Саргаделосе? Перед лицом такого исхода событий, который предвещал мародерство Ла Романы на земле Португалии, Антонио Ибаньес принял решение, что вновь сам все разрушит, только бы не отдавать французам. Он уже поступил так с заводом в Орбайсете, и то же будет и в Саргаделосе. И он-то сумеет потом восстановить завод, ибо если он уже сделал это единожды, нигде не записано, что он не сможет сделать это и еще двести раз.
Пятого января французский авангард подошел к реке Нейре, в четырех милях от Луго. Маркиз Ла Романа оставался в Португалии, покинув Мура, в то время как Франчески преследовал его, чтобы отбить две тысячи девятьсот пленников, если ему мало было прежнего бесчестия. Французские войска передвигались со скоростью сто двадцать шагов в минуту, остальные европейцы не дотягивали и до шестидесяти, о скорости передвижения испанцев и вовсе ничего не известно. Вот так, со скоростью ста двадцати шагов в минуту, и вступила французская пехота в Луго, оглушая улицы грохотом солдатских сапог, а вслед за нею прибыла кавалерия Сульта, и случилось это, как и предполагал Наполеон, девятого января; Ней же между тем послал одну из колонн в Ногайс, дабы обеспечить связь, и получил приказ занять с одной из своих дивизий Оуренсе, выступив из Понферрады[145] и пройдя через Вальдеоррас, чтобы преградить путь Ла Романе, который, судя по всему, намеревался подойти к Виго из Португалии с армией, сократившейся почти на три тысячи солдат. Сделать это Нею предписывал маршал Сульт в письме, которое гласило:
От маршала Сульта маршалу Нею.
Луго, 9 января 1809 года.
Я получил письмо, отправленное вами седьмого числа настоящего месяца, и благодарю вас за то, что вы сообщили мне о приказах, отданных генералу Маршану. Размещение 6-го полка пехоты в Дулусе и Ногайсе было, несомненно, весьма полезным для сохранения позиций в стране и обеспечения связи; но не менее важно, чтобы одна из ваших дивизий с кавалерийским полком направилась из Понферрады в Оуренсе по долине Оррес, откуда она могла бы, в случае необходимости, двинуться к Виго, куда направляется генерал Ла Романа с незначительным числом оставшихся у него войск и четыре или пять тысяч англичан. Я не сомневаюсь, что колонна, двинувшись в этом направлении, сможет взять в плен несколько тысяч испанцев, рассеянных по горам или бредущих по дорогам, а также подобрать множество всего того, что по причине плохого состояния дорог им не удалось провезти.
Английская армия численностью двадцать тысяч человек покинула Луго и направляется к Корунье, оставив пятьсот пленных, восемнадцать пушек и множество ружей. Уничтожено также большое количество боеприпасов.
Когда я отброшу англичан к Корунье, я направлю отряд в Ферроль, а затем и в другие порты Галисии, а также во внутреннюю часть провинции Луго, которая должна постоянно быть оккупирована; вы же тем временем могли бы выслать отряд в Виго, где я соединюсь с вашими войсками.
После того как мы вышли из Вилафранки, мы взяли в плен более трех тысяч англичан, и еще многие остаются в горах. Мне сообщили, что конвой, который я послал для сопровождения пленных, плохо исполнял свой долг и что некоторые из конвойных обосновались вместе с пленными в поселках. Я был бы вам премного благодарен, если вы прикажете посланным вперед войскам подобрать их и заставить двинуться в путь по дороге или по горам, с тем чтобы пленные были доставлены в Бургос. Я также прошу вас распорядиться, чтобы все отставшие от моего воинского корпуса в обязательном порядке присоединились к нему, применяя наказание к тем, кто не желает так скоро двигаться.
Находясь в Луго, маршал Сульт потребовал немедленного прибытия Фрейре. Во весь опор поскакал курьер к представителю британской короны в Центральной хунте Мадрида с приказом прибыть под завесой строгой секретности в священный град, дабы встретиться с герцогом Далматским. Фрейре не колебался ни минуты, беспорядочное бегство английской и испанской армий позволило ему передвигаться ночью и достичь Луго раньше, чем его покинул маршал. Он прибыл предвечерней порой и вошел в город через ворота Сантьяго. В этот сумеречный час на город опускался странный свет. Луго всегда погружен в глубокое безмолвие, а в тот раз он весь был покрыт снегом до самого берега Миньо[146] и все мерцало в переливах теней и удивительного неровного света, что, впрочем, совершенно не тронуло двойного агента, который был столь озабочен иными, более прозаическими делами, что даже не обратил внимания на эту красоту.
