Когда я вернулась с работы, Алекс, к моей радости, был дома и готовил гуляш. Я старалась казаться спокойной, но была напряжена, как пружина.
Ночь. Проходит час за часом. Тихо. Алекс спит, я тоже притворяюсь спящей.
Только в три часа ночи раздался долгожданный звонок у двери. Я открыла. Вошли двое полицейских. Наконец-то!
Они велели ему одеться и следовать за ними.
Выйдя из спальни и проходя мимо меня, он сказал:
– Куки, почему ты сделала это?
Я ничего не ответила. Он прекрасно знает, почему.
Когда дверь за ними закрылась, я почувствовала огромное облегчение, но и острую боль. Боль за свою тяжелую и глупую ошибку. Своими руками я навлекла на себя все эти беды. Он возьмет на себя мои проблемы…
Это был ужасный год. Я жила под постоянным надзором, как в тюрьме. Теперь мне предстояла еще одна нелегкая задача – развестись, порвать последнюю нить, связывающую меня с ним.
Мне нужно было выяснить, где он находится. Без этого невозможно подать прошение о разводе: в досье должны быть указаны адреса обеих сторон. В справочном отделе полиции мне сказали, что он находится в доме предварительного заключения Абу-Кабир. После этого я побежала в раввинат и возбудила дело о разводе.
Раввинат – это инстанция, в которой много бюрократизма. Первое разбирательство нашего дела должно было состояться через несколько месяцев. Для меня такой долгий срок был неприемлем. Ведь Алекса будут судить (если вообще будут!) за мелкое мошенничество, не за тяжкое преступление. Кто знает, где он будет через несколько месяцев, может быть, его выпустят на свободу – и тогда ищи ветра в поле! Если полиция не сумела найти его на протяжении нескольких лет, когда он числился скрывающимся, как я смогу найти его и заставить дать мне развод?
Мне пришлось рассказать клеркам всю историю. Я сказала им, что только пока мой муж находится под арестом, есть шансы привести его в раввинат для разбирательства дела и дачи разводного письма. Иначе он исчезнет, у него нет постоянного места жительства, и его невозможно будет найти.
Сотрудники раввината выслушали мой рассказ с большим вниманием. Они дали мне письмо, адресованное совету раввинатского суда. В нем говорилось, что речь идет о чрезвычайном случае. Совет обычно не принимает посетителей, особенно женщин, но, может быть, благодаря письму члены совета согласятся меня выслушать. Если совет признает мой случай исключительным, то он даст указание свести длительность процедуры до минимума.
Я поднялась на второй этаж, закрытый для посетителей. Меня хотели остановить, но я размахивала письмом и буквально ворвалась в кабинет заседаний совета. Судьи высшего ранга, сидевшие там, были поражены моим неожиданным вторжением, но позволили мне говорить. Мой взволнованный рассказ произвел на них впечатление, и они тут же дали указание ускорить процедуру и даже отказаться от одной из ее ступеней – попытки помирить разводящихся супругов. Я от души поблагодарила их.
Слушание дела должно было состояться через две недели. Мне сказали, что следующим этапом будет вручение разводной грамоты.
Знакомые советовали мне взять хорошего адвоката, на случай, если Алекс прибегнет к шантажу и будет выдвигать требования. Я решила пойти на слушание без адвоката: зачем увеличивать причиненный материальный ущерб? Он велик и без гонорара адвоката. Я была уверена, что случай сам по себе достаточно ясен и что у судей не будет сомнений в моей правоте.
Клерки раввината послали повестку в Абу-Кабир, и Алекс был приведен в раввинат под конвоем. Я поступила правильно, решив обойтись без услуг адвоката. Разбирательство прошло гладко, Алекс проявил благородство (если это слово уместно в данном случае). Он не опровергал мои слова, ничего не требовал и признался, что обманывал меня. Судьи единогласно решили развести нас. Церемония вручения разводной грамоты должна была состояться через месяц.
В течение этого месяца Алекса судили и приговорили к девяти месяцам тюремного заключения. Для отбытия срока он был переведен из дома предварительного заключения в тюрьму. Ни клерки раввината, ни я этого не знали. Повестка была послана в Абу-Кабир, где его уже не было, и он не был доставлен на церемонию. Мне вновь пришлось идти в справочное бюро полиции и узнавать, где он находится. Была назначена новая дата, Алекс был приведен в раввинатский суд, и все кончилось благополучно. Какое облегчение!
Первое, что я сделала, вернувшись домой – собрала все вещи Алекса, сложила их в его чемодан, а чемодан выставила на балкон – чтобы в комнатах не оставалось ничего связанного с ним. Выбросить вещи я не могла: он сказал мне в раввинате, что придет взять их, как только его выпустят на свободу.
Теперь я могла на досуге размышлять о различных аспектах этой истории. Странная мысль пришла мне в голову: при всех различиях в обстоятельствах есть нечто общее между двумя моими мужьями. Как Яша, так и Алекс происходили из обычных буржуазных семей; оба подростками были оторваны от родителей. Оба вели тяжелую войну за выживание и вышли из нее травмированными душевно: один научился пить и брать деньги в долг без намерения вернуть, второй специализировался на мошенничестве мелкого пошиба. Оба остались без образования. При нормальных обстоятельствах они, возможно, стали бы прекрасными людьми. Настоящие потери, причиняемые войнами, всегда намного больше официальных данных: статистика не учитывает миллионы людей, сломленных душевно, сошедших с ума или превратившихся в отщепенцев.
Для себя я извлекла несколько уроков. Я поняла, что занимаю в структуре израильского общества довольно низкое место. Я мать-одиночка; полученное мной советское образование страдает многими недочетами; я застряла в «русском» секторе ввиду моей работы в русскоязычной газете. У меня нет возможности вращаться в кругах израильской интеллигенции, где я могла бы встретить достойного человека. Мне нужно примириться со своим положением незамужней женщины и не пытаться больше изменить его. Нет в нем ничего дурного, напротив, оно дает немало преимуществ, таких, как независимость и свобода действий. Подведу черту под этой злосчастной историей и вернусь к своей обычной жизни.
Год спустя после всей этой драмы Миха женился на своей подруге Хае, с которой встречался несколько лет. В июне 1979 года родилась моя внучка Элинор, прелестное существо, живое доказательство тому, что нельзя отчаиваться: даже в самые трудные времена в нашей жизни может появиться что-то замечательное.
События, о которых я собираюсь рассказать здесь, произошли после женитьбы сына. Однажды, в субботу, мне позвонил брат; в голосе его чувствовалось крайнее волнение. Он сказал прерывающимся голосом, что находится в больнице, что он умирает. Просил, чтобы я приехала как можно скорее.
До того Иосиф уже несколько раз попадал в различные больницы из-за проблем, связанных с сердцем. Я всегда навещала его, одна или с детьми. Он каждый раз был спокоен, говорил, что это пустяки и что через день или два его выпишут домой. На сей раз он был охвачен страхом, и я тоже испугалась. Хотя наши отношения были в последнее время прохладны, брат остается братом, и я любила его.
В больнице выяснилось, что у него воспаление желчного пузыря. Первое, что он сказал мне, когда я вошла в палату – чтобы позвонила его адвокату, д-ру Йосефу Вайнштейну, и попросила его немедленно приехать, так как он при смерти и хочет написать завещание. Правда, врач отделения сказал, что его жизни не грозит опасность и что приступ вскоре пройдет, но он стоял на своем.
Я позвонила по номеру, который он мне дал. Жена адвоката не хотела звать мужа к телефону, так как он в то утро вернулся из поездки в США и теперь отдыхает; кроме того, он не работает в субботу. Когда я передала брату этот ответ, он велел мне позвонить еще раз и сказать, что это вопрос жизни и смерти. Я выполнила его просьбу и получила ответ, что адвокат Вайнштейн приедет через несколько часов.
Все это время я не отходила от его кровати. Он советовался со мной, каким образом можно гарантировать, чтобы его дочь, проживающая в Новосибирске, унаследовала его деньги. Было известно, что советские власти прибирают к рукам наследства иностранных граждан и оставляют настоящим наследникам мизерную часть.
Время ползло медленно. Когда медсестра отделения объявила, что пришел адвокат, я побежала встречать его и привела в палату, где лежал Иосиф.
Прежде чем войти в палату, адвокат Вайнштейн остановился в коридоре и спросил меня:
– Разрешите узнать, геверет – кто вы?
– Я его сестра, – ответила я.
Адвокат Вайнштейн почему-то был удивлен моим ответом. Он сказал мне:
– Не уходите. Мне хотелось бы с вами поговорить.
Он вошел в палату, а я осталась в коридоре. Меня не интересовало, что будет написано в завещании брата. Это его деньги, он может делать с ними все, что хочет.
