Миссия Брессона прибыла в Боготу в апреле 1829 года. В это время Боливар находился за тысячу километров от столицы, на юге Великой Колумбии. Ему пришлось отправиться туда вслед за Сукре в связи с мятежами в южных провинциях и начавшейся войной с Перу. В отсутствие Освободителя президент Правительственного совета X. М. Кастильо и министры Э. Вергара (иностранных дел), Р. Урданета (военный) и X. Рестрепо (внутренних дел) после нескольких конфиденциальных встреч с Брессоном решили дать ход монархическому проекту. Они собрали секретное заседание совета нотаблей (представителей городской знати) и, получив его поддержку, перешли к действиям, не дождавшись ответа Боливара на свое послание к нему. Все они искренне верили, что монархический проект спасет Великую Колумбию от политической анархии.
С согласия Правительственного совета министр иностранных дел Вергара в сентябре 1829 года дал официальное указание колумбийским представителям в Лондоне и Париже добиваться поддержки Англией и Францией плана создания конституционной монархии на колумбийской земле.[494]
Боливар, получив информацию о действиях Правительственного совета, решительно и категорически отмежевался от монархического проекта. В письме к адъютанту О'Лири (13 сентября 1829 г.) и в обращениях к членам правительства (ноябрь 1829 г.) Освободитель заявил, что он не примет корону, даже если его об этом будут просить все жители Великой Колумбии.[495] Боливар дал указание прекратить всякие переговоры с иностранными державами по этому вопросу. Но огромное расстояние и отсутствие связи с Боготой сыграли злую шутку. Решение Освободителя стало известно в Боготе слишком поздно. Маховик разрушительной международной интриги уже набрал силу. В игру вступил Лондон. Министр иностранных дел Великобритании лорд Д. Г. Абердин поставил в известность колумбийского посланника об отрицательном отношении Англии к перспективе воцарения французских принцев в испанской Америке. Английское правительство решило ускорить распад Великой Колумбии, чтобы окончательно пустить на дно монархический проект. В апреле 1829 года в Ла-Гуайру прибыл вице-адмирал Флеминг, командующий английским военно-морским флотом в Карибах. В Каракасе состоялись переговоры между Флемингом и Паэсом. Иностранные консулы сообщали своим правительствам о поддержке Англией венесуэльских сепаратистов и обещании Флеминга предоставить Паэсу в случае конфликта с Боготой финансовую помощь в 200 тыс. долл. и поддержку английской эскадры из пяти кораблей, стоявшей на рейде Ла-Гуайры.[496] Вскоре Венесуэла объявила об окончательном разрыве с центральным правительством Великой Колумбии.
Боливар вернулся в Боготу в январе 1830 года. За год отсутствия Освободитель сильно изменился. Он как-то вдруг и сразу постарел. Не столько годы, сколько неурядицы последнего периода надломили его здоровье. Казавшаяся поначалу обычной простуда в Гуаякиле обернулась тяжелой болезнью. После долгой и трудной дороги он не смог председательствовать на заседаниях Учредительного конгресса, начавшего свою работу, и его заменил Сукре. Боливар задумал одним ударом покончить с порочившими его слухами о скорой коронации. Он сложил с себя временные диктаторские полномочия и подал в отставку со всех постов, предоставив Учредительному конгрессу возможность по своему усмотрению распорядиться властью. Решение Освободителя было окончательным. В последние месяцы жизни он отклонял неоднократные призывы вновь возглавить правительство. Предательское убийство Сукре острой болью отозвалось в его сердце. Силы Боливара угасали.
Оставшись без своего лидера, поредевшее радикальное крыло патриотов сдавало противникам одну позицию за другой, а отстраненный от политики народ, уставший от неурядиц, безмолвствовал. При рассмотрении в конгрессе вопроса о пенсии Освободителю враги Боливара добились одобрения постановления, предписывавшего ему покинуть пределы страны. Еще раньше венесуэльский конгресс объявил его вне закона. 17 декабря 1830 г. по пути в изгнание Боливар скончался. Его последние слова были обращены к народу: «Колумбийцы! В предсмертный час я думаю о благе родины. Если моя смерть будет способствовать прекращению раздоров и укреплению единства, я без ропота сойду в могилу».[497] После смерти Освободителя республика Великая Колумбия окончательно распалась на три самостоятельных государства — Венесуэлу, Новую Гранаду (с 1863 г. — Колумбия) и Эквадор.
Героями истории, истинными историческими личностями, вождями человечества есть и будут лишь те, кто осуществляет свободу, в свободе видит силу человека, народа и государства.
Василий Гроссман
Время — лучший судья историческим героям и их свершениям. Неподкупно строгой мерой оно воздает всем по заслугам и каждому отводит соответствующее место. Боливар умирал изгоем в забытом богом местечке Сан-Педро-Алехандрино в окружении лишь нескольких самых преданных друзей. Погребальным аккомпанементом звучали крики торжествующей черни. «Боливар, гений зла, факел анархии, угнетатель своей родины, перестал существовать»,[498] — возвестил губернатор венесуэльской провинции Маракаибо. Двенадцать лет прах Освободителя покоился на чужбине. Только в 1842 году родственники Боливара осмелились перевезти его останки на родину, исполнив тем самым его последнюю волю, высказанную в завещании, и захоронить их в кафедральном соборе Каракаса. И лишь спустя многие годы прах Боливара был перенесен в Национальный пантеон, где покоятся выдающиеся герои борьбы за независимость. Двухсотлетие со дня рождения великого венесуэльца широко отмечалось во всем мире.
В чем же заключается подлинное величие Симона Боливара, признанное сегодня человеческим сообществом? На наш взгляд, заслуживают внимания в первую очередь два момента. С одной стороны, объективные результаты его многоплановой деятельности полководца, главы государства, социального реформатора и дипломата помогли народам континента совершить прорыв на более высокий виток общественного развития в переломную эпоху перехода от старого феодального мира к новой, более прогрессивной буржуазной формации. С другой стороны, в боливарском наследии содержится «послание будущему». Иными словами, в своих идейных поисках и устремлениях Боливар сражался за благородный идеал, к которому продолжает стремиться человечество и сегодня, — свободу, социальную справедливость, равноправие всех рас и национальностей, дружественное сотрудничество государств и народов.
Время выявляет в «послании будущему» Освободителя революционную романтику, смелый интернациональный пафос, бескорыстное самопожертвование и провидческое предчувствие наступления эры верховенства общечеловеческих ценностей. Наверное, не будет столь уж большим преувеличением усмотреть в самобытных мировоззренческих представлениях Боливара о «равновесии во Вселенной» ростки нового планетарного политического мышления. И все это согрето страстной человеческой личностью, сотканной из противоречий, осознающей трагическую невозможность вырваться за рамки своего времени и не желающей мириться с низостями жизни.
Во главе народных масс и вместе с ними Боливар сокрушил огромную колониальную империю, существовавшую более трех столетий. Тот факт, что испанская Америка смогла породить исторического деятеля такого масштаба, послужил одним из слагаемых победы. Конечно, Боливар сам не творил чудеса, как сказочный герой. Он лишь смело использовал объективные процессы и обстоятельства, чутко улавливал импульсы, идущие от народа, и, как могучий резонатор, усиливал их, выражал их в лозунгах и идеях. Овладевая массами, они становились непобедимыми. В конечном счете от чужеземного гнета были освобождены территории с населением около 16 млн., в несколько раз превышавшие размеры 13 английских колоний в Северной Америке. Тем самым народы континента сделали важный шаг, чтобы стать творцами своей собственной судьбы и активными участниками всемирной истории. Эти события раздвинули рамки действия законов капитализма, ускорили темпы мирового исторического прогресса в XIX веке и вызвали существенные сдвиги в мировой политике. В международную жизнь включилась большая группа новых суверенных государств, и в первой четверти XIX века не было ни одной великой державы, не вовлеченной так или иначе во взаимоотношения с ними.
Завоевание национальной самостоятельности не ограничивалось для Боливара только разрывом уз рабской подчиненности метрополии. Судя по мыслям и делам Освободителя, для него это был многосторонний процесс, включавший неразрывную триаду: обретение нацией суверенитета, построение наиболее прогрессивных форм общественно-государственного устройства, достижение народами испанской Америки равноправия на международной арене. Таким образом, дипломатия национального освобождения не только была призвана служить инструментом завоевания политической независимости, но и являлась важнейшим компонентом нового, преобразованного общества в Южной Америке.
