И Софья Александровна относится к Варе как мать, желает ей добра. Рановато, конечно, выскочила замуж, будет ли она счастлива? Костя – парень щедрый, широкий, приносил из ресторана всякие лакомства, притащил как-то громадный торт, вручил его Софье Александровне, она не знала, что с ним делать – испортится, разрезала на куски, развезла сестрам; дарил ей всякие мелочи: набор дамских носовых платков, чулки, – подарил даже зонтик И хотя каждый раз Софья Александровна отказывалась, устоять перед его щедростью было невозможно.
И все же Софья Александровна, думая о нем, испытывала тревогу. Нигде не служит – как это можно в наше время? Варя рассказывала, будто он изобрел какую-то амальгаму для покрытия электрических лампочек, получил патент, платит налог, имеет дело с фининспектором. Все это звучало странно, как будто бы вернулись времена нэпа. Слова «нэпман», «нэпманское» были для Софьи Александровны синонимом нуворишества, показной роскоши, торгашества. И вот теперь из этого, навсегда ушедшего прошлого возник человек, нигде не служит, ведет по телефону непонятные разговоры, одевается вызывающе шикарно, именно так, как в те времена одевались молодые нэпманы. И Софья Александровна жалела, что Варя, девочка из трудовой семьи, окунулась в чуждую ей среду; Костя каждый вечер в ресторане, Варя если не каждый вечер, то в субботу и воскресенье обязательно. Сама Варя призналась ей, что Костя играет на бильярде, это, по существу, и есть его главный заработок, а электрические лампочки, амальгама лишь узаконивают его положение – якобы он живет на законные источники дохода. На самом же деле игрок, ресторанный бильярдист, потому и приходит домой под утро. Пришлось дать ему ключ от входной двери и предупредить Варю: когда все уснут, снимать дверную цепочку, чтобы Костя мог открыть дверь. Это было нарушением годами сложившегося в квартире правила: на ночь дверь обязательно брать на цепочку, но другого выхода нет – если цепочка останется накинутой, то Косте придется звонить.
Как-то Варя забыла снять цепочку, уснула. Костя явился в четыре часа утра, всех разбудил своим звонком. Михаил Юрьевич смолчал, а соседка Галя раскричалась: «Ходят по ночам всякие, спать не дают».
Галя зарилась на Сашину комнату: они с мужем и ребенком живут на четырнадцати метрах, а Софья Александровна лишнюю и ненужную ей комнату сдает, спекулирует жилплощадью. Галя обостряла их отношения, хотела скандалом зафиксировать нарушение закона, отвоевать комнату. Софью Александровну это беспокоило. Конечно, броня Павла Николаевича зарегистрирована в Моссовете, а то, что в комнате живет Варя, кому какое дело! Варя прописана в этом доме, и не может же она с молодым мужем спать в одной комнате с сестрой! Софья Александровна разрешает им находиться во временно свободной комнате, никого это не касается! Но Костя? Варя говорит, что у него прописка в Сокольниках, так ли это? А требовать паспорт у Вариного мужа неудобно. Если Галя вызовет милицию и у Кости не окажется московской прописки, что тогда? И хотя Софье Александровне не хотелось огорчать Варю, она решила с ней поговорить. Повод скоро представился.
Варе нездоровилось. Костя принес из ресторана обед в судках, он вообще не разрешал ей готовить, не хотел, чтобы от нее пахло кухней, чтобы портила руки. Обеды приносил дорогие, и не только Варе, но и Софье Александровне.
Обед обычно разогревала Варя, но на этот раз Софья Александровна вызвалась это сделать сама.
Она выложила телячьи отбивные на сковородку, по кухне распространился запах вкусной ресторанной пищи.
Галя, усмехаясь, заметила:
– Ишь, как пахнет… Слюнки текут…
Делая вид, что не замечает иронии, Софья Александровна сказала:
– Варя болеет, Константин Федорович принес из ресторана.
– Хороши они, буржуйские обеды, – усмехаясь, продолжала Галя, – а мы на одной треске сидим. Ихний обед, надо думать, рублей восемь, а то и все десять стоит…
– Я не знаю, сколько он стоит, – сухо ответила Софья Александровна и отвернулась к плите.
– И откуда люди деньги берут, – не унималась Галя, – по ночам работает, ночной сторож, что ли?! Так ведь ночные сторожа меньше дворников получают.
– Оставьте, Галя, прошу вас, не надо, – сказала Софья Александровна, – ведь вы хорошая, добрая женщина, зачем вам это?
– На добрых-то нынче и ездят, – злобно проговорила Галя, – на добрых нынче пашут и воду возят. Добрые по полдня в очередях стоят, карточки не могут отоварить, в трамвае на подножках висят, того и гляди, под колеса свалятся, а недобрые на такси катаются, из ресторана не вылазят.
Софья Александровна промолчала, отнесла в комнату обед. Но Варя заметила ее состояние.
– Чем вы расстроены, Софья Александровна?
– Галя сейчас на кухне: буржуйские обеды, ходят по ресторанам, являются домой под утро…
– Ей какое дело?
– Завидует, наверно…
– Дрянь! – сказала Варя.
– А может, хочет занять Сашину комнату.
– У вас же броня.
– Она думает: если доказать, что я этой комнатой спекулирую, то ее отберут у меня.
– Вы боитесь Гали?
– Я ее не боюсь, но эти скандалы…
– Сволочь! – выругалась Варя. – Я ей выдам, она у меня быстро заткнется.
– Не надо, Варенька, она может навредить.
– Чем это она может мне навредить, интересно?!
– Не тебе, так Константину Федоровичу.
– А что он, вор, жулик?
– Что ты болтаешь, Варя?! Но согласись, у него неопределенное положение. Ведь он нигде не работает, не служит.
– Нет, служит, – возразила Варя, – в артели. А то, что играет на бильярде, так на государственном бильярде. Никому это не запрещено.
– Варенька, я ничего не имею против Константина Федоровича. Но Галя может использовать то, что он не прописан здесь.
– Я у вас тоже не прописана.
– Но ты прописана в этом доме.
– А он в другом доме, какая разница?
– Ты уверена, что у него московская прописка?
– Ну конечно!
В этом по тону категорическом ответе Софья Александровна не почувствовала уверенности. Но спросить, видела ли Варя эту прописку собственными глазами, не решилась. Только сказала:
– И ваши отношения не оформлены.
Варя усмехнулась:
– В нашей стране фактический брак приравнен к официальному. Ведем общее хозяйство, спим в одной постели, муж и жена.
– Варя, что ты говоришь?! – поморщилась Софья Александровна.
– А что такого? Я недавно была в суде, разбиралось дело об алиментах. Судья прямо спрашивает: общее хозяйство вели? В одной постели спали?
Софья Александровна снова поморщилась.
– Софья Александровна, скажите прямо: вам неудобно держать нас у себя? – серьезно проговорила Варя. – Вы боитесь?
Софья Александровна так же серьезно ответила:
– Пока вы не устроитесь по-настоящему, в своей собственной комнате, живите у меня. Только надо сделать так, чтобы не было неприятностей. Ты согласна со мной?
– Я согласна, и я подумаю.
– И еще, Варенька, я видела у вас в комнате ружье, даже два.
– Это охотничьи ружья. Костя – охотник.
– Все равно. Ты должна меня понять. Арбат – режимная улица, и в моем положении я не могу допустить в доме ружей, – голос Софьи Александровны звучал настойчиво, – сейчас к этому относятся строго. В своей квартире Константин Федорович сам бы за это отвечал, в моей квартире отвечаю я. – Она помолчала, потом добавила: – Я обязана сохранить эту комнату для Саши, это Сашина комната, я обязана отвести от нее любую угрозу, даже самую незначительную.
– Хорошо, – сказала Варя, – больше в доме ружей не будет.
Своими глазами Варя не видела Костиной прописки. В Крыму, в гостинице, вместе с ее паспортом он предъявлял и свой, заполнял анкету, писал адрес – Москва и так далее, то есть писал то, что у него в паспорте, ведь регистраторша это проверяет.
И все же в своих руках Варя Костин паспорт не держала. Вдруг она ошиблась, вдруг он писал не «Москва», а другой город? Ей безразлично, но подводить Софью Александровну нельзя.
В тот же вечер она сказала Косте:
– Софья Александровна беспокоится насчет твоей прописки.
– Я же ей сказал, где я прописан, она что, не верит?
– Верит. Но Галя, соседка, склочничает, хочет оттяпать комнату, кричит всюду, что Софья Александровна спекулирует жилплощадью. И если у тебя не окажется московской прописки, у Софьи Александровны будут неприятности.
– Показать ей паспорт?
– Это было бы лучше всего.
– А когда? Я прихожу, она спит, просыпаюсь, она уже ушла.
– Оставь мне, я ей покажу.
Он покосился на нее.
– Я не могу оставлять паспорт, он мне нужен. Разбуди меня завтра пораньше, я ей сам покажу.
– И еще. Она просит не приносить в дом ружей.
– Но ведь это охотничьи ружья, это не запрещено.
– Все равно, Галя об этих ружьях может донести.
– Скажи, что у меня есть документ, разрешение.
– Разрешение может быть на одно ружье, а у тебя их несколько.
– Охотничьи ружья – вещь законная, и пусть Софья Александровна успокоит свои нервы, – раздраженно проговорил Костя.
