Впервые Апраксин сопровождал Екатерину Алексеевну как царственную особу, царицу. С якоря снялись на восходе солнца. Погода выдалась как на заказ. Весь день сияло солнце на безоблачном бирюзовом небосводе, отражаясь в белесых, бескрайних водах. Легкий ветерок с востока подгонял шняву, наполняя паруса, ласкал лицо. И всю дорогу над парусами кричали, резвились, то взмывая вверх, то планируя к воде, белоснежные чайки. На шканцах, под сенью парусов накрыли стол, и весь путь не умолкал веселый смех, шутки сыпались одна за другой, и мало кто, кроме командира и Апраксина, подумывал о возможных неприятностях. Хотя берег и был под боком, они то и дело вскидывали подзорные трубы, шарили по горизонту, заглядывали на батарейные палубы, где у заряженных орудий несли вахту канониры. «Береженого Бог бережет».
Морское путешествие сблизило царицу и Апраксина. Много нового узнала о верном помощнике своего мужа Екатерина, проникся симпатией к ней и нестареющий генерал-адмирал.
Солнце уходило за горизонт, когда Апраксин на шлюпке доставил царскую чету на берег, где их ждал конвой.
Здесь пути супругов разошлись. Царица с неразлучной Натальей Алексеевной отправилась берегом в Петербург, Петр отбыл к армии, в далекую Померанию…
Через неделю после спуска «Полтавы» первым в стычку со шведами вступил Крюйс. На рассвете с салинга флагманского корабля закричал матрос:
— Три паруса на весте!
Привычным галсом, свободно, будто в своих водах шли курсом сближения ост-норд-ост три шведских фрегата. Крюйс поднял красный флаг: «Атаковать неприятеля!» — и устремился на шведов. Корабль, фрегат, шнява против трех фрегатов. Силы примерно равные, но следом спешили на помощь четыре русские бригантины. Спасло шведов от погони вроде бы везение — ветер переменился и русским пришлось лавировать против ветра. Так доложил Крюйс…
В августе от Котлина ушла эскадра Ивана Боциса, двадцать три вымпела. У Красной Горки сразу пленили четырехпушечный бот. За Выборгским заливом, в шхерах, взяли на абордаж еще шняву и два бота. Шведы потеряли тридцать три пушки, две сотни пленных и убитых.
Русских морских солдат полегло тридцать два… Боцис после доклада ругал Крюйса, мол, сдрейфил, упустил неприятеля.
В те же дни Апраксин выступил из Выборга с Ингерманландским корпусом на запад… В шхерах, вдоль берега, двигались галеры и скампавеи. А шведы не думали сражаться, войска Либекера быстро ретировались за бурную, с обрывистым берегом реку, но сожгли все мосты за собой.
Порывистый и нетерпеливый генерал Михаил Голицын наседал на Апраксина, рвался с ходу атаковать шведов. Апраксин его одергивал:
— Не торопись, генерал, мою морскую пехоту под шведские пули подставлять, солдата беречь надобно. Без оного мы с тобой ничто.
Начались проливные осенние дожди, повеяло холодом. Апраксин отвел войска на зимние квартиры к Выборгу.
Из далекой Померании царь с досадой делился с Апраксиным промахами союзников на море, «…датский флот не так действует против шведов, как про него сказывали, ибо ныне транспорт шведский пропустили в 10 000 человек, а шведы только тремя кораблями их сильнее были… господа датчане, имея ревность не по разуму… не дождався нас в бой вступили и баталию потеряли».
Лишь на исходе зимы вернулся Петр из Померании и сразу собрал моряков.
Успех кампании 1713 года зависел от действий флота. Апраксин, Крюйс, Боцис склонились над картой:
— Генеральная задача, — Петр размашисто провел ладонью по карте, — вышибить шведов из Финляндии, она есть матка Карла. Выйдем к Аландам, там до Стокгольма доберемся. Приспела нам пора шведу показать флот российский. Гляди, адмирал, — поманил Петр, — с галерным флотом и войском пойдешь вдоль берега, штурмуешь Гельсингфорс, далее к Гангеуду и Або. Всюду галерам и бригантинам десантировать пехоту морскую, подвозить припасы и провиант. Когда будешь с войском, Боциса флагманом оставишь.
Адмиралы слушали, вникали, запоминали, а Петр, кивнув Крюйсу, продолжал:
— Тебе с корабельной эскадрой занять позицию на меридиане Гельсингфорса, прикроешь нас на берегу от шведской эскадры. Действуй без мешкоты, гони неприятеля, силы у вас равные. — Петр лукаво улыбнулся, глянув на Боциса. — Слыхал я, в прошлую кампанию ты сплоховал, упустил шведа.
Крюйс недовольно засопел. Сверкнул глазами:
— То есть навет, государь, невежливость и глупость.
— Будя, Крюйс, не забижайся, — примирительно сказал Петр, — при случае потолкуем, за рюмкой.
Никто не предполагал, что разбираться придется по-иному…
В конце апреля Петербург пришел в движение. Готовились к выходу 200 галер, скампавей, бригантин, шестнадцать тысяч войск.
Апраксин старался поспеть всюду, присмотреть за флотом, проверить войска, наладить работу на верфях в Адмиралтействе, наведаться на Котлин. Урывками заезжал в канцелярию. Чиновники редко принимали приказы на слух, им подай бумагу. Личную почту секретарь докладывал без промедления. Пришло письмо от племянника. Распечатывая конверт, Апраксин почему-то вспомнил о старшем брате. «Опять вдовцом остался бедолага, да и детки без матки». Год назад скончалась вторая жена Петра, княгиня Куракина, восемнадцати лет от роду, скоропостижно, при родах. «Хоть дитя не померло», — вздохнул Федор Матвеевич, читая письмо.
Александр хвалился практикой в Англии, но умудренный адмирал его несколько осадил в ответе: «О счастливом вашем возвращении из Лондона уведомился с немалою радостью… практикуйся непрестанно, чтобы волю монаршую исполнить, а особливо без того возвращения себя в отечество не ожидай, донеже познаешь науку морскую от киля до вымпела, как надлежит искусному морскому человеку, и не имей в том на меня для моей причины надежды», — советовал дядя как истинный моряк и предупреждал как заботливый родитель.
В первых числах мая галерный флот в двести вымпелов под флагом генерал-адмирала Апраксина поднял якоря. Авангардом головной колонны командовал контр-адмирал Петр Михайлов, как велел именовать себя царь, а арьергардом шаутбенахт (также контр-адмирал) Иван Боцис.
Первый бросок десант произвел в Гельсингфорс, овладел им, но вскоре пришлось отступить. Шведы всю зиму готовились к бою, и русских встретил яростный шквал огня. Но бригадир Чернышев с ходу бросил в атаку морскую пехоту, шведы не выдержали и отошли.
Петр заскучал на берегу, его тянуло на корабли:
— Управляйся, Федор, с войсками, штурмуй Гельсингфорс, я на эскадру, до Котлина подамся.
Очистив от неприятеля тыл и овладев Борго, Апраксин вновь подтянул войска к Гельсингфорсу, а Боцис двинулся с моря к шхерам. На следующий день с юга, от острова Гогланд, донеслась канонада.
— Никак, Крюйс со шведами столкнулся, — потягивая трубочку, усмехнулся Боцис, — не дает ему контр-адмирал дрыхнуть…
Шведы откатились на запад, без боя сдали Гельсингфорс. Флот получил надежную базу на финском берегу.
Крюйс, не желая расставаться со своей размеренной, спокойной жизнью, упорно отваживал царя от участия в морской кампании.
Петр оскорбился:
— Восемнадцать лет, — ответил он Крюйсу, — как служу сему государству и в скольких баталиях, акциях был, николи не отлучался, азардировал повсюду. Однако ж, поскольку ты не хочешь, Бог с тобой, чтоб не быть причиной к нерадению, оставляю тебя. У меня дел невпроворот, но гляди, наши бригантины и войска бьются в Финляндии. Там эскадра вице-адмирала Лилье. Иди в море, ищи и тереби шведов, не допускай их к берегу.
Крюйс облегченно вздохнул, но его ждали большие испытания.
В полдень 10 июля крейсера пушкой известили флагмана: «Вижу неприятеля!» Только бы и атаковать шведов, но Крюйс почему-то лег в дрейф, вызвал младших флагманов, капитан-командора Шельтинга и Рейса. Посоветовавшись немудрено, решили: гнаться за неприятелем до ночи, а потом, если других известий о неприятеле не будет, идти в Ревель.
Ночи стояли светлые, эскадра сблизилась со шведами на дистанцию огня, но ветер стих, нашел туман. Крюйс не подавал никакой команды…
Наум Сенявин целый день метался по шканцам с борта на борт. Не мог разгадать намерения флагмана. «Чего он канителится, не дает сигнал к атаке?»
С рассветом туман рассеялся, взошло солнце — и прямо по курсу открылся неприятель. С флагманского корабля донесся выстрел. Сенявин вскинул подзорную трубу. Все три флагмана подняли красные флаги — сигнал погони. «Слава Богу, наконец-то гнать неприятеля!»
— Отрепетовать красный флаг! — скомандовал он. — Барабаны наверх, дробь!
Матросы отдраивали артиллерийские порты, откидывали найтовы у пушек, из крюйт-каморы тащили картузы, снаряды…
Передние корабли «Выборг» и «Полтава» вот-вот догонят неприятеля, но шведы внезапно отвернули «все вдруг» влево…
На море каждый маневр корабля имеет смысл и причину. Опытный моряк Крюйс должен был этот маневр разгадать и принять решение, но он беспечно шел напролом, позабыв, что, кроме неприятеля, само море таит в себе смертельную опасность.
