Набусардар закрыл глаза ладонью и проглотил скопившуюся во рту горечь. Внутри у него все напряглось и застыло, как перед бурей.
Телкиза продолжала:
— Я знаю, ты очень гордился своим успехом, и теперь я уязвила твою гордость. Что поделать, такова жизнь. Я ненадолго отвлеку тебя от дел.
Она отвела руку Набусардара от лица. Взяв со столика принесенный ею цветок и, играя его стеблем, заговорила:
— План твой приняли, но его еще надо осуществить. Я была у Сибар-Сина, когда Эсагила, воспользовавшись твоим отсутствием, выступила против тебя; правда, это окончилось крахом. Тебе известно, что воинами Эсагилы командовал Сан-Урри, спасшийся от твоего меча. Он тщеславен и мстителен. От Сибар-Сина я узнала такое, чего ты никогда бы ни узнал. Сибар-Син вошел в доверие к Эсагиле, заплатив огромный выкуп за дочь Гамадана, — она должна была принадлежать ему во время весенних празднеств. Но она скрылась и нашла защиту у тебя. Сибар-Син не подозревает, что напрасно радуется, предвкушая весенние празднества. Твоя прислав верна тебе, и, кроме меня, об этом еще не знает никто. Может быть, ты спросишь, каким образом мне стало это известно, но я все равно не скажу. Затем я посетила святилище Иштар и положила на ее алтарь щедрые дары. Разумеется, не без тайной мысли.
В рассеянности она обрывала лепестки цветка и бросала их на ковер.
— Не без умысла, Набусардар. Я узнала, что Сан-Урри принес щедрые дары доблестной Иштар из Арбелы за то, что она сохранила ему жизнь в схватке с тобой. Я подкупила главную жрицу святилища Иштар, чтобы она позволила мне в одеянии прислужницы принять Сан-Урри. Я одурманила любовью этого малоумного великана. Я налгала ему, будто каждый день буду молиться Иштар, чтобы ему сопутствовала удача. Я уверила его, что тому, о ком я молила небесную владычицу любви, всегда и во всем сопутствовал успех. В полумраке он не знал меня и не подозревал, кто лежит в его объятьях, Он с готовностью выложил мне все, что у него на уме. А на прощанье вручил мне золотую монету, посмотри, вот она.
На ладони Телкизы сверкнула монета. Набусардар уставился на нее. А Телкиза с волнением перевела свой взгляд на мужа. Внезапно пальцы ее задрожали, и она судорожно сжала монету, так что ногти впились в ладонь. С чувством неподдельного страдания она вдавила ногти и резко подняла лицо вверх.
Она, которая должна была стать царицей Халдейской державы, одна из самых богатых и знатных вавилонянок, приняла золотую монету от какого-то Сан-Урри. Лицо ее ожесточилось, от всей ее фигуры повеяло холодом. Вдруг она стремительно выпрямилась и пристально посмотрела на Набусардара.
— Эта монета, Набусардар, останется у меня не как память о Сан-Урри, как свидетельство того, что я перехитрила Предателя. Сан-Урри доверительно поведал мне, что собирается сделать. Он отправится на север и…
Набусардар затаил дыхание, впервые проявив интерес к тому, что она говорила.
— Отправится на север… — повторила Телкиза.
— Говори! — нетерпеливо потребовал он.
— Я скажу, но сперва обещай мне одну вещь.
— Говори без всяких условий.
— Обещай, что ты станешь владыкой Вавилонии.
— Я борюсь за Вавилонию, а не за власть.
— Ты будешь царем, Набусардар. Ты призван быть царем, как никто другой. Тебе предопределено быть властелином. Тебе суждено отомстить за несправедливость, причиненную Телкизе. Ты не знаешь, как надругались надо мной ради укрепления союза с Лидией. Надругались, чтобы лишить меня возможности стать царицей Вавилонии. Но боги рассудили иначе. Я буду царицей, стоит тебе только захотеть. В твоих руках будет армия и власть. Ты обещаешь мне?
Она припала к его ногам и обняла их.
— Встань, — холодно приказал он, — встань и забудь о троне. Ты вскружила голову Сан-Урри, теперь хочешь то же проделать со мной. И это ты называешь заботой о спасении родины?
Она сползла по его ногам на пол и зловеще зашептала, уткнувшись лицом в ковер:
— Отомсти за поруганную честь Телкизы. По велению царя Набонида княжескую дочь бросили как приманку варварам, которые прибыли заключать договор между Лидией и Вавилонией. Ценой моего тела хотели добиться более выгодных условий. С той поры нет мира в моей душе, с того дня мое тело не знает покоя.
Но Набусардар не слышал ни слова из того, что она шептала в ковер, задыхаясь от горя. Все казалось ему искусной игрой, задуманной для осуществления ее давней мечты — стать царицей Халдейской державы. Набусардар попытался поднять ее, но она противилась. Тогда он поднялся сам, стараясь освободить ноги из ее объятий.
Она уцепилась за него с мольбой:
— Набусардар, отомсти за меня, и я…
Набусардару было не до женских капризов, он вышел из комнаты и послал к Телкизе ее прислужниц.
Телкиза прошептала:
— Набусардар, отомсти за меня, и я скажу тебе, что Сан-Урри отправляется на север, где объединится с персами. Он возьмет с собой план Мидийской стены, чтобы Кир отнял у тебя престол.
Но Набусардар уже был за порогом и не услышал слов, роковых для Халдейской державы.
Из Ура, Урука, Ларсы, Лагаша, Эриду, Ниппура, Киша, Куты, Сиппара, Описа, Марада, Дильбата, Шуруппака, Исина, Сураппа, Уммы, Кеша, Борсиппы и Вавилона на холм Гила прибыли наместники или их поверенные.
Так повелел верховный военачальник Набусардар, намереваясь держать совет о защите городов, заботу о которых возложил на наместников царь. Кроме того, Набусардар полагал, что при личной встрече он сможет лишний раз убедиться в их преданности.
В покоях верховного военачальника халдейской армии царило оживление. Высокие должностные лица заполнили многочисленные залы дворца. Пламя светильников, сделанных из раковин, бронзы, цинка, меди, серебра или золота, разгоняло сумрак могучих сводов, скупо пропускавших дневной свет. Одежды военачальников сверкали и переливались всеми цветами радуги; у одних — в зависимости от чина — это были накидки, отделанные пурпуром розового, фиолетового и синеватого отлива, у других — парчовые повязки на бедрах, узкие и широкие, усыпанные жемчугом и драгоценными каменьями; некоторые из наместников носили широкую ленту через плечо, знак особого расположения царя. Черные, как смоль, волосы, черные курчавые бороды оттеняли мужественность лица. Темные, сверкающие глаза светились, словно небо над Аравийской пустыней, где и днем можно видеть звезды.
Воздух в комнатах был напоен сладким ароматом алоэ, кинамона, халвана и нарда.
Гостям подавали освежающие, настоянные на пряностях напитки и густые сирийские вина в красочных сидонских кубках и глубоких чашах египетского стекла. Их подносили восточные девушки и гречанки вместе с дворцовыми невольниками.
Многолюднее всего было в среднем зале, отделанном красным офирским деревом и украшенном барельефами, высеченными на черном граните. Его убранство составляли столики из твердого, как гранит, черного дерева и обтянутые темно-красной бараньей кожей скамьи.
Первым здесь появился управитель царского дворца, огромный грузный мужчина с курчавой бородой, переплетенной золотой канителью. Человек он был неуживчивый, заносчивый и злой на язык,
Плюхнувшись в. кресло, он тотчас ударил в ладоши и потребовал вина. Вбежала узкобедрая филистимлянка со звонкими браслетами на щиколотках, поклонилась и, сверкнув глазами, подала ему розовый напиток.
Он потянулся было к чаше, но внезапно схватил девушку за руку и украдкой прошептал:
— А ты резва, ты прямо создана для моего ложа. Приходи утром, покуда все спят, приходи ко мне во дворец.
Девушка была прислужницей в доме верховного военачальника и не осмелилась согласиться…
— Придешь?
Она обомлела от страха, кувшин и чаша задрожали в ее руках.
— Я люблю горячих, а ты что искра. Придешь? Смешавшись, девушка не могла выговорить ни да, ни нет, сердце ее учащенно билось.
— Ну? — не отступал вельможа.
Ужас сковал ее, от робости и смущения она чуть не выронила кувшин с вином. А вельможа смотрел требовательно и жадно.
Но тут за спиной девушки раздались шаги. Кто-то вошел и нечаянно выручил ее.
Управитель, поспешно схватил чашу, поднес ее к губам.
Узкобедрая филистимлянка удалилась мелкими шажками, позванивая монистами и браслетами.
В зал вошли наместники Ларсы, Урука, Куты, Сиппара и Киша. За ними следовали несколько военачальников, в том числе высший военачальник Аскудам и предводитель лучников Исма-Эль, рослый, плечистый мужчина лет тридцати пяти, наделенный редкостной красотой. Филистимлянка задержала на нем взгляд, и это не укрылось от управителя.
Он поморщился и фыркнул, точно вино было прокисшим.
Военачальники приблизились к управителю и окружили его.
Наместник Ларсы, его давнишний друг, спросил с поклоном:
— Что это ты, светлейший, встречаешь нас гримасой? Иль мы спугнули твою хрупкую филистимлянку?
