Казалось, что слова Кампануса подействовали. Крестьяне задумались.
Через некоторое время снова заговорил старик:
— Да, господь наш терпел и отдал жизнь за нас за всех. Но почему за него страдать должны только мы, крепостные? Почему не хотят они заслужить царствие небесное?
Серьезное возражение. И Есениус понял, что в разговоре с этими простыми людьми он находится в невыгодном положении.
— Но ведь вам не стоило бы жаловаться, — отвечал он с упреком. — Разве вам здесь плохо? Ведь вы находитесь на содержании, как профессора и студенты, а работы от вас не требуют никакой.
Старик поскреб в затылке:
— Если бы нам и вперед оставаться в Праге, мы бы и слова сказали. В жизни нам не было так хорошо, как теперь, но, если нас пошлют воевать, снова придется голодать.
Есениус оглянулся на профессоров, намерены ли они продолжать разговор.
Но все молчали, и он разрешил крестьянам уйти. Решение профессоров им сообщат потом.
— Полагаю, что не стоит посылать их на войну, — проговорил в раздумье Кампанус.
Профессора заерзали в своих креслах.
Все чувствовали, что зашли в тупик. Если они не выставят ополчения, зачем было вызывать их в Прагу? Университету ведь солдат не надо…
— По домам отпустить мы их не можем, — возразил ректор, — потому что университет как владелец крепостных должен выставить какое-то ополчение. Но мы должны послать других — из огня да в полымя.
Где выход?
Проректор Фраделиус нашел выход.
— По Праге бродит сейчас множество всяких подозрительных людей, большей частью беглых наемников, с которыми ухо надо держать востро. Кто-то должен охранять наш славный Каролинум от этого сброда. И поэтому мы можем взять у директоров разрешение оставить наших солдат здесь, в Праге, дабы они охраняли профессоров и имущество академии.
Такой план всем понравился. Все единодушно хвалили его и попросили ректора, чтобы он переговорил об этом с директорами.
Есениус сам был рад, что они так мудро разрешили вопрос.
Но, когда он задумался над этим случаем, ему стало грустно.
Да, все очень сложно. Господа всеми дозволенными и недозволенными способами стараются увильнуть от воинской повинности. Народ не хочет воевать, потому что не знает, за что воевать.
А наемники воюют за деньги. Только директорам нечем платить, и наемные солдаты бунтуют либо дезертируют.
«Боже, навстречу какому будущему мы идем?» — спрашивал себя Есениус. Тщетно искал он ответа на свой вопрос.
Будущее разверзлось перед ним, как черная пропасть.
Положение Чехии ухудшалось с каждым днем. Необходимо было искать новой помощи.
Чешские сословия решили направить посольство к герцогу трансильванскому Габору Бетлену, возглавлявшему венгерские сословия, которые также выступили против императора Фердинанда II. Бетлен созвал сейм в Банской Быстрице, и все ожидали, что на нем разрешатся самые волнующие проблемы. Положение в Венгрии было крайне тяжелым, и народ во всей стране надеялся, что после этого сейма многое изменится.
Чешские сословия также много ожидали от этого сейма. Возглавлять посольство назначили представителя дворянского сословия Смила из Годейова. Кроме того, в посольство назначили Кристиана Андерспаха Берка из Дубы и из Липего и ректора Пражского университета Иоганеса Есениуса.
Когда Есениусу сообщили о назначении, он потребовал несколько дней на размышление. Опыт прешпоркского посольства не изгладился еще из его памяти, и новое приключение хоть и прельщало его, но одновременно и страшило. А кроме того, его немного задело, что возглавлять посольство назначили не его, а Смила из Годейова. Но, поразмыслив обо всех преимуществах этого назначения, доктор Есениус должен был признать, что решение было верным. И поэтому по прошествии трех дней он объявил директорам, что принимает назначение. И на его решение повлияли также некоторые другие доводы: отъезд посольства заставил забыть все личные заботы и опасения. Теперь мысли были заняты высшими интересами. А главное — он лично знаком со многими венгерскими магнатами еще со времени пребывания в Прешпорке с первым посольством. И, что было важнее всего, один из самых могущественных венгерских вельмож, Имрих Турзо, сын Георга Турзо, хорошо знакомого с Есениусом, был весьма к нему благосклонен. Сословиям было известно, что роль Турзо на сейме будет велика. Опыт с прошлым посольством Есениуса сказал, что одного лица недостаточно для такого важного дела. И поэтому сословия решили отправить в Быстрину посольство из трех человек: двоих представителей знати и одного дворянина. И надлежащую свиту.
Пять дорожных карет катились по ухабистой пыльной дороге по направлению к Банской Быстрице с северо-востока, от моравско-венгерской границы, которую они пересекли на Вларском переходе. На колесные оси налипла сухая грязь, пыль покрывала кареты густым слоем — по всему было видно, что они едут издалека.
Это было чешское посольство к Габору Бетлену. Прагу оно покинуло 2 июня 1620 года, а нынче 13-е, и рассчитывало к вечеру этого дня прибыть в Быстрицу.
Чешское посольство в Быстрице приняли истинно по-королевски. Около сотни самых знатных венгерских магнатов вышли на четверть мили от города — на верхний конец Радвана — и там ждали гостей. Трубили трубачи, кони вставали на дыбы; как звезды в небе, блестели в золотых лучах заходящего солнца драгоценные камни на одежде венгерских дворян, и глаз не знал, на чем остановиться, — на великолепных одеждах знати или на превосходных лошадях.
После приветствий вся процессия двинулась к Банской Быстрице, где послам было приготовлено достойное их званию жилье.
Банская Быстрица в те летние месяцы года 1620 изменилась до неузнаваемости. Одна только свита герцога Габора Бетлена состояла из двух тысяч солдат и множества придворных герцогини. И каждый участник сейма полагал делом чести иметь с собой достойную свиту вооруженных слуг. Самая большая после герцога свита окружала Имриха Турзо.
Бетлен поместился в городской крепости. Остальные вельможи и посольства заняли все большие дома на главной площади, а солдаты расположились лагерем в садах или на окружающих город лугах. Свита занимала все служебные помещения.
Никогда доселе Быстрица не видела такого множества людей.
Сейм был созван 26 мая, но герцог прибыл только 9 июня, а некоторые посольства еще позже, и сейм фактически не начинался.
В четверг перед полуднем сверкающая карета герцога остановилась перед домом; на площади, где разместилось чешское посольство; в этой карете и отправились в замок легаты.
Путь был коротким, не более двухсот шагов, замок находился тут же, в другом конце площади, но, несмотря на это, на площадь стеклись сотни зрителей. И каждый отметил про себя, что герцог послал за легатами собственную карету.
Почетный караул солдат, который встретил перед замком посольство, свидетельствовал о том, что оно было на съезде одним из самых значительных. И понятно: ведь уже тому два года, как чехи восстали против Габсбургского дома и, не остановившись на этом, низложили короля Фердинанда и выбрали другого. Бетлен также боролся против императора, против Габсбургов; и он больше всего желал отвоевать самостоятельность Венгерского королевства и соединить его с герцогством Трансильвания.
Чешское посольство собралось на широком подворье Быстрицкого замка, ожидая его временного хозяина Не успели все как следует оглядеться, как распахнулись бесшумно двери и к ним навстречу, приветливо улыбаясь, вышел Габор Бетлен.
Все видят его в первый раз, но знают, что это он. Приземистый, с головой, ушедшей в плечи, на первый взгляд в нем нет ничего величественного. И лицо его, до половины заросшее густой черной бородой, скорее неприятно. И все же в нем есть что-то притягивающее, отчего, раз увидев, хочется увидеть его вновь. Это глаза. Большие черные глаза, которые светятся глубокой мудростью. В его взгляде не сквозило обычное высокомерие, присущее высшей знати. Воля, решимость идти своей дорогой до конца — вот что светилось в его глазах. А кроме того, людей подкупали его искренность и простота в обращении.
Пан Смил из Годейона произнес приветственное слово от имени короля Фридриха и чешских сословий, после чего между ним, герцогом и канцлером Пехи завязался сердечный разговор.
Пока не прибыли послы Моравии, Силезии и обоих Лужиц, не могли начаться и официальные переговоры. Наконец послы прибыли.
В силезском посольстве состоял и доктор медицины Гашпар Дорнавиус, о котором Есениус много слышал как о славном ораторе. Они сразу же познакомились.
Теперь, когда все собрались, предстояло выполнить еще один долг: вручить свои верительные грамоты. Герцог решил, что этот торжественный обряд произойдет в воскресенье, до полудня, сразу же после богослужения.
