— Полковник Малинин Михаил Сергеевич.
— Как он, порох нюхал?
— Толковый начальник штаба, я им доволен, — подчеркнул Виноградов.
— А кто в мехкорпусе ведает артиллерией? — продолжал сыпать вопросы Рокоссовский.
— Генерал-майор Казаков Василий Иванович. Мне он тоже по душе. Человек геройский и по уши влюблен в свою профессию.
— Так у вас одни герои, не так ли? — лукаво повел бровью Рокоссовский, глядя на комкора в упор.
— Есть герои, но далеко не все, товарищ командующий. А за Малинина и Казакова ручаюсь своей головой…
Тогда разговор состоялся прямой и откровенный. И Малинин, и Казаков Константину Константиновичу понравились, и он сказал им об этом, но тут же предупредил:
— Чур носы не задирать, я этого не люблю! — И после короткой паузы добавил: — Будем вместе готовить удар по фашистам, засевшим в Ярцеве.
Удар был мощный, и враг попятился.
— Я угодил под бомбежку «юнкерсов», когда бежал к орудийному расчету, который вел огонь прямой наводкой по немецким танкам, — заговорил Казаков. Его глаза блестели, и Рокоссовский понял, что памятный эпизод и теперь волновал его. — Но орудие почему-то умолкло, а немецкий танк, как навозный жук, полз прямо на расчет. Потом выяснилось, что убило заряжающего и ранило наводчика. Тогда я вмиг подскочил к орудию, навел его на танк и дернул шнур. Снаряд угодил в башню, взрывом ее разворотило. От радости я крикнул во все горло: «Капут фрицу!» — и не заметил, как справа на нас бежит еще одна машина с черным крестом на боку брони. А вот в нее я не попал, — сокрушенно покачал головой Казаков. — Ну, думаю, сейчас по мне шибанет танк! Он уже совсем рядом, метрах в десяти от окопа…
— И фрицы не стреляют? — прервал его генерал Малинин.
— Я сам был удивлен, отчего танк не стреляет: то ли у экипажа кончились снаряды, то ли фрицы хотели раздавить меня гусеницами, то ли еще по какой причине. Что же делать? Не успел подумать, как раненый наводчик нашел в себе силы, изловчился и швырнул в танк бутылку с горючей смесью. Тот вмиг запылал, и из него стали выскакивать фрицы… — Помолчав, Казаков добавил: — Так что я родился в рубашке.
— А вот тебя, Михаил Сергеевич, командующий Западным фронтом маршал Тимошенко с трудом отдал мне, — вновь заговорил Рокоссовский, глядя на Малинина, маленькими глотками отпивавшего из кружки чай и чему-то усмехавшегося: должно быть, вспомнил, какая история произошла с ним.
После того как немцы захватили Смоленск, маршал Тимошенко отдал приказ об отводе войск. 16-я и 20-я армии отошли за Днепр. Неожиданно Рокоссовского вызвал командующий фронтом и сказал ему, что они поедут к героям Смоленска.
— Под свое крыло вы примете 16-ю армию, — сообщил маршал Тимошенко.
Рокоссовский не скрывал своей радости:
— Я буду стараться, может, у меня что-то и получится…
— Получится, Костя, я в этом уверен, как в самом себе, — улыбнулся Тимошенко.
16-я армия была сформирована летом 1940 года в Забайкальском военном округе. Она прикрывала государственную границу СССР в Забайкалье. Когда началась война, армию вывели в резерв Ставки Верховного главнокомандования, а затем по железной дороге перебросили в район Смоленска, где в середине июля включили в состав Западного фронта. Командующим армией был генерал-лейтенант Лукин, с которым Рокоссовский был хорошо знаком. Но во время бомбежки переправы Лукина тяжело ранило.
— Я так и не понял, зачем маршал Тимошенко сначала заехал к командарму 20-й генералу Курочкину, — сказал Рокоссовский. — Но когда мы туда прибыли, выяснилось, что Москва отозвала генерала Курочкина, на его место назначила генерала Лукина, а я возгласил 16-ю армию. Тимошенко спросил, есть ли у меня просьбы. Я не растерялся и попросил его назначить начальником штаба армии полковника Малинина. «Зачем тебе полковник? — удивился маршал. — Я пришлю тебе генерала». — «Нет уж, Семен Константинович, — возразил я, — дайте мне Малинина». — «Он что, твой сват или кум?» — шутливым тоном поинтересовался Тимошенко, улыбка не сходила с его слегка загорелого лица. Но я промолчал, и тогда Тимошенко всерьез воспринял мою просьбу: «Хорошо, пусть будет по-твоему!» Он пожал мне на прощание руку и пожелал успехов в должности командарма.
16-я армия Рокоссовского занимала оборону на широком фронте, оседлав основную магистраль Смоленск — Вязьма. Люди напряженно ждали, когда появится враг. Наконец на горизонте показались немецкие танки и мотопехота. Завязался напряженный бой. По сигналу командующего генерал Казаков выдвинул вперед батарею реактивной артиллерии — «катюши». Они накрыли огнем вражескую пехоту и танки. «Мы вылезли из окопов и, стоя в рост, любовались эффектным зрелищем, — отмечал Рокоссовский. — Да и все бойцы высыпали из окопов и с энтузиазмом встречали залпы «катюш», видя бегство врага». Но одно дело иметь такое мощное оружие, другое, не менее важное, — умело распорядиться им в бою, установить его на боевом рубеже так, чтобы польза от него была максимальной. Все это тогда и сделал начальник артиллерии армии генерал Казаков…
Утром Рокоссовский проснулся рано. Небо, низко висевшее над белоснежной равниной степи, было все в бурых тучах — первый признак того, что вот-вот пойдет снег. Умывшись, командующий вызвал адъютанта. Тот не замедлил прибыть. Он застыл у двери, смотрел на своего хозяина и почему-то улыбался.
— Ты что такой веселый? — спросил его Рокоссовский.
— Сон мне приснился, забавный такой… — И адъютант хохотнул. — Вы не поверите…
— Наверное, во сне тебе явилась твоя девушка, а? — Командующий тоже улыбнулся. — В твоем возрасте мне тоже часто снились женщины: видно, разлука с ними дает о себе знать.
— Не девушка мне во сне явилась, а сам Адольф Гитлер!
— Ну ты даешь, Гриня. — Рокоссовский передернул плечами. — И что же он тебе говорил?
— Будто сидим мы с вами на крыльце штаба, — начал рассказывать адъютант, — и курим папиросы. И вдруг во двор въезжает машина, и из нее выходит Гитлер. Почему-то фюрер был без фуражки, длинные черные волосы легли ему на лицо, и сквозь них люто сверкают глаза. Чертовски злой был фюрер. Подходит к вам и спрашивает: «Вы командующий Донским фронтом?» Вы отвечаете ему: «Да, я командующий фронтом генерал-лейтенант Рокоссовский. У меня есть приказ товарища Сталина, нашего Верховного главнокомандующего, разбить войска генерала Паулюса, находящиеся в котле». — «Сделать это вы не успеете — я выручу моего лучшего генерала из котла! А вот когда вы придете в Берлин, мы вас всех уничтожим!» Вы, Константин Константинович, — продолжал адъютант, — выхватили из ножен шашку и замахнулись на Гитлера… И тут я проснулся.
Командующий засмеялся, качая головой:
— Ну и сказку ты сочинил! Напиши обо мне книгу, знаю, что получится. — Он подошел к зеркалу, посмотрел в него. — Видишь, Гитлер боится, что мы дойдем до Берлина. А мы дойдем и покончим с фюрером и его единомышленниками. Я в этом уверен, как и в том, что после ночи наступает утро. — Командующий подошел к адъютанту ближе: — Вот что, Гриня. Через полчаса поедем в войска 64-й армии генерала Шумилова. Распорядись, чтобы машина и охрана были готовы. Я мигом перекушу, и поедем. Да, а ты позавтракал?
— Никак нет, ребята только что поставили кипятить воду для чая.
— Тогда скорее поешь…
Дверь скрипнула, и к Рокоссовскому вошел начальник Особого отдела фронта.
— Разрешите? — спросил он, прикрыв за собой дверь.
— Входи, друже. — Командующий фронтом пошел ему навстречу и поздоровался за руку. — Что волнует нашу контрразведку?
— То же, что и вас, товарищ командующий, — улыбнулся начальник Особого отдела. — Когда наконец мы уничтожим немцев в котле. Но я прибыл к вам по конкретному вопросу.
— Садись, Яков Петрович, и рассказывай. — Рокоссовский кивнул на стоявшую рядом скамейку. — Я как раз собрался ехать к генералу Шумилову: давно у него не был. Хочу посмотреть его войска, готовы ли они штурмовать этот самый котел, который всем нам не дает покоя. Так я слушаю…
— Наши люди добыли копию приказа генерал-полковника Паулюса, в котором речь идет об ультиматуме, предлагающем фашистам сдаться без боя, однако они его не приняли. — Яков Петрович вручил Рокоссовскому документ.
— Интересно, с чем обратился к солдатам любимец фюрера, что он требует от них, какие дает рекомендации.
— Приказ сей Паулюс подписал 9 января, и начальник штаба 6-й армии генерал Шмидт распорядился срочной телеграммой объявить его всему личному составу вплоть до роты включительно, — пояснил Яков Петрович.
