Самед отправился предупредить Новрасту.
Жена сидела в комнате одна. Она прикрыла лицо платком так, что виднелся лишь нос. Он всегда шутя говорил, что ей надо прятать именно нос, а она выставляет его наружу. Но сейчас ему было не до шуток. Он спросил: «Где Новраста?» Жена показала на нишу, куда складывали одеяла и матрасы. У Самеда сжалось сердце. Его задело то, что Новраста, посчитав, что он не сможет защитить ее, спряталась в нише. И тут он снова подумал о Абасгулубеке. «Не будь его, Новрасту ничто не спасло бы».
— Побойся бога, пожалей детей, — шепнула жена Самеду.
— Перестань болтать лишнее! — прикрикнул он на нее.
— Не в добрый час пришли к нам гости.
Раньше жена гордилась бы тем, что их дом посетил Абасгулубек, хвасталась бы соседкам, что Абасгулубек очень уважает их. А теперь и она боится.
— Лучше встань и готовь Новрасту в дорогу, они увозят ее.
Самед вышел из комнаты. Жена скинула из, ниши на пол стеганое одеяло, несколько мутак и подушек. Новраста вышла из ниши, поправила растрепанные волосы, лицо ее было красно. Конечно, она слышала весь разговор.
— Вы подвергаетесь огромной опасности. Лучше я вернусь в свое село. — Новраста готова была заплакать.
— Не расстраивайся, Новраста, Абасгулубек отвезет тебя в безопасное место. А там, глядишь, и Иман выберется из беды.
Говоря это, жена Самеда вытащила из сундука узелок, развязала его, достала бархатный архалук, шерстяное платье, сафьяновые башмачки.
— Что ты делаешь, разве я собираюсь на свадьбу?
Самед вывел коней, оседлал их, Абасгулубек, подобрав полы шинели, вскочил в седло.
— Что случилось, Самед? — спросил Абасгулубек.
Самед заглядывал за скирду сена, осматривал двор.
— Вдруг Гамло оставил кого-нибудь подглядывать за нами,— шепотом ответил Самед. — От него можно ожидать чего угодно.
Из дома вышел невысокий человек в бухарской папахе, в шинели, сапогах. За плечом его чернело дуло винтовки.
— Кто это, Самед? — тихо спросил Халил.
— Это Новраста, жена Имана. Одели в мое платье. Так ее никто не узнает.
Халил подвел Араба к Новрасте, помог ей сесть в седло и подошел к Самеду, предложившему, ему своего коня. Простившись с хозяином, они тронулись в путь.
...Иман совершил ошибку, поручая жену Кербалай Исмаилу. Когда его увели, Гамло, вкрадчиво'улыбнувшись, сказал:
— Нельзя упускать такой случай, Кербалай. Я говорю о жена Имана.
Кербалай поднял голову и рассеянно взглянул на Гамло.
Мстительная улыбка застыла на губах сообщника.
— Хозяин, это прекрасная возможность отомстить Иману.
— Какая возможность?
— Жену Имана...
— Замолчи, подлец! Я жесток, но не бесчестен! Понял? Протри глаза и внимательно оглядись вокруг себя.
Гамло промолчал, повернулся и вышел из комнаты. Но он не отказался от мысли отомстить Иману. Теперь Иман в его руках. В любую минуту он может стереть его в порошок. Но надо придумать такую месть, чтобы Иман сломался, приполз на коленях просить о милости. «Друг есть друг, а враг — это враг, — думал он. — Почему я должен придерживаться законов чести с врагом?»
Взяв с собой нескольких человек, он отправился в Дейнез. Меньше всего в ту ночь он ожидал встречи с Абасгулубеком. Как это случилось, что он не смог даже поднять винтовку? Никогда раньше с ним такого не бывало. Ведь он умел без жалости смотреть на бьющуюся в агонии жертву и, посвистывая, уходить восвояси. А сейчас? Может, его подавила воля Абасгулубека?..
Выбежав из дома Самеда на улицу, он упал на снег, в гневе и досаде кусая руки, но вернуться назад не решился. Он никогда не простит себе этой слабости. Но он не забудет и тех, кто был свидетелем его падения. Какие оскорбления бросал ему в лицо Абасгулубек!
С тех пор как Гамло помнил себя, он был хозяином этих гор и лесов. И никогда не ведал страха. Не раз ночью он натыкался на медведя, а однажды даже пришлось схватиться с тигром. Бывало, конь, почуяв опасность, остановится, навострит уши, а он спрыгнет с седла и, неистово, до исступления избив его и бросив на дороге, пойдет навстречу мраку и неизвестности. Он мог играючи разогнуть подкову и одним ударом свалить быка. Что же случилось с ним теперь? Может, стареет?
«Я убью Абасгулубека, убью Халила. Чем больше я уничтожу людей, тем больше прославлюсь, тем сильнее будут люди бояться меня. Я стану известней самого Абасгулубека. Только убив его, я обрету спокойствие. Все равно я не из тех, кто умирает в постели под гнусавый шепот моллы».
Он хотел вычеркнуть из памяти свой позор, беспомощность и страх, испытанные в доме Самеда...
На этот раз впереди отряда ехал Абасгулубек. Ночное происшествие и присутствие женщины сделали его еще более осторожным. Он старался выбрать наиболее безопасную и удобную дорогу. Что бы ни случилось, он должен привести своих спутников назад живыми и здоровыми.
Хвост его коня плясал перед мордой коня Талыбова.
Они ехали долго. Наконец Талыбов, обессиленный ездой и холодом, сказал:
— Товарищ Шадлинский, давайте сделаем привал.
Впереди возвышались черные скалы. Абасгулубек повернул коня к ним. Здесь могли укрыться и люди и лошади.
Талыбов с трудом сполз с седла.
«Сейчас дети сладко спят, — думал он. — Сын, наверное, как всегда, разметал руки и скинул с себя одеяло. А мать его так намаялась за день, что не проснется, чтоб накрыть ребенка. Хорошо, что сложили новую печь, до утра не остынет. А угля в подвале хватит на всю зиму».
Мысль о доме согрела Талыбова.
Новраста все еще сидела на коне. Хотя она была одета в мужское платье и никто не глядел в ее сторону, она не осмеливалась спрыгнуть на землю. Абасгулубек направился к лесу. Халил глядел вслед ему, пока тот не скрылся за деревьями. Халил повернулся и снова увидел в седле Нозрасту.
— Почему не слезаешь, сестра?
— Слезаю, — послышался шепот.
Халил отвернулся, снова посмотрел в ту сторону, куда ушел Абасгулубек. Тот уже возвращался, неся охапку хвороста.
— Брат, я не могу слезть.
Халил подошел к коню. Новраста оперлась рукой о его плечо и Неумело спрыгнула на землю.
— Да продлит аллах твою жизнь, — сказала она.
Халил отвел Араба к другим лошадям, расслабил подпругу, вернувшись, взял из рук Абасгулубека хворост, разложил костер.
— А чем мы разведем огонь? У кого есть бумага? — спросил Абасгулубек.
— У Талыбова, — ответил Халил. — Теперь газеты нам долго не пригодятся.
Талыбов, колеблясь, поднялся.
Через четверть часа они уже сидели вокруг весело разгоревшегося костра. Новраста устроилась между Халилом и Талыбовым. В огромной папахе, сползшей на глаза, в непривычной мужской одежде она выглядела очень смешно. Чувствовалось, что она подавлена и печальна. Абасгулубек подумал о том, что надо как-то поднять ей настроение.
— Утром мы будем в Келаны, — проговорил он. — Я слышал, Иман еще там. Первым делом я попрошу Кербалая отпустить его. Мне кажется, он послушается меня. Иман хороший товарищ. Кто-нибудь из вас знает его?
Халил понял, куда клонит Абасгулубек, и тотчас поддержал его:
— А как же, хорошо знаем. Советская власть не оставит его в беде. Мы вырвем Имана из рук Кербалая.
Костер понемногу угасал, покрывался белой пленкой золы.
— Подложить еще хворосту? — спросил Халил.
— Скоро рассветет, надо двигаться в путь.
Вдали послышался топот и ржанье коня. Араб хотел ответить ему, поскреб землю копытом, потряс гривой, но, почувствовав на себе руку хозяина, ограничился фырканьем. Халил погладил коня и, переглянувшись с Абасгулубеком, затоптал костер.
Уже рассвело, когда они свернули в село Азиз.
Ширали, свояк Халила, жил в этом селе. До сих пор им не часто удавалось посидеть вместе, погостить друг у друга. Халил редко заезжал в Азиз. И когда, случалось, забредал, то останавливался в доме Ширали часа на два, не больше. Выпивал пару стаканов чаю, облокачивался на мутаки, чтобы прогнать усталость. Свояк, не теряя времени, резал барана, жарил шашлык. И только когда садились за еду, перекидывались несколькими фразами:
— Как дети?
— Хорошо.
— Что нового в селе?
— Все в порядке.
— Абасгулубек Жив-здоров?
— Здоров.
Затем Халил торопился в путь.
— И поговорить не успели.
— Да, нас не назовешь болтунами.
Оба смеялись шутке, затем расставались. А после того, как стали создаваться колхозы, даже этих коротких встреч не стало.
Жена Ширали только что подоила корову и внесла кувшин с молоком в дом. Ширали, приоткрыв дверь, произнес:
— У нас гости.
Не сказал — кто, откуда. Женщина глянула в окно. В глубине двора виднелись кони, слышались мужские голоса.
— Кто же приехал, Ширали?
Ответа она не дождалась. Чья-то рука мягко опустилась на ее плечо. Движением плеча она скинула руку.
—Ты что, сдурел, Ширали? Сам говоришь — гости. Иди, встречай их, а я приготовлю что-нибудь.
