Игорь вопросительно посмотрел на Свенельда, от которого привык выслушивать разумные советы. А Свенельд будто только ждал этого, приблизился к князю, горячо зашептал в ухо:
— Добычу можно искать не только в Царьграде. На Хвалынском море[12] тоже есть богатые города. Отошли туда варягов. Если надобно, я сам с ними пойду. Тогда Хельгу поверит в наше чистосердечие…
Князь Игорь сразу оценил мудрость воеводы. Варяжские наемные дружины нельзя держать в бездействии, иначе они, как саранча, пожрут нивы своего нанимателя. А до Хвалынского моря далеко, путь туда опасен из-за хазар и других воинственных народов. Долгим будет поход конунга Хельгу. А может, и безвозвратным…
Благодарно кивнув Свенельду, князь Игорь обратился к варяжскому конунгу — сердито, будто бы даже с обидой на его горячность и несправедливые упреки:
— Напрасно ты подумал, конунг, что ваши мечи будут ржаветь в ножнах. Пойдешь с судовой ратью на Хвалынское море. Дам тебе ладьи, и припасы, и оружие и воев отпущу, кто пожелает идти с тобой. С греческим же царем у меня мир нерушим!
Конунг Хельгу пошептался со своими ярлами и согласился. Но поставил два условия. Пусть-де Игорь договорится с греками, чтобы те беспрепятственно пропустили его войско через Босфор Киммерийский. И еще пусть с ним вместе будет в походе кто-нибудь из знатных княжеских мужей, чтобы все видели: не от себя воюет конунг, но от князя Игоря.
Игорь указал рукой на Свенельда:
— Он пойдет. Отрываю от сердца своего.
Хельгу поклонился, удовлетворенный…
Через несколько дней ладьи Хельгу и Свенельда покинули дунайское устье. К варягам присоединилось немало дружинников и воев, решивших искать счастья и добычи в дальних краях. Греческие послы не только пообещали пропустить ладьи через море, но и разрешили заходить по пути в порты Таврики[13] за водой и съестными припасами.
Когда ладьи скрылись за горизонтом, Игорь вздохнул с облегчением. Разве мог тогда князь знать, что в Хвалынском походе завяжется первый узелок древлянской трагедии, погубившей его?
9А пока на смену военным заботам пришли заботы мирные, посольские, требовавшие не стремительности и безрассудной храбрости, но мудрого терпения и предусмотрительности. Война венчается добрым миром, а недобрый мир порождает новую войну. Но новой войны не хотели ни русские, ни греки и потому единодушно приступили к строению мира.
В Киев без обычной пышности приехало немногочисленное греческое посольство — обговорить предварительные условия мира. Посольство возглавлял патриции Феофан, три года назад погубивший своими огненными триерами русский флот у Босфора. Феофан был живым напоминанием об опасностях, которые подстерегают руссов в случае нового похода. Намек императора Романа был понятен: Византия не боится войны, хоть и стремится к миру. Но и Русь тоже но хотела воевать. С кем было воевать, если лучшая часть войска уплыла на Хвалыяское море, а вой разошлись по своим землям?
К тому же греческие послы не требовали ничего обидного и невозможного. Патриций Феофан был согласен подтвердить прежний, еще со времени Олега Вещего, торговый договор, только просил, чтобы руссы не воевали херсонскую сторону и ее города, не мешали херсонцам ловить рыбу в устье Днепра, но сами бы защищали их от возможных набегов печенегов, черных болгар и хазар. Доверенные мужи князя Игоря тоже не упорствовали. Переговоры шли успешно.
Перед отъездом греческие послы изъявили желание, чтобы князь Игорь самолично подтвердил хартию о мире, В посольской горнице киевского дворца по этому случаю собрались немногие избранные люди: сам Игорь, княгиня Ольга, бояре, которые должны поехать вместе с послами в Царьград. От князя Игоря был назначен послом боярин Ивор, от княгини Ольги — Искусеви, от княжича Святослава — Вуефаст. И от других князей и княгинь русских тоже были послы: Слуда, Улеб, Канпцар.
Имена эти навечно сохранила русская летопись…
Кормилец[14] Асмуд вынес на руках княжича Святослава.
Малолетний княжич был в полном княжеском одеянии: в багряном плаще-корзно, в круглой шапке с опушкой из горностая, в красных сафьяновых сапожках; на шее мальчика тускло поблескивала золотая цепь — знак высшего достоинства, к наборному серебряному поясу подвешен прямой меч. Все было точно таким же, как у самого князя Игоря, но крошечным, будто игрушечным, — княжичу Святославу пошел лишь третий год…
Греческие послы многозначительно переглянулись. Им ли, познавшим кровавые интриги императорского двора, было не знать, что законный и притом единственный наследник означает устойчивость государственного порядка? Принимая послов вместе с сыном и намеренно обрядив мальчика в полное княжеское одеяние, Игорь явно подчеркивал, что ему есть кому передать власть, что на Гуси не предвидится губительной внутренней смуты…
Еще раз переглянулись греческие послы, когда князь Игорь объявил имена своих послов к императору. От малолетнего княжича был назначен отдельный посол, и назван был сразу за послом самого князя. Князь Игорь как бы указывал место княжича: рядом с собой.
Обратили внимание греческие послы и на княгиню Ольгу.
Жены и любовницы императоров неоднократно царствовали в Византии и над своими мужьями, и над всей империей, проливая крови больше, чем самые свирепые полководцы. По всему было видно, что киевская княгиня носилась к таким властным женам, и, наверное, не случайно князь Игорь то и дело оглядывался на нее, будто ища одобрения своим словам. К тому же киевский князь уже стар, а княгиня в самом расцвете женской силы…
Патриций Феофан слушал князя невнимательно. Каждое слово хартии было ему знакомо по прежнему сидению с русскими посольскими вельможами. Теперь патриций внимательно присматривался к княжеской семье, пытаясь разгадать, почему хмурится старый князь; какие мысли скрываются за чистым, без морщин, белым лбом русской княгини; чего можно ждать в будущем от наследника киевского престола — вот от этого мальчика, смирно сидевшего на руках у бородатого воина, судя по обличью — варяга…
На вид княжич был здоров, крепок, несуетлив, глаза спокойные, и в них уже читалась гордая уверенность, свойственная прирожденным властелина.
Да, много любопытного и многозначительного подметил патриций Феофан. Будет о чем рассказывать по возвращении императору Роману…
С того времени рядом с именем князя Игоря будут произноситься на императорском совете в Константинополе новые имена — княгини Ольги и княжича Святослава. Неведомо для себя самого, мальчик Святослав уже вышел па открытую сцену мировой истории, сам факт его существования уже будет учитываться соседями Руси в сложной политической игре. Наследник киевского престола!..
Но вот прочитаны и одобрены все статьи хартии. Князь Игорь заканчивал прием послов торжественными словами:
— …посылаю мужей своих к Роману, Константину и Стефану, великим царям греческим чтобы возобновить старый мир и заключить союз с царями и со всеми людьми греческими на все годы, пока сияет солнце и весь мир стоит. А кто из русской стороны замыслит нарушить мир, то пусть не имеют помощи от бога Перуна, да не защитятся они собственными щитами, да погибнут они от мечей своих, от стрел и от иного своего оружия, да будут потом рабами во всю свою загробную жизнь!
Напутствуемые этой клятвой, греческие и русские послы вместе покинули горницу. «Какие страшные кары обрушит на греков за вероломство киевский князь, если на своих людей он готов возложить земное и небесное проклятие?! — думал патриций Феофан. — Нужно посоветовать императору осторожность, хотя бы на первое время, пока руссы будут особенно бдительно следить за соблюдением договора…»
У порога Феофан обернулся и еще раз окинул взглядом княжеское семейство. И снова его удивили холодные, не по-детски серьезные глаза Святослава. Почудилось что-то знакомое, уже увиденное…
Медленно спускаясь по ступеням парадного крыльца, Феофан наконец догадался: точно такие же холодные синие глаза были у княгини Ольги…
Посольства возвратились в Киев в середине зимы. Император Роман одобрил все статьи договора и велел написать их на двух хартиях, одна из которых была скреплена крестом и его царским именем, а другая — именами русских послов, и поклялся истинно соблюдать то, что в хартиях написано.
Снова патриций Феофан стоял в посольской горнице перед князем Игорем, выслушивал вопросы и давал на них ответы от имени императора Романа.
— Скажи, что приказал передать царь?
— Император Роман, обрадованный миром, хочет иметь дружбу и любовь с князем руссов. Твои послы приводили к присяге императора, а нас прислали привести к присяге Русь.
