По бледности, залившей лицо Тэндзо, Хиёси понял, что разбойник поверил ему.
— Вот как? — произнес Тэндзо. — Где они сейчас, что делают?
— Сперва сидели за столом, пили сакэ и ждали, потом, решив, что для налета уже слишком поздно, улеглись спать. А меня в такую стужу оставили дожидаться твоего появления.
Тэндзо набросился на Хиёси.
— Убью, если пикнешь! — зашипел он, зажав рот Хиёси огромной ладонью.
Хиёси удалось на мгновение высвободиться и произнести:
— Господин, ты только что обещал мне совсем другое! Кричать я не буду. Убери руку! — Хиёси вцепился ногтями в жесткую ладонь Тэндзо.
Тэндзо покачал головой:
— Ничего не поделаешь. Я действительно Ватанабэ Тэндзо из Микурии. По-твоему, в доме ждут моего налета, но я все равно не могу уйти отсюда с пустыми руками. Мои люди не простят мне этого.
— Но послушай…
— Что еще?
— Я могу вынести из дома все, что прикажешь.
— Ты?
— Только так и надо поступить. Ты получишь свое, не убивая людей и не рискуя самому расстаться с жизнью.
— Ты серьезно? — Пальцы Тэндзо сомкнулись на горле Хиёси.
Разбойники, встревоженные и испуганные, громким шепотом призывали своего вожака и скреблись в створки ворот.
— Эй, Тэндзо, ты там живой?
— Что вам?
— Почему не отпираешь?
Тэндзо, приподняв засов, прошептал в щель:
— Кое-что не заладилось, немного потерпите. Не стойте всей оравой, разойдитесь и спрячьтесь!
Выслушав, чем желал завладеть Тэндзо, Хиёси прокрался в дом с черного хода. Только он заметил, что в комнате Сутэдзиро горит светильник.
— Хозяин! — позвал Хиёси, подойдя к его комнате со стороны веранды.
Ответа не последовало, но он чувствовал, что и гончар, и его жена не спят.
— Хозяйка!
— Кто там? — отозвалась госпожа Сутэдзиро дрожащим голосом.
Они только что проснулись, разбуженные шумом и голосами у ворот. Оба оцепенели от страха. Хиёси отодвинул сёдзи и на коленях проскользнул в комнату. Сутэдзиро и его жена уставились на него широко раскрытыми глазами.
— Разбойники! И их тьма-тьмущая за воротами, — произнес Хиёси.
Сутэдзиро с женой тяжело вздохнули, словно утратив дар речи.
— Беда, если они сюда ворвутся. Они свяжут вас обоих, убьют или искалечат много народу. Я кое-что придумал, их вожак ждет вашего ответа.
Хиёси пересказал им разговор с разбойником.
— Хозяин, лучше отдайте им все, что они хотят. Я передам вещи Тэндзо, и он уберется прочь.
— Хиёси, что ему нужно? — спросил гончар, помолчав немного.
— Чайник работы Акаэ.
— Что?
— Сказал, что уйдет, если получит чайник. Пустяк ведь! Отдайте его! Я все сам придумал, — гордо добавил Хиёси. — Я притворюсь, будто сам украл его для разбойника.
Отчаяние и страх исказили лица Сутэдзиро и его жены, и мальчик принялся их уговаривать:
— Тот самый, что достали вчера для чайной церемонии из шкафа? Этот, верно? Разбойник спятил, раз приказал мне принести такую ерунду!
Хиёси упивался собственной изобретательностью.
Госпожа Сутэдзиро сидела, словно окаменев. С тяжелым вздохом ее муж произнес:
— Какое несчастье! — и умолк, предавшись невеселым мыслям.
— Хозяин, стоит ли так расстраиваться? Чайник как чайник, зато никакого кровопролития!
— Это не простой чайник. Даже в стране Мин есть всего несколько вещиц вроде этой. Мне стоило немалых трудов вывезти его из Китая. Это ведь и память о моем учителе Сёндзуе.
— В гончарных лавках Сакаи, — добавила хозяйка, — за него дадут больше тысячи золотых.
Налет, однако, страшил их. Если не отдать чайник, начнется резня, потом спалят дотла и дом, и мастерские. И не такое случалось в эти страшные времена!
Размышлять было некогда. Сутэдзиро, казалось, не в силах расстаться с драгоценной вещью, но благоразумие взяло верх, и он произнес:
— Придется покориться судьбе. — Он вынул из лаковой шкатулки ключи от кладовой и швырнул их под ноги Хиёси: — Отнеси ему! — Потрясенный случившимся, Сутэдзиро не мог выдавить из себя благодарности Хиёси, оценив изобретательность пятнадцатилетнего мальчика.
Хиёси принес из кладовой деревянный ящичек с чайником. Положив ключи в ладонь хозяина, он сказал:
— Вам, наверное, лучше погасить светильник и лечь спать. Будьте спокойны!
Получив чайник, разбойник Тэндзо словно не верил своим глазам. Открыв ящичек, он тщательно осмотрел добычу.
— Тот самый, — произнес он, и суровое выражение на его лице смягчилось.
— А теперь поскорее уводи отсюда своих людей! Пока я искал эту штуку в стенном шкафу, мне пришлось зажечь свечу. Като и его самураи наверняка проснулись и вот-вот пойдут дозором по саду.
Тэндзо рванулся к воротам.
— В любое время разыщешь меня в Микурии. Я беру тебя! — С этими словами он растворился во тьме.
Ужасная ночь миновала.
Наступил полдень следующего дня. Шла первая неделя Нового года, и гости бесконечной вереницей тянулись в главный дом. В усадьбе гончара царило непривычное уныние. Сутэдзиро был мрачен и немногословен, а его приветливая жена вовсе не показывалась.
Офуку сел у изголовья матери. Она не оправилась от недавнего кошмара и лежала в постели. Лицо ее было смертельно бледным.
— Мама, я только что говорил с отцом. Надеюсь, все уладится.
— Правда? А что он сказал?
— Сначала он сомневался, но когда я рассказал ему о том, как Хиёси напал на меня на заднем дворе, грозя позвать на подмогу разбойников из Микурии, отец задумался.
— Он его выгонит?
— Нет. Сказал, что Обезьяна подает серьезные надежды. Я поинтересовался, уж не хочет ли отец вырастить подручного с большой дороги.
— Мне никогда не нравилось, как Хиёси смотрит на тебя.
— Я и об этом сказал отцу. В конце концов он порешил, что Обезьяну придется уволить, если с ним никто не уживается. Сделать это непросто, потому что он отвечает перед Като с Ябуямы за этого негодника. Он рассудил, что лучше всего выгнать его, воспользовавшись безобидным поводом.
— Хорошо. Противно, что этот мальчишка с обезьяньим лицом у нас работает. Чем он сейчас занимается?
— Укладывает товар в лавке. Позвать его к тебе?
— Пожалуйста, не надо. Отвратительно смотреть на него. Теперь, когда твой отец дал согласие на увольнение, может, прямо сейчас объявишь ему хозяйскую волю и отправишь его восвояси?
— Хорошо, — неуверенно сказал Офуку. — А его жалованье?
— Мы заранее не уговаривались о деньгах. Работник он никудышный, но мы кормили и одевали его, хотя он не заслужил и этого. Ну ладно, оставь ему одежду, которая сейчас на нем, и выдай две мерки соли.
Офуку боялся с глазу на глаз объявлять Хиёси такое решение, поэтому взял с собой одного из приказчиков. Придя в лавку, он застал Хиёси одного. Облепленный соломой с головы до ног, он упаковывал товар.
— Ну? Зачем явился? — бодро произнес Хиёси.
Он решил особенно не распространяться о ночном происшествии, но чрезвычайно гордился собой, втайне рассчитывая на хозяйскую похвалу.
Офуку, пришедший в сопровождении того самого крепкого приказчика, который особенно зло издевался над Хиёси, неожиданно заявил:
— Собирайся, Обезьяна!
— Куда? — Удивленный Хиёси даже не понял, о чем идет речь.
— Домой. У тебя ведь есть свой дом, верно?
— Верно, но…
— Ты уволен с сегодняшнего дня. Одежду можешь оставить себе.
— Поблагодари хозяйку за доброту! — Приказчик протянул Хиёси две мерки соли и узелок с одеждой. — Прощаться с господами тебе не обязательно, можешь немедленно убираться.
Потрясенный Хиёси почувствовал, как краска заливает ему лицо. Гнев, вспыхнувший в его взоре, испугал Офуку. Он отступил на шаг, принял из рук приказчика соль и одежду и, опустив их наземь, быстро пошел прочь. Ярость во взгляде Хиёси не оставляла сомнений в том, что он мог броситься вдогонку за молодым господином. На самом деле сейчас Хиёси не видел ничего — глаза его застилали слезы. Ему вспомнилось заплаканное лицо матери, когда она предупреждала его, что не посмеет взглянуть никому в глаза, если сына еще раз откуда-нибудь выгонят, что он навлечет позор на голову мужа своей тетки. Представив себе ее лицо и изнуренную нищетой фигуру, Хиёси проглотил слезы. Какое-то время он простоял неподвижно, не зная, что теперь делать. Ярость бушевала у него в груди.
— Обезьяна! — окликнул его один из работников. — Что случилось? Опять поругались, что ли? Он тебя выгнал? Тебе всего пятнадцать — тебя повсюду хотя бы накормят. Не хлюпай носом и веди себя как мужчина.
Не отрываясь от дела, работники принялись потешаться над Хиёси. Их смех и подначки звенели у него в ушах, но он твердо решил, что не расплачется на глазах у всех.
— Кто это распускает нюни? Просто мне опротивела эта жалкая лавчонка. Теперь я поступлю на службу к самураю!
