порыву момента, особенно если в центре всего — М.
— Пришло время осудить так называемых лидеров, втянувших нас в кризисы 1914 и 1931 годов, нарушивших все обещания, данные нашей любимой Великобритании. Пришло время новым рукам поднять наш опозоренный флаг и вернуть ему былую славу, — продолжает он. Тридцать минут Мосли удерживает внимание своих последователей, уверяя, что его авторитарная власть — если БСФ возглавит правительство — справится со всеми кризисами, введя жесткую дисциплину в обществе и экономике. Похоже, он абсолютно уверен в успехе своего курса и в том, что рожден для этого. Диана, конечно же, согласна и представить не может, что кто-то думает иначе.
Затем он произносит слова, которые прошептал в их первую ночь. Но теперь она слышит их по-новому, иначе: «Что ж, начнем наше великое приключение!»
28 апреля 1933 года
Лондон, Англия
Как смеют Нэнси и Питер хихикать и потягивать принесенные с собою напитки во время выступления Мосли? У Юнити руки опускаются: до чего аполитична ее семья, за исключением Дианы, конечно, и Декки, которая по какой-то чудовищной причине решила, что спасением английского народа станет коммунизм, а не фашизм. Как остальные могут не понимать, что мир стоит на грани перемен, что общество, каким они его знают, будет уничтожено, когда эта метаморфоза случится? Юнити полна решимости оказаться в центре перемен, быть во главе них и не позволить руководить собой.
Оглядывая зал, ряды крепких молодых мужчин-фашистов, она одергивает свою черную блузку, специально купленную для этого первого из длинной череды митингов БСФ; фалды заправлены, чтобы подчеркнуть ее высокий рост. Муля хочет, чтобы она тратила свои небольшие карманные деньги на платья к светскому сезону, но Юнити знает, что стремительно дешевеющие в депрессивные времена фунты лучше вложить в политические начинания. Это движение — ключ к ее будущему. Она никогда не будет блистать на светских сезонах, а тут, возможно, найдет свое место.
Ее план родился не в одночасье, как у Дианы, которая лишь недавно «очнулась» и осознала, что со страной надо что-то делать и фашизм — самый верный путь. Политические мечты Юнити формировались уже давно. Еще с тех пор, когда они с Деккой делили спальню в Свинбруке и, оглядываясь друг на друга, выстраивали свои общественные взгляды. Чем более яростной поклонницей коммунизма становилась Декка, тем сильнее Юнити верила, что справиться с бедами стране помогут фашизм и два ее кумира — Муссолини и Гитлер. «Только твердый, изобретательный лидер приведет Великобританию к успеху! — кричала она Декке, а затем добавляла: — Нельзя идти на поводу у людей и их прихотей. На народ можно положиться, лишь когда он под контролем государства».
В какой-то момент ситуация настолько обострилась, что сестры физически разделили спальню пополам, проведя посредине линию — с одной стороны коммунизм, с другой — фашизм, каждая оформила свой угол соответственно. У Декки были коммунистическая библиотечка, бюст Ленина и выпуски «Дэйли Воркер», у Юнити — фашистские значки и флаги, фотографии Муссолини и Гитлера, новая фашистская эмблема — свастика, а также коллекция записей нацистских и итальянских молодежных песен. И все это несмотря на знаменитую ненависть Пули к «гуннам», как он называл немцев еще со времен Первой мировой войны, на которой он с ними сражался, и несмотря на его приказы убрать все нацистские символы.
Некоторые прозвали Декку салонной коммунисткой, но Юнити уважает ее серьезный подход — любая заинтересованность в политическом будущем страны лучше, чем безразличие. Несмотря на разногласия, Юнити обожает свою энергичную младшую сестренку, их споры всегда казались ей гораздо благороднее, чем легкомысленные перепалки, которые устраивали другие их сестры из-за одежды, заколок для волос или книг. Они с Деккой могут быть политическими противницами, но в остальных отношениях — они настоящие подруги.
Пока Мосли произносит речь, Юнити не упускает шанса рассмотреть толпу. Среди мужчин в черных рубашках — на некоторых на них ее взгляд задерживается — встречаются и женщины. Как и мужчины, они одеты в черные рубашки разных фасонов — есть с круглыми воротничками, и с мужскими галстуками, — но все смотрятся одинаково серьезно. Может, они ее настоящее племя, может, с ними у нее гораздо больше общего, чем с погрязшей в мелочных интересах семьей, размышляет Юнити. И тут одна женщина привлекает ее внимание.
Вместо черного эта девушка выбрала красный кардиган. «Идиотка, — думает Юнити. — Как из всех цветов она могла выбрать красный для митинга фашистов?» Красный — цвет коммунизма, антитезы фашизму. Неужели она не понимает, символом чего она для всех тут выглядит? Разве не боится реакции, которую может вызвать? Девушка оборачивается, и Юнити ахает: та поразительно похожа на ее сестру, Декку. Что, черт возьми, она тут делает? Юнити качает головой: скорее всего она обозналась. Муля никогда не отпустила бы Декку на фашистский митинг, Юнити даже представить не может, как она могла бы сюда попасть.
Речь Мосли достигает крещендо, и Юнити теряет девушку из виду. Рискуя раздразнить патрульных, контролирующих проходы, несколько смельчаков зажигают спички, и в их мерцающем свете, когда голос Мосли звучит во всю мощь, зал кажется почти священным.
Через толпу словно проходит электрический разряд, вибрация проникает в Юнити, входит с ней в резонанс. Юнити в восторге от слов Мосли, хотя уже читала манифест и слышала, как он ранее репетировал речь в Итоньерке. Но здесь те же самые фразы словно ожили. «Могу представить, — думает она. — Насколько завораживающими они были бы в искусном, гипнотическом исполнении Гитлера».
— Я принес вам новую, революционную концепцию политики, экономики и самой жизни, — гремит голос Мосли, и Юнити не может думать ни о чем, кроме той выдающейся роли, которую хочет сыграть. И сыграет.
Судьба ведет ее к этой роли. Судьба соединила Диану с Мосли, чтобы через сестру открыть Юнити суть фашизма. Затем судьба познакомила ее с Мосли и ведущими деятелями британского фашизма. И вскоре судьба призовет ее оставить позади анемичный британский фашизм и проникнуть в самое сердце явления, живое и пульсирующее, — в Германию.
3 сентября 1933 года
Лондон, Англия
И почему я надеялась, что сестры хоть ненадолго отвлекутся от собственных удовольствий и помогут мне спланировать и отпраздновать нашу с Питером свадьбу? Почему позволила доброте и великодушию Дианы, которая утешала меня, пока я оплакивала Хэмиша, усыпить мой разум? «Вот балда», — говорю я себе, вспоминая, что рассчитывала на Диану, Юнити и чуть меньше — на любительницу сельской жизни Памелу, надеялась, что они помогут мне насладиться месяцами перед свадьбой и проводят в замужнюю жизнь, на пути в которую я изрядно подзадержалась.
Вместо этого я
