Гренгам и Гангут удивительно совпали — день в день 27 июля так и вошли в скрижали истории одной датой: «Корабль, на котором находился начальник отряда, и осталъныя мелкие суда успели уйти,хотя с большими повреждениями. Взятые фрегатыбыли:34 пушки «Сторфеникс» — Капитан Штрале.
30 пушек «Венкор» — Фалкенгрен.
22 пушки «Сискен» — Штоуден.
18 пушек «Данск-эрн» — Колее.
На них убито 103, взято 407 человек. У нас в этой битве убито 2 офицера и 80 рядовых, ранено 7 офицеров и 196 рядовых, да опалены огнем 1 офицер и 42 рядовых; всего убитых 82, раненых 246. Эта победа, совершенная в годовщину Гангутской победы, почтена Государем почти такими же почестями, как и Ган-гутская; взятые фрегаты также были введены в столицу с триумфом 8 сентября, и победа изображена на гравюре, суда эти также повелено было хранить вечно, и модель одного из них, «Данск-эрна», сделанная в 1737 году, поныне хранится в нашем Адмиралтействе; на память этой победы также выбита медаль, изображающая битву, с надписью, подобною Гангутской медали: «Прилежание и храбрость превосходит силу»; и наконец, церковь, по завещанию Петра Великого, поныне совершает в этот день благодарственное молебствие за обе эти битвы. Государь благодарил победителей письмом на имя начальника, генерала князя Голицына, ему пожаловал шпагу и трость, осыпанные бриллиантами, и всем участникам медали, офицерам — золотые, нижним чинам — серебряные; за взятые суда выдано призовыхденег 8960 рублей. Уведомляя об этой победе своих любимцев, губернаторов и послов при иностранных дворах, Государь говорил в письме князю Меншикову: «Правда, не малая виктория может почесться, потому что при очах господ англичан, которые равно шведов обороняли, как их земля, так и флот».
Четыре плененных фрегата, более сотни пушек на их борту, четыреста пленных привел Голицын в устье Невы.
Петр обнял генерала:
— Виктория славная, а наиглавнейшее, что при очах аглицких свершилась. В один день, как при Ган-гуте. Британцы ведь шведов науськивают, сулят многое, а сами в кусты смотрят.
Но англичане не угомонились, не могли они смириться с утверждением России на Балтике и в Европе. Выслали из Лондона посла Бестужева, а весной 1721 года эскадру Норриса опять хотели направить к шведам. Петр не провоцировал неприятеля, хотя силы у него было достаточно. На Котлинском рейде стояла эскадра, равная неприятельской, — двадцать семь линейных кораблей, двенадцать фрегатов, два бомбардирских корабля, на них две тысячи двести орудий. На стапелях верфей достраивались еще около десятка линейных кораблей.
Весной на Балтику двинулась вновь эскадра Норриса, но король Швеции уже как-то с сомнением посматривал на британский флот. За два года, после подписания договора о союзе с королем Георгом, английская эскадра ни разу не вступила в схватку с русскими кораблями. К тому же Франция отказала в деньгах королю Фридриху.
На Аландских островах появились посланцы Швеции. В этот раз они не жеманились:
— Король желает продолжить переговоры с царем Петром.
Узнав о намерениях Фридриха, Петр сказал как отрубил:
— Я предлагал Карлу два раза мир со своей стороны: сперва по нужде, а потом из великодушия. Но он оба раза отказался. Теперь пусть же шведы заключат со мной мир по принуждению, для них постыдный.
Наученный коварством шведов в прошлом, царь не ограничился словесами. На стапелях Петербургского адмиралтейства стояли готовые к спуску на воду три линейных корабля — «Святой Андрей», «Фри-демакер», «Святая Екатерина». Лед на Неве отливал синевой, ледоход начнется через месяц.
— Рубить лед под берегом, — распорядился царь, — готовить проруби, спускать корабли. Неча ждать ледохода.
Иноземные послы в столице покачивали головами:
— Царь готовится к новым походам.
Через две недели в европейских столицах газеты сообщили, что русские не думают прекращать войну.
Первые донесения о начале переговоров с шведами в Ништадте, на западном берегу Финляндии, настораживали.
Шведские уполномоченные уже поджидали Остер-мана и сразу задали вопрос:
— На каких условиях царь намерен мириться с королем?
— На тех же, что мы обговорили раньше на Алан-дах, — невозмутимо ответил Остерман.
— Об аландских условиях не может быть и речи, — высокопарно отвечали шведы, — тогда у Швеции было четыре врага, а теперь только вы, русские.
Остерман хладнокровно ответил:
— Во все время войны союзники мало помогали России, да и вам, шведам, нечего рассчитывать на англичан. Они вас подведут. В прошлую кампанию Норрис не помешал нам разорять ваши берега.
Шведы промолчали, но потом спросили:
— Какие будут ваши условия?
— Как и прежде, его величество оставляет все отвоеванное, кроме Финляндии.
— Тому не бывать! — воскликнули шведы. — Если Лифляндию и Выборг оставить за Россией, нам остается погибнуть от голода! Мы скорее отрубим себе руки, чем согласимся на такое зло!
— Его величество царь Петр без Лифляндии и Выборга мир не заключит, — твердо ответил Ос-терман.
В Ништадте шли переговоры, а в Петербург приехал уговаривать царя французский посол Кампредон.
— Его величество король Фридрих желает с вами перемирия, чтобы начать мирные переговоры.
— О перемирии и речи быть не может, — ответил царь французу, — сии фокусы нам ведомы. Или мир, или война.
Котлинский рейд еще был во льду, когда царь распорядился Апраксину:
— Отправляй-ка, Федор Матвеевич, галерный флот из Гельсингфорса к берегам Швеции на севере, эскадру Ревельскую отсылай в крейсерство к Борнхольму. Ежели Норрис объявится, отойти ей к Ревелю. Я нынче в Ригу отъеду.
Двадцать первый год продолжалась схватка с северным соседом. Первые десять лет шведы свободно разгуливали по Европе, держа в страхе попеременно Саксонию и Речь Посполитую, Данию, Пруссию, Гол-штинию. В эти годы русские люди сооружали верфи, строили суда, исподволь на берегах Финского залива создавался приморский плацдарм России. На море впервые затрепетали на ветру Андреевские флаги, шведам так и не удалось отвадить россиян от моря.
Полтава поставила крест на былой славе армии короля Карла.
Центр противостояния сместился на просторы Балтийского моря.
Теперь в борьбе со шведскими эскадрами определялось будущее России. Верно предусмотрев природу прибрежных акваторий, царь за несколько лет неимоверным усилием людей соорудил сотни галер, юрких скампавей, «стерлядей», как их прозвали в народе. Шхерный флот успешно боролся со шведами в битве за Финляндию.
Гангутское сражение вывело галерный флот для прямого нападения на шведские берега.
После Гангута Карл постепенно понял угрозу для Швеции и пошел на попятную. Гангут заставил поежиться Францию, насторожил Англию, вынудил Пруссию, Данию, Речь Посполитую покинуть своего прежнего верного русского союзника. Все они со страхом смотрели на вставшую вдруг на берегах Балтики новую морскую мощь России… Предпринимая отчаянные попытки, они всеми способами желали ослабления своего восточного соседа.
Король Георг начал сколачивать широкий альянс против России. Английские дипломаты вели переговоры во Франции, Пруссии, Голландии, Польше. Намеревались втянуть в этот союз и Турцию.
В прошлом году английский посол в Стокгольме Картер с адмиралом Норрисом и шведскими генералами задумали вторгнуться в Россию. Саксония, Пруссия, Австрия начнут наступление 70-тысячной армией в Курляндии. Шведы под прикрытием высадят в Лифляндии десант в 40 тысяч войск и двинутся к линии Новгород — Псков. План стал претворяться в жизнь. Король Георг потребовал вернуть шведам Ревель, угрожая войной…
Но союзники просчитались. Первой покинула союзников Франция, финансы пришли в полное расстройство. Затем против Англии выступила Испания, потребовав вернуть Гибралтар. Испанию поддержали французы…
Все эти события пошли тогда на пользу России…
Сейчас Петр рассчитывал каждое движение и действовал наверняка.
Царь перед отъездом в Ригу предупредил Апраксина:
— Нам флот беречь надобно. Ежели Норрис замешкается, нам польза будет. У него нынче, по слухам, три десятка вымпелов, прибавь еще шведские. В газетах-то в Европе прозвонили о нашей морской силе. Как бы нам не обмишуриться. Пошлешь из Ревеля эскадру в крейсерство, но с англичанами не азар-дировать. Главное, повестить во время. А так Ласси пускай не медлит, покуда Норриса не видать.
«Отправленный из Финляндии к шведским берегам генерал Ласси на 30 галерах и 30 лодках, с 5000пехоты и 450 казаков, прибыл к Ревелю 17 мая. Пово-ротясь отсюда к северу, он следовал потом в течение около двух месяцев — до 8 июля — подле неприятельского берега до города Умео и почти каждый день приставал к берегу, разорял и сожигал все встречавшееся ему. Устрашенные жители разбегались; войско, которого тут собрано было довольно много, едва осмеливалось показываться и при первых выстрелах тоже обращалось в бегство. Сожжено 4 местечка, 19 кирхшпилей, 509 деревень, 79 мыз, 334 амбара, оружейный завод, 33 судна и множество лодок. У нас было только 3 убитых и 8 раненых, неприятелей положено до 100 человек и 47 взято в плен».
