- Мой господин, теперь ты ударился в панику. Рано посыпать голову пеплом. Мы ещё поборемся. У нас с тобой в руках великая сила - хлеб всей армии Куркуя. Крикни же ему со стены, что, если не уведёт войско, мы уничтожим весь хлеб, все запасы продовольствия! Пусть он трепещет от страха!
- Купец я, купец, а не воин! - стуча кулаком себя в грудь, воскликнул Феоктист. - Не могу я предать хлеб огню! - Но, посидев некоторое время молча, он согласился с Фармурием. - Ты прав. К дьяволу всякое нытье! Если Куркуй не пойдёт на уступки, всё сожжём.
В это время восставшие стратиоты продолжали готовиться к отражению приступа. Они таскали по лестницам камни и все, что могло поразить врага, разобрали даже несколько деревянных построек, затащили бревна наверх. Но стоило восставшим выглянуть за стену, как у самых смелых закрадывался в душу страх и росло чувство обречённости. Они понимали, что на них надвигается неодолимая сила, которую может сломить только более мощная сила. Но стратиоты такой силой не обладали.
К концу первого дня осады паника, ещё молчаливая и бездеятельная, расползлась по всей крепости Платея Петра, и в любой миг взрыв накопившегося отчаяния мог выплеснуться. Случилось это на третий день стояния войска Иоанна Куркуя под крепостью.
К этому времени императорское войско соорудило вокруг Платеи Петра несколько вышек вровень со стеной крепости. Они были поставлены на полозья, и воины могли их передвигать. Передние и бобковые стенки вышек были обшиты досками с прорезанными в них амбразурами, через которые Иоанн Куркуй намеревался обстрелять восставших «греческим огнём». Знал он, что при первом же огневом шквале защитников смоет со стены как волной, и тогда его воинам останется лишь подняться на стены и подавить восставших своим превосходством.
Но все эти приготовления по замыслу Иоанна Куркуя имели второстепенное значение. Главным своим оружием в подобном положении Иоанн Куркуй считал слово. Он размышлял просто. Все, захватившие крепость, были вовлечены в восстание волей случая. Не встреть они на своём пути авантюриста Дуку, жили бы себе мирно, добывая хлеб насущный в поте лица или милостыней. Но Феоктист Дука поманил их в райские кущи, пообещал им сытую, вольготную жизнь, и они устремились за ним. Ослеплённые блеском обещаний, они шли за Феоктистом, как слепые, и среди них не нашлось ни одной светлой головы, которая остановила бы безрассудных от безнадёжной схватки с силами империи. Да, Иоанн Куркуй предполагал, что в порыве отчаяния обречённые могут нанести ощутимый урон азиатской армии, уничтожив огромные запасы продовольствия, и по этой причине Иоанн Куркуй спешил донести до обречённых своё слово.
Оно прозвучало в самый нужный миг. Когда стратиоты увидели приготовления воинов Куркуя, они бросили таскать на стены бревна и камни, собрались на площади и потребовали, чтобы Феоктист вышел к ним. Он появился на площади в сопровождении вооружённого Фармурия.
- Зачем кричите? - возвысив голос, спросил Феоктист. - Я среди вас. Почему покинули стены? Идите за мной, и будем отбиваться от врага. Давайте, давайте, все на стены!
К Феоктисту подошёл пожилой, но ещё крепкий стратиот Стримон.
- И ты ещё веришь, что мы выстоим перед императорским войском? - спросил он. - А видел ли ты «греческий огонь», которым нас будут жечь с вышек?
- Не пугай! От «греческого огня» можно укрыться, - ответил Феоктист. - И мы выстоим. Ты, Стримон, убедишься в том, если поведёшь на стены тех, кто за твоей спиной.
- Мы не победим врага голыми руками. Ты заманил нас в ловушку. А нам следовало бы взять здесь добро, уйти в леса и жить там спокойно. - Стримон повернулся к толпе и крикнул: - Эй вы, чего стоите?! Идите за мной на стену, и вы увидите выход из ловушки!
И Стримон повёл стратиотов на стену. С ними шли и Феоктист с Фармурием. Поднявшись на стену, Стримон встал против самой большой вышки и закричал:
- Эй, воины! Зовите вашего стратига! Говорить будем!
Прошло не так уж много времени, как на вышке в амбразуре появился Иоанн Куркуй. Он был без шлема, без доспехов: пошли стрелу - и поразишь в грудь. Но он верил, что стратиоты этого не сделают.
- Я здесь! Я ждал вашего зова. Мне ведомо, чего вы ищете. Вам нужна сытая и мирная жизнь. Не так ли?
- Ты угадал наши желания, - ответил Стримон.
- Слушайте же, что я скажу. Я пришёл с большой силой не ради жажды вашей крови. Все вы молоды, и вам надо жить. И вы будете жить. У вас появятся жены, дети. Вы станете достойными сынами отечества.
- Это только красивые обещания! Уведи своё войско, и мы поверим и будем мирно жить в крепости! - крикнул Стримон.
- Знай, своё обещание я должен подкрепить делом, и я приступаю к этому делу. Говорю вам: сегодня же вы все станете свободны. Я это говорю вам, стратиоты! И всех вас я зову в своё войско - служить отечеству. Это великая честь - быть воином императорской армии. Мы вместе будем защищать нашу землю от врагов. К сожалению, есть и среди вас истинные наши и ваши враги. Я назову их имена, и вы отдадите их в руки правосудия, если не хотите судить своим судом. Как вы поступите, разбирайтесь сами. И сколько вам нужно для этого времени, я не ограничиваю.
- Назови их имена, стратиг! - крикнул Стримон.
- Назови! Назови! - раздались голоса тех, кто стоял рядом со Стримоном.
- Исполняю вашу просьбу, стратиоты. Это Феоктист Дука, который назвал себя Константином Дукой. Ещё подручный пират Фармурий. Они увлекли вас в авантюру. И последнее: когда будете покидать крепость, возьмите с собой столько продовольствия, сколько унесёте.
По лицу Иоанна Куркуя струился пот - таких усилий ему стоило сказать стратиотам то, что решало судьбу не меньше как две тысячи человек. Но он верил, что затраченные им усилия не пропадут даром.
События в крепости развивались стремительно. Иоанн Куркуй ещё стоял на вышке, в амбразуре, когда со стены прилетела стрела. Только чудо спасло жизнь Иоанну Куркую. Стрела вонзилась в доску близко от лица стратига. Её послал Фармурий по воле Феоктиста.
- Убей его, и я знаю, как нам спасти жизнь! - приказал Феоктист пирату.
Фармурий вырвал у стоящего рядом стратиота лук и стрелу, и Стримон не успел предотвратить выстрел. Но чудо случилось, и стрела миновала цель. К Фармурию в тот же миг подбежали несколько молодых стратиотов, скопом, но с большими усилиями завалили его и связали руки и ноги. Феоктист избежал этой участи, но близ него встали с обнажёнными мечами два стратиота. Один из них кольнул Феоктиста в бок и произнёс:
- Кончилось твоё время, фальшивый Константин Дука. Шагай на Амастрийскую площадь. - И засмеялся. Он знал, зачем на эту площадь приводят преступников.
Вскоре распахнулись ворота крепости, и Стримон, а с ним с десяток стратиотов вывели связанных между собой Феоктиста Дуку и Фармурия. Стримон сказал:
- Иоанн Куркуй, получи тех, кто чуть не убил тебя.
- А где мои сто воинов? Они живы? - спросил Куркуй, уже забыв, что ему угрожала смерть.
- Да, все живы. Своё оружие получают, - ответил Стримон. - Сейчас выйдут. Ну а мы в крепости побудем, возьмём то, что ты нам обещал, и потому уж не подгоняй нас.
- Так и будет. Но своих людей пришлю. Запишут тех, кто пожелает служить у меня.
В крепости началась мирная жизнь. И все были довольны: это восстание не унесло ни одной жизни. Иоанн Куркуй прислал в крепость скорописцев, и они записали всех, кто пожелал служить в императорской армии.
Феоктиста Дуку и Фармурия на другой день отправили под большим конвоем в Константинополь. Уехал с конвоем на побывку в столице и Иоанн Куркуй. Он понимал, что ему там должно быть свидетелем обвинения. И была его встреча с Константином Багрянородным. Выслушав все, что надо было ему знать, император остался доволен действиями стратига.
- Ты, преславный Иоанн, поступил мудро. Никто не защитит стратиотов, кроме нас. Они же граждане империи.
А спустя несколько дней после судебного разбирательства Феоктист Дука и Фармурий были приговорены к смертной казни. Приговор подписал сам император Константин Багрянородный.
Завершили свою преступную жизнь Феоктист и Фармурий на костре в центре Амастрийской площади Константинополя.
Глава двадцать седьмая. БОЛЬ
Как-то погожим сентябрьским вечером Константин Багрянородный с Еленой и сыном Романом вышли перед сном погулять в парк. День у взрослых был трудный. Елена занималась государственными делами, если можно их так назвать, потому что в этот день она принимала послов прованского короля Гуго. Он дерзнул «свататься» к Багрянородному, чтобы выдать свою дочь, королевну Берту, за сына Багрянородного и Елены, цесаревича Романа. Елене пришлось разбираться в том, что побудило странного короля Прованса Гуго сватать свою дочь за византийского цесаревича, наследника престола империи. Не слишком ли большая честь будет королю Гуго, если вдруг Багрянородный согласится на этот неравный брак! Гуго владел королевством на юге Франции, берега которого омывали воды Средиземного моря, но оно было в два-три раза меньше любой фемы Византии. Но послы чем-то очаровали императрицу Елену, а она в свою очередь очаровала своего супруга, пересказав всё то, что услышала от послов. Багрянородный вначале упрекнул Елену:
