Далее суд походил на поединок между царем и престолонаследником.
– Я доверял ему свою жизнь! – Кричал Ирод, – этот отвратительный злодей мог проникнуть ко мне в любое время дня и ночи, он мог! – Делал выпад Ирод.
– Отчего же тогда не убил? – Отбивал удар Антипатр. – Отчего же тогда, ты до сих пор жив? Не от того ли, что я берег тебя от покушений?
– Ты заставил меня поверить в измену Александра и Аристобула, я предпочел тебя детям царицы, я расчистил для тебя путь к трону. Я боялся, что они станут притеснять тебя, но ты… – шел в новую атаку царь.
– Досточтимый судья Вар, – Антипатр повернулся в сторону председательствующего на суде прокуратора, – мой отец только что сказал, что предпочел отверженного сынам царицы, к чему же тогда мне клеветать на тех, кто уже ни в коем случае не могут составлять мне конкуренции? Предательский удар обычно наносится со спины. Убивают тех, кто занимает вожделенное место, а не тех, кто обречен, плестись в хвосте. – Его ответ понравился судьям, и Ирод поспешил атаковать новым обвинением:
– Я сделал Антипатра царем, и объявил его законным престолонаследником, выделив ему содержание в 50 талантов из собственного дохода, чтобы он не ощущал нужды и мог жить действительно по-царски. Я выдал ему еще 300 талантов дабы он мог поехать в Рим, я сделал его другом императора, сам рекомендовав недостойного и почитая его как спасителя своего отца. Возможно ли, о Вар, чтобы сей избалованный сын, получив столько от щедрот моих мог умыслить получить еще больше, отравив меня самого?
– Конечно, невозможно, – вновь отражал удар Антипатр, – подумай сам отец, пораскинь царскими мозгами, – к чему мне убивать Александра и Аристобула, когда я и без того возвышен над ними. Скорее уж они стали бы требовать моей крови, чем я возжелал бы уничтожить своих будущих придворных. Что же до тебя, то, как ты сам заметил, мне не было смысла торопить твою смерть, так как я уже был царем. Ко всему прочему, сам император позволил тебе самолично избирать своего наследника, а значит, даже на смертном одре ты мог назначить после меня Ирода, Архелая, Антипу или любого, кого ты только мог пожелать видеть своим приемником. А еще не факт, что те согласились бы сохранить мои права и выдавать столь щедрое содержание. К чему же мне рисковать?
– Но разве не ты сожалел о том, что я лишь молодею, в то время как ты не можешь дождаться вожделенного престола? Ты – демон, хитростью и увертками проникший в мой дом, и разрушающий его изнутри!
– Будь я демоном или отцеубийцей, неужели всевидящий господь позволил бы мне плыть по морю и не прибрал бы меня за грехи мои? Тем не менее, я пришел к тебе именно морем, не ощущая ни каких лишений. Что еще раз подтверждает мою невиновность перед тобой. Не верь клеветникам, они боялись меня, когда я был первым после тебя, и начали изливать свой яд, когда я покинул благословенную Иудею. Не верь показаниям, вытянутым пыткой, человек слаб, боль способна исторгнуть из него любые угодные заплечных дел мастерам показания. Не пытай больше никого, а лучше пригласи своих лучших палачей для меня. Пусть они режут на куски отцеубийцу и братоубийцу. Я все стерплю. Если я достоин смерти, то по приписанным мне грехам – самой лютой. Если я отцеубийца и братоубийца, то я не имею права умереть без мучений! – Произнеся эту речь, Антипатр разорвал на себе одежды, застыв с поникшей головой, словно ожидая, что отец действительно кликнет своих палачей.
Его слова тронули судей, и даже Вара, поэтому царь поспешил дать право речи более изощренному в судейских делах Николаю Дамасскому, который обвинил Антипатра в казни братьев, смерть которых произошла исключительно из-за интриг иродова первенца. После он сообщил суду, что бывший престолонаследник не удовлетворился этим кровавым жертвоприношением, и начал подкоп под других братьев, опасаясь, как бы отец не передал престол кому-нибудь из них. Об этом свидетельствовали фальшивые письма, заказанные Антипатром в Риме, Сирии, Иудеи. После, Николай перешел к обнаруженным ядам, заметив, что из-за коварного Антипатра пострадал не только царь, но и его младший и горячо любимый брат Ферора. Которого злокозненный племянник чуть было, не сделал братоубийцей, пришлось вспомнить тайные встречи, членов царской семьи и его друзей, которых сын Дориды так же ввел в соблазн, повернув против единственной законной в стране власти.
После этих слов я невольно напрягся, опасаясь, что Николай вот-вот коснется Саломеи, но неожиданно обвиняющие ее документы, ее же и оправдали. Присланное из Рима письмо служанки Юлии Акмы, оказалось так же состряпанной по заказу Антипатра подделкой. Об этом свидетельствовало другое письмо, о котором я не слышал прежде, письмо Акмы к Антипатру, в котором та сообщала, о выполнении условий сделки, и отправки Ироду поддельного письма Саломеи. В том же послании, продажная служанка клянчила у будущего иудейского царя увеличение своего вознаграждения, обещая и впредь служить ему верой и правдой.
Наличие подобного свидетельства наталкивало на мысль, что приходящие в свое время в Иудею доносы на Александра и Аристобула, были так же продиктованы черным гением Антипатра.
После чего Вар порекомендовал Ироду написать императору по поводу этой женщины, дабы тот мог поступить с ней так, как считает нужным. Другой отчет, отчет о суде, Вар должен был составить сам, и на рассвете переслать его Августу.
Дабы получить полное подтверждение виновности Антипатра, Вар распорядился принести ему забранный у вдовы Фероры яд, после чего в зал суда был введен мужчина приговоренный к смерти, которому велели принять яд. Опустошив пузырек испытуемый тот час свалился замертво. Свидетелей этому был полный зал, Антипатр был уличен в измене и покушении на жизнь отца.
Вообще, хорошо проводить испытания ядами на содержащихся длительное время под стражей преступниках, потому как, во-первых, ни какого урона в хозяйстве, он и так приговорен, а значит, ни кому не нужен, и во-вторых, дайте яд здоровому бугаю вроде Ирода. Так его организм, пожалуй, помучается, помучается, да и переборет зелье. Узник ослаб от длительного заключения и скудного питания. Его желудок пуст и яд, не встретив сопротивления, сразу же примется за дело, доказывая на практике свою опасность и, как следствие, подтверждая вину отравителя.
На следующий день Вар покинул Иудею, дабы следовать за своим письмом, и иметь возможность доложить обо всем лично императору.
Саломея была полностью оправдана, Антипатр же закован в кандалы и отправлен в одну из крепостей. Я не выяснял в какую, да и зачем? Его участь была предопределена. Я же мог считать, что выполнил свое обещание, нежно любивший свою семью Ирод, уничтожал одного за другим своих детей. Нет преступления на свете, хуже чем убийство настоящей жрицы. Нет наказания, способного уравновесить чаши добра и зла. Сколько я еще готов положить на весы за смерть ни в чем не повинной Абаль? Мстя за мертвую и расчищая дорогу для своего собственного потомства? Не знаю…
Вопреки ожиданиям, Ирод вновь изменил свое завещание, обойдя теперь старших сыновей Архелая и Филиппа, чьи имена хоть и косвенно, но значились в числе заговорщиков, и назначив престолонаследником Антипу сына самаритянки Малфаки. Кроме того, в завещании Ирод отписал Августу целую тысячу талантов, и еще 500 талантов его жене Юлии, детям, друзьям и вольноотпущенникам. Кроме того, царь наградил пострадавшую из-за интриг племянника Саломею, возвысив так же всех, кто в той или иной степени оказался причастным к распутыванию заговора.
Что касается Антипы – то это был спокойный и достаточно уравновешенный человек, не чета злобному и вспыльчивому Архелаю, так что выбор был вполне разумен и, если бы в дальнейшем, Ирод следовал этому решению, Иудея избежала бы многих и многих бед.
С каждым днем болезнь Ирода становилась все беспощаднее и злее. Врачи наперебой советовали царю временно отойти от дел, оставив заботы объявленному наследнику, но Ироду было не суждено уже обрести иного покоя, кроме последнего утешения и предела, что ждет всех нас. Для себя Ирод уже давно избрал место последнего приюта в земной юдоли. Это был могучий Иродион, расположенный в семи милях к югу от Иерусалима, возведенный некогда в честь победы над парфянскими прихвостнями, преследовавшими его по пятам из захваченного Иерусалима.
Впрочем, я скривил бы душой, сказав, что для себя лично великий царь не желал больше ничего. Как раз наоборот. Он страстно хотел жить! Жить не спокойным, далеким от мирских соблазнов философом и отшельником. Напротив, Ирод весь словно состоял из желаний, он любил мечтать, планировать, принимать решения и главное – воплощать задуманное в жизнь. Не раз я видел, как вчерашний сон или идея превращались под его грубыми красноватыми руками сначала в чертеж, получив свои зрительные очертания, а затем обретало плоть и душу.
