Сначала прошли шхерами вдоль бухты. Всюду на берегу работали солдаты, рыли окопы, траншеи, на мысу уже стояла батарея.
— На случай, ежели шведы задумают нас десантировать, — пояснил Апраксин.
— Верно, адмирал, нам отсиживаться здесь опасно, будто в мышеловке. Задует ветер, Ватранг с эскадрой навалится, запрет и перестреляет нас из пушек. У него сила в артиллерии.
Петр зашагал по берегу, прыгая через валуны, к мысу. По пути изучал проходы в шхерах, присматривался к береговому ландшафту, советовался с Апраксиным.
Вдали, впритык к шхерам, растянувшись цепочкой, лежала в дрейфе шведская эскадра.
Возвращаясь назад, Петр задумчиво остановился у перешейка. Он тянулся от бухты к противоположному берегу полуострова, кое-где блестели озера.
— Сколь велик перешеек?
— Не мерял, господин шаутбенахт, — развел Апраксин руками.
Царь зашагал на запад от восточного берега; вымеряя сажени, он вспоминал Нюхчу: «Там мы тащили фрегаты».
Как обычно, опередил всех, за ним едва поспевали Апраксин, Змаевич и свита…
У кромки западного берега, вытирая пот, Петр оглядывал залив, узкие проходы в шхерах. Виднеющееся вдали море…
— Нут-ко скажи, адмирал, сколь долго добирались мы от Нюхчи до Ладоги?
Апраксин пожал плечами, прикидывая. Далеко он был в то время, в Азове.
— Сколь помню, с месяц.
— Верно, так там полторы сотни верст, а здесь две, стало быть, за два дни сможем перетащить малые скампавеи.
— Как так?
— А вот сей же час сыскивай среди солдат сотни три плотников, тащи топоры с галер, руби кругляк, вокруг его навалом. Стели гать. Переволоку будем ладить денно и нощно…
Вечером «командировано для делания мостов от полка по 100 человек с майором Преображенским».
Шведы зашевелились. Утром к Ватрангу привели двух рыбаков, адмирал сам их допрашивал.
— Так ты говоришь, русские начали рубить лес и строить дорогу на перешейке? — Адмирал достал кошелек, положил на стол монету: — Хочешь еще заработать?
— Люди из Тверемине поговаривают, что у русских объявился их царь.
Ватранг задумался: «Неспроста прибыл царь, у него в Ревеле эскадра».
Спустя полчаса с адмиральского корабля ударила пушка. Ватранг вызвал младших флагманов.
Флагман радушно оглядел своих адмиралов.
— Вы, Эреншёльд, завтра утром возьмите шесть галер и три шверборта, обойдите Гангут и заприте русских у переволоки. Ваша сотня пушек скажет свое слово.
Второй флагман вопросительно посмотрел на Ватранга.
— Не исключено, эскадра из Ревеля придет на помощь галерам. Как увидите неприятеля, Лилье, дайте мне знать. Но мы не будем ждать. Галеры столпились, словно беспомощные котята, мы атакуем их и разобьем бомбардирами и пушками…
Недооценивал опытный, убеленный сединами шведский адмирал своего соперника, российского адмирала…
В Тверемине собрался военный совет. По старшинству открыл совет адмирал:
— Ватранг выжидать не станет. Не сегодня-завтра соберется с умом, навалится на нас, пушками сомнет.
— Что предлагаешь? — спросил Петр.
— Как прежде говорил: выждать штиль, прорваться морем. Завтра поутру отрядим вперед Змаевича, два десятка скампавей. Будет удача, за ним пойдешь ты, Лефорт.
На рассвете перед выходом в море Петру встревоженно доложил Апраксин:
— С переволоки прибежали солдаты, которые помост ладят. Против берега объявились шведы, с десяток кораблей.
Петр досадливо крякнул:
— Ну так и есть, Ватранг обложить решил нас, яко медведя в берлоге. — Тяжело вздохнул: — Пущай плотники стукают, а мы по твоей задумке поступим.
— С Богом, господин шаутбенахт, — благословил адмирал, — починай.
Утренняя дымка нехотя рассеивалась, открывая морскую даль. Весла тревожили зеркальную гладь залива, вымпел сник, обвился вокруг мачты, с востока пробивались первые лучи солнца, разгоняя туман.
Петр шел на галере Змаевича, шарил по горизонту подзорной трубой, вдруг глянул на капитан-командора и захохотал. Часть шведских кораблей отошла далеко в море. Цепочка блокады разорвалась.
— Тишь да гладь — божья благодать. — Он протянул трубу Змаевичу. — Гляди, шведы нам ворота отворили.
Змаевич, кажется, начал понимать замысел Петра.
— Шведы не могут сдвинуться с места, — проговорил Змаевич.
— Верно, командор, сейчас у нас превосходство в маневре и пушки их не страшны. Обходи шведов, огибай полуостров к тому отряду у переволоки, запрешь ему выход.
Шведы встрепенулись, загрохотали пушки шведских кораблей, но было поздно. Дальше события следовали по плану Апраксина. «Когда г. генерал-адмирал усмотрел, что наши первые 20 скампавей прошли, тогда дан указ бригадиру Лефорту, капитанам Дежимону и Грису, чтоб они на 15 скампавеях за первыми следовали. И по тому указу оные исполняли». Пятнадцать скампавей Лефорта устремились проторенной дорогой.
Шведы между тем спустили шлюпки и начали медленно разворачивать исполинские корабли в сторону моря. Но Ватранг упустил время и не успел. Апраксин воспользовался очередной ошибкой неприятеля. Флигель-адъютант исправно вел запись в журнале генерал-адмирала. «И… неприятель… трудился, корабли снова буксировал. К тому ж начался быть малый ветер, что более неприятелю дало способ; и шли к нашим скампавеям, и из пушек довольно стреляли. Однако ж наши, не смотря на то, шли на гребле зело порядочно. В шхеры вошли и с первыми случились благополучно».
Если бы сражение случилось спустя месяц, конечно, все маневры неприятеля укрылись бы от глаз Апраксина, но сейчас в море, несмотря на полуночное время, обстановка просматривалась даже без подзорной трубы.
Шведы оплошали еще раз. Ватранг отошел мористее, освобождая прибрежный фарватер.
Адмирал кинул мимолетный взгляд на восток. Там уже забрезжила алая полоска рассвета.
— Поднять синий флаг! С Богом, братцы! Навались!
Почти семь десятков скампавей ринулись на прорыв.
«Наш генерал-адмирал положил, что со всем гребным флотом пробиться сквозь неприятеля… В 4-м часу пополуночи пошли все скампавей одна за другой: в авангарде шел г. Вейд, за ним следовал г. генерал-адмирал, потом ариергардии генерал князь Голицын. И когда неприятель наши скампавеи усмотрел… стреляли из пушек жестоко… Однако ж… наши скампавей прошли счастливо и так безвредно. Что только одна скампавея стала на камень…»
Вся гребная флотилия Апраксина в полдень 27 июля 1714 года стояла перед входом в Рилакс-Фиорд. Эскадра контр-адмирала Эреншёльда: фрегат, девять галер с сотней пушек и тысячью солдат на борту, оказалась наглухо заблокированной. Апраксин осмотрелся и принял решение: «Г. генерал-адмирал учредил флот к бою последующим образом: от авангардии, под командою г. шаутбенахта корабельного и генерала г. Вейда, с правой стороны для абордирования неприятельских галер на 9 скампавеях помянутый г. генерал Вейд и капитан-командор Змаевич; с левой стороны столькими же скампавеями генерал-адъютант Ягужинский… Было направлено предложение к командующему… шведскою эскадрою шаутбенахту Эреншёльду, чтоб… отдался без пролития крови».
Эреншёльду пришлось выслушивать русского парламентера генерал-адъютанта Ягужинского:
— Главнокомандующий адмирал Апраксин предлагает вам капитулировать, чтобы избежать потери крови.
Для Эреншёльда такой исход событий казался оскорбительным.
— Адмиралы его королевского величества еще ни перед кем не спускали флаг. «На этот раз русские получат предметный урок», — не сомневался шведский контр-адмирал и был по-своему прав, надеясь на превосходство в пушках. По крайней мере, он предполагал с успехом отбить атаку русских галер.
Наступил решающий этап сражения. «Г. генерал-адмирал дал сигнал авангардии нашей оного атаковать… Атака началась 2-го часа пополудни и продолжалась… до 5-го часа… Хотя неприятель несравненную артиллерию имел перед нашими, однако ж по зело жестоком сопротивлении перво галеры, одна по одной. А потом и фрегат флаги опустили… Того ж числа, кой час оная баталия окончилась, без всякого меднения г. генерал-адмирал учинил сигнал идти со всеми судами… к Гангуту, дабы неприятель не мог в том месте флотом своим заступить…»
Адмирал Ватранг не стал испытывать судьбу еще раз. Эскадра в тот же день снялась с якорей. Настала пора думать об обороне. Русский флот нацелился на берега Швеции…
— Воистину, нельзя описать мужество наших как начальных, так и рядовых — восхищался Петр после боя. — Все, братцы, бывало, — сказал Петр, рассматривая шпагу шведского адмирала. — Брал я шпагу у генерала и фельдмаршала, а вот адмирала флота в полон впервые приглашаю. Дай Бог не последнего!
В тот же день он повелел объявить о славной победе всей России.
«Всемогущий Господь Бог Россию прославить изволил, ибо по много дарованным победам на земле, ныне и на море венчати благоволил, бывшею викториею вас поздравляем, извольте немедленно напечатать и с сим посланным довольное число отпустить в Москве и по губерниям».
