– А я дам три тысячи коней и три тысячи овец,– икнув, добавил Чимтай.
– Да пошлет тебе Аллах сто лет счастливой жизни, за доброту твою и милость, великий хан,– промолвил растроганный Василий.– И тебе тоже, отец мой, почтенный хан Чимтай! Только зачем мне все это? Ведь я все равно к себе на родину вернусь и чаю, что это будет невдолге.
– Только один Аллах знает будущее. Если вернешься, этот улус перейдет к хану Чимтаю, как твой калым,– сказал Мубарек. – А пока ты здесь, ты должен жить как подобает князю и нашему родственнику.
– Как моему сыну,– добавил Чимтай.
– А где Фейзула? – спросил хан Мубарек.– Я что-то видел ее сегодня среди других женщин.
– Она была немножко больна и осталась в своем шатре,– сказал Чимтай.– Теперь я понимаю, какая это болезнь!
– Сейчас выздоровеет,– усмехнулся Мубарек.– Пошли за ней кого-нибудь, пусть немедля придет сюда. А мы снова пойдем к гостям.
Оба хана и Василий вышли из шатра и уселись на ковре, под деревом. Bсe их переговоры заняли не более получаса. Скачки только что закончились. Всадники на разгоряченных Конях, группами и поодиночке возвращались с поля и, спешиваясь у дерева, занимали свои места.
– Кто же победитель? – поинтересовался Мубарек-ходжа.
– Хисар-мурза! – ответило сразу несколько голосов.
Мубарек, с едва приметной усмешкой, покосился на самодовольное лицо чагатайского хана. То, что он при этом подумал, вполне точно выразил эмир Суфи, шепнувший сидевшему рядом с ним Василию:
– Этот победитель не знает, как его самого здесь тем временем обскакали!
Часа через пол Василий, все время поглядывавший на тропинку, которая вела сюда из стойбища Чимтая, увидел наконец Фейзулу. Ее вид поразил его: она приближалась походкою человека, приговоренного к казни, понурив голову, бледная как смерть. У нее почти не было сомнений относительно того, зачем отец вызвал ее в ханский шатер, да еще велел одеться no-наряднее. О том, что причиной этого является Василий, ей не приходило в голову: ведь он должен был говорить с Чимтаем только по окончании празднества, в его собственном шатре. Значит, Хисар-мурза его опередил, он высватал ее там же, сразу после курултая, и теперь ее позвали, чтобы объявить грозную волю отца и навеки отдать ненавистному человеку.
Приблизившись к ковру и увидев Василия, с тревогой и испугом уставившегося на нее, она едва не лишилась чувств: значит, и ему уже известна страшная весть! Последняя ее надежда погасла. Мубарек, один из всех, правильно понял, что происходит с девушкой. Приказав рабам наполнить кубки, он подозвал к себе Фейзулу и, взяв ее холодную как лед руку, громко сказал:
– Выпьем за жениха и невесту, да ниспошлет им Аллах долгую и счастливую жизнь! Подойди сюда, князь, и возьми то, что отныне принадлежит тебе навеки! – И Фейзула, не веря глазам, увидела перед собой радостное лицо Василия, в руку которого Мубарек вкладывал ее руку.
– А завтра всех зову на свадьбу! – добавил хан Чимтай.– Будем праздновать до утра.
Кругом поднялись удивленные восклицания и приветственные крики. Рабы забегали среди гостей, наполняя кубки. Один лишь Хисар-мурза стоял с посеревшим лицом, не сводя налитого ненавистью взгляда со счастливой пары. На него никто не обращал внимания, и он, незаметно выбравшись из толпы, проскользнул к себе в шатер, где и дал волю своей ярости.
Кто ярость и зависть в себе разжигает,
Здоровье и разум взамен потеряет.
Кто злобе и козням предел не наидет,
В конце концов сам головы не снесет.
Мухаммад ас-Захири, персидский поэт и писатель XII в.
Когда начало смеркаться и гости разошлись, Хисар-мурза вышел из своего шатра и берегом озера направился к стойбищу Чимтая. Последний уже собирался ко сну и, скинув сапоги, сидел на постели из мягких овечьих шкур, почесывая волосатую грудь, когда начальник ночной стражи ему доли-жил, что пришел хан Хисар и хочет его видеть.
– Скажи ему, что я ложусь спать и он может прийти ко мне завтра.
– Я так ему и сказал, пресветлый хан, – ответил нукер. – Но он говорит, что у него очень важное и спешное дело которое не может ожидать до завтра.
– Если так, пусть войдет, -промолвил удивленный Чимтай. До сего времени он с Хисаром никаких дел не имел и менее всего мог думать, что его приход имеет какое-либо отношение к только что происшедшим событиям.
Хисар вошел и, небрежно поклонившись, взглянул на хозяина с почти открытым презрением.
– Наверно, очень важное дело привело тебя ко мне в такой час, когда все честные люди ложатся спать? – не слишком любезно спросил Чимтай, которому не понравились манеры посетителя.
– Да, хан. Я бы не стал тебя беспокоить в такое неподходящее время, если бы это дело не было важным и для меня, и для твоей семьи. Но прежде всего я хочу узнать: что заставило тебя, потомка великого Чингиса, обещать свою дочь этому неверному псу?
– Ты что, пришел меня учить? – приподнимаясь и повышая голос, спросил Чимтай.
– Прости меня, хан,– поправился Хисар, который понял, что если он и дальше будет придерживаться взятого тона, Чимтай попросту выгонит его вон. – Я не хочу тебя обидеть. Но моими устами говорят горе и досада: сегодня я сам хотел просить у тебя ханум Фейзулу в жены.
– Пока ты собирался, ее уже просватали и завтра обвенчают. О чем теперь говорить?
– Свадьбы еще не было. Калыма ты еще не получил. Ты можешь взять обратно свое слово.
– Я никогда не беру назад своего слова. Так делают или такое могут предлагать только недостойные либо трусливые люди. Но я не из их числа.
– И ты из упрямства хочешь лишить свою собственную дочь счастья и чести сделаться женой царевича из рода Чингиса, которого ждет трон Мавераннахра? И отдашь ее русскому князьку, почти что рабу нашему?
– Ты что, одурел или пьян? – закричал Чимтай. – О какой чести ты говоришь? Мой род, род Джучи и Орду-Ичана, выше вашего чагатайского рода! Это тебе была бы честь жениться на моей дочери! Но ты ее не достоин. Я сказал бы тебе это, если бы даже ты пришел сватать Фейаулу раньше, чем князь Карачей!
– Все равно я его убью! – глухо сказал Хаеар.
– Если только ты его тронешь, я найду тебя хоть под землей и, привязав к четырем диким коням, докажу, что ты не так крепко сшит, чтобы тягаться с Чимтаем! Запомни это навсегда. А сейчас убирайся вон, если не хочешь, чтобы я приказал слугам вытолкать тебя в шею!
– Хорошо, я уйду! – крикнул Хисар. – Но ты еще меня вспомнишь! – И, выскочив из шатра, он почти бегом пустился вниз, по тропинке.
* * *
Ночь еще не вполне окутала землю, но от бешенства Хисар ничего не видел вокруг. Ему уже оставалось совсем немного до первых шатров Мубарекова стойбища, когда он услышал впереди звук шагов и, подняв голову, увидел прямо перед собой ненавистного русского князя.
Василий, который направлялся в становище Чимтая, чтобы выяснить подробности предстоящего свадебного обряда, увидел и узнал противника гораздо раньше. Он почти не сомневался в том, что эта встреча добром не кончится. Никакого оружия при нем не было, но возвратиться назад или свернуть в сторону ему не позволяла гордость: он никому, даже самому себе, не хотел показаться трусом и потому спокойно продолжал идти вперед.
Узнав соперника, Хисар-мурза остановился как вкопанный. Остановился и Василий. С минуту они молча смотрели один на другого.
– В чем дело, мурза? – спросил наконец Василий. – Если желаешь мне что-нибудь сказать, говори скорее. Я спешу.
– Ты хочешь жить? – хрипло спросил Хисар.
– Сейчас более, чем когда-либо,– усмехнулся Василии.
– Тогда, не теряя часу, садись на коня и скачи без отдыха на закат солнца, пока не увидишь свою землю!
– Чего это ради? – притворно удивился Василий.
– Я не уступлю тебе Фейзулу!
– Ах, вот оно что! Пойди-ка лучше проспись, мурза. Встречи со мной не приносят тебе удачи.
– Вот потому я тебя и уберу со своей дороги! – крикнул Хисар, выхватив кинжал и бросаясь на Василия. Но последний ожидал нападения и был начеку. Рукою отбив оружие противника, он одновременно ударил его ногой в нижнюю часть живота. Хисар дико взвыл и, свернувшись, как еж, упал на землю.
– Видишь, я говорил, что встречи со мной для тебя плохо кончаются,– промолвил Василий, платком обтирая кровь с порезанной руки. Он еще не решил, что делать с корчившимся на траве Хисаром, когда увидел, что к ним приближаются несколько воинов.
– Кто здесь кричал? – спросил один из них.
Василию пришлось сказать, что он подвергся нападению Хисара-мурзы и, защищаясь, сильно его ударил. Воины подняли стонавшего монгола и отнесли его в лагерь. С ними вместе пришел и Василий.
Едва он успел рассказать Никите, что случилось, и перевязать руку, как его позвали к великому хану.
