Пошла в спальню, скинула на ходу башмачки, расшитые жемчугом и каменьями, а платья стянуть сил не хватило. Ухнулась на княжеские, пограбленные, как все в этом доме, перины и заснула тяжелым, грешным сном.
Пани Ирена Деревинская потчевала припозднившихся гостей скромной трапезой и столь же скромной беседой. Хозяйка поместья пани Фирлей, наложившая на себя тяжкий пост, к гостям не вышла, а гости стоили того, чтобы принять их со всей любезностью и уважением. Его милость пан Адам Кисель отправлялся в логово Богдана Хмельницкого на переговоры, от которых зависели судьбы тысяч и тысяч изгнанников и, может быть, самой Польши.
Вместе с брацлавским воеводой в посольстве были львовский подкоморий Мясковский, новогрудский хорунжий, брат воеводы Николай Кисель, брацлавский подчаший Зелинский, несколько комиссаров, секретарей комиссаров. Секретарем же посольства был назначен пан Смяровский. Для охраны наняли сотню драгун под командой капитана Бришевского, для особых поручений Адам Кисель взял совсем еще юного ротмистра, князя Захарию Четвертинского. Сам пан воевода ехал с женой, и то, что ее милость пани Фирлей не пожелала показаться гостям, было воспринято как неучтивость. Впрочем, неудивительная. Кисель и Фирлей разошлись во время суматошной кампании королевских выборов. Его милости пана Фирлея в доме не было, он находился в армии. И как знать, будь он здесь, отворились бы вообще ворота перед королевскими послами?
— Я прошу извинить нас, — краснея говорила пани Ирена, — война уничтожила запасы… А пани Фирлей ныне совершенно не занимается мирскими делами. Да и все мы убеждены: один Бог может спасти нас и нашу бедную страну.
— В последний год совершено столько противочеловеческого, противобожеского, — сказал князь Четвертинский, — что я никогда не поверю, будто все это от Бога. Бог оставил нас!
Пан Мясковский, сердясь на дурной прием, сказал прямо:
— По воле его королевской милости я был у польного гетмана литовского, чтобы взять для посольства двести лошадей. Его милость польный гетман дал двадцать лошадей. И ведь так — всюду. Сначала думают о себе. Государству перепадают крохи.
— Потом является какой-нибудь Кривонос и вразумляет шляхту, отняв у нее земли, замки, семью! — вспыхнул гневом Николай Кисель.
Старший брат его выпил глоток воды и устало сказал:
— Кривоноса земля взяла.
— Если я когда-нибудь сыщу его могилу, — вскочил на ноги князь Четвертинский, — я по косточкам, по косточкам сам, руками своими разорву этот проклятый костяк.
— Говорят, Кривоноса убила чума, — сказал Адам Кисель. — Лучше будет для всех, если вы оставите его могилу в покое.
— Почему же нет чумы на Хмеля?
— Если чумы на него нет, ее надо сыскать, — улыбнулся пан Смяровский.
5
Посольство двигалось медленно, с остановками. Останавливались в Гоще, во владениях Адама Киселя. Хозяйство было разорено, людей мало. Продовольствие крестьяне утаивали, запрашивали цены удивительные. И приходилось платить, чтоб не остаться голодными.
Побывав у князя Корецкого, посольство переправилось через реку Случ и было остановлено полковником Донцом, сотником Тышей и четырьмя сотнями казаков. Посольству было разрешено разместиться в имении Адама Киселя, в Новоселках. В Киев не пустили.
Комиссары гневались, в словах были неосторожны, покуда какой-то казак не показал им на реку:
— О! Вмерзли! До весны будут теперь на небо пялиться.
Санный поезд замедлил движение и остановился. Двадцать или тридцать трупов сковало льдом.
— Что это?! — вырвалось у князя Четвертинского. — Кто это?
— Ваши! Шляхта! — ответил казак простецки. — Их утопили, а они вон! Вынырнули.
Примолкли комиссары. В Бышеве прозиял им выбоинами окон черный от копоти, совершенно разоренный замок.
Стучало у Адама Киселя сердце, когда показались Новоселки. Здесь была его родина, гнездо Киселей.
Он все-таки надеялся, что его встретят, послал впереди себя часть казаков и часть своих людей, чтоб приготовили дом, если цел, а уничтожен — так помещения. Но это был только предлог. Адам Кисель хотел, чтоб народ Новоселок был извещен о приезде хозяина. Пусть казаки посмотрят, что многовековое доброе содружество — народа и мудрых владетелей — сильнее войны.
У самых Новоселок он сбросил с себя тулуп, потянулся, заглядывая на дорогу: возница и лошади загораживали обзор, и увидел: пусто. Никого на околице. Ни одного человека.
Поехали по Новоселкам.
Пах-х! — тугой снежок со свистом рассек воздух и упал в сани, на тулуп. Не рассыпался — не детской рукой слеплен. Еще полетели снежки, попали в людей, лошадей.
Капитан Бришевский не стерпел, тронул лошадь с дороги поискать обидчиков. На него из-за хаты вышло человек двадцать крестьян, с самопалами, с ружьями. Капитан не успел развернуть коня в глубоком снегу. Схватили за руки, за ноги, сдернули с седла, отняли саблю и погнали к дороге взашей.
Драгуны безучастно глядели, как толкают их командира, и Адам Кисель, спасая положение, отдал им приказ стоять на месте.
Пана Бришевского пан Кисель взял в свои сани. Жена пана Киселя тотчас принялась ухаживать за капитаном, а того трясло от перенесенного публичного оскорбления, он рвался что-то приказать драгунам, молил дать ему пистолеты, но Адам Кисель молчал, ожидая, пока капитан поостынет, а потом сказал:
— Мы приехали сюда добывать мир. Любой ценой. Любая наша промашка может обернуться несчастьем для всей Польши. Терпите, капитан!
Дом Адама Киселя был цел, но разграблен. Послали драгун по хатам — найти и вернуть кровати и стулья. Драгуны вернулись ни с чем. Кормить господина и его людей крестьяне отказались. Для лошадей продали по дорогой цене несколько снопов соломы.
— И все-таки дозвольте, ваша милость, поучить быдло! — бросился на колени перед Адамом Киселем капитан Бришевский.
— Как только вы отдадите приказ наказать бунтовщиков, — Адам Кисель взял капитана за плечи и настойчиво поднял с пола, — ваши драгуны, капитан, тотчас оставят нас один на один перед вооруженной, ненавидящей нас толпой.
— Значит, терпеть, сносить унижения, самим унижаться? Да они, почуяв силу, нас с вами впрягут в ярмо и погонят пахать нам же принадлежащую землю!
— Мы для того и прибыли сюда, чтобы прекратить безумства.
Адам Кисель достал из ларца, стоящего у его ног на полу, запечатанное письмо.
— Князь Четвертинский, полагаюсь на вашу расторопность. Доставьте письмо в руки Хмельницкому. Добейтесь от него пропуска в Киев. Это важно. Поезжайте тотчас.
Князь Четвертинский принял письмо, ушел.
— Теперь я попрошу ксендза Лентовского отслужить для католиков молебен, — сказал Адам Кисель. — Сам я, как вы знаете, исповедую православие и вместе с братом моим и с женою отправлюсь на службу в местную церковь.
— Но это же опасно! — воскликнул пан Мясковский.
— Не поздно ли думать об опасности, положив голову в пасть льва? — улыбнулся Адам Кисель. — Русские говорят: Бог не выдаст — свинья не съест.
6
Адам Кисель приехал к церкви в санках, с женой, с братом Николаем и двумя слугами. Ранее того в церковь было отправлено в простом платье шестеро слуг с оружием под одеждой.
Нищие на паперти, приметив богатый возок, завопили, перебивая друг друга, но — вдруг разом и смолкли: узнали. Протянутые за подаянием руки убрались.
Адам Кисель бросил на обе стороны две горсти мелких монет, и было слышно, как деньги катятся по каменным плитам. Слишком долго катятся.
Какая-то старушка, крестясь и кланяясь, кинулась отворить хозяину дверь, но ее пхнули и затерли, и Адам Кисель сам отворил тяжелую дверь и вошел в храм, построенный и украшенный на его деньги, его заботами.
Он двинулся на свое место к алтарю, но толпа, тихо стоявшая на обыденной службе, ожила, задвигалась и преградила дорогу большому Киселю и его киселятам.
— Пошли отсюда! — шепнул Николай, но Адам сдвинул упрямо брови, стал на колени перед облупившейся, темной иконой Богоматери на столике и принялся класть усердные поклоны. Когда он поднялся, было тесно от обступивших его семейство мужиков.
— Ишь, святоша! — сказал кто-то громко, и Адам, подняв невольно глаза, встретился взглядом с наглецом. Казак, затевавший скандал, был молод, смотрел на сенатора с насмешкой: попался, мол, голубчик!
— Мужики, перестаньте! — раздался урезонивающий женский шепот, но женщине тотчас возразили:
— А чего он? Пусть катится, пока холку не намяли.
— Безбожники! В церкви молиться надо. На воле счеты сводите!
Толпа подналегла, и кто-то больно ткнул пана хозяина под ребро кулаком.
— Я старый человек! — сказал Адам Кисель народу. — Я приехал для устройства мира. Уберечь вас и детей ваших от голода, от войны.
