20 мая она чуть не погибла – вместе с Потемкиным.
Бахчисарай лежал в изложине крутых гор, а подъездные дороги к нему всегда очень опасны. На крутом спуске лошади вдруг понесли вниз, а лейб-кучер, непривычный к горам, забыл про тормоза. В рукоять тормозов вцепился могучий Потемкин – над обрывом в пропасть лошади разом стали, но сзади их ударила карета – тут подскочили опытные в таких делах татары и удержали карету от падения в ущелье. Екатерина осталась невозмутима. Потемкин тоже.
– Плевать, – сказал он. – Мы уже приехали…
Иосиф нашел, что Бахчисарай похож на итальянскую Геную. Пестрые толпы татар, ослики в тесноте улочек. А перед кофейнями вертелись дервиши и, приведя себя в экстаз, падали в обморок. Впрочем, дервиши разбежались сразу, как только разнесся слух, будто русская столица переносится в Бахчисарай… Впрочем, Потемкин угощал приятелей чебуреками, татарской бузою и лилейными шербетами. Сам же выпил множество бутылок кислых щей, поел клюквы и сказал:
– Все! В лимане Днепровском явилась турецкая эскадра.
Де Линь и Нассау-Зиген велели седлать лошадей:
– Скачем! Нельзя упустить такое зрелище…
Появление турецкой эскадры у берегов Тавриды – грозная демонстрация силы. Предупредительная! Но и стратегическая, ибо, крейсируя под стенами Очакова, турки заграждали русским кораблям подходы к Кинбурну. Екатерина сказала Иосифу:
– Видите? Османы очень быстро забыли о Чесме…
На ночь горы вокруг Бахчисарая были иллюминованы плошками. Дипломатов разместили в бывшем гареме хана, где хранились удивительные восковые цветы, сделанные еще бароном де Тоттом. Никто не догадывался, что этот прохвост обладает и талантом скульптора. Екатерина сказала, что видит в этом р о к:
– Не странно ли, что все, сделанное Тоттом, рано или поздно попадает мне в руки. Он отлил для Крым-Гирея двести пушек – они мои, украсил дворец для ханов – и дворец стал моим…
Ханские покои реставрировал Осип де Рибас, налепивший всюду столько золота, что впору зажмуриться. По стенам красовались арабские надписи: «Что ни говори завистники, ни в Дамаске, ни в Исфагани не сыщем подобного…»
– Все, мерзавец, испортил! – негодовал Потемкин. – Знай я, что он ничего не смыслит в Востоке – не поручал бы ремонт ему. Разве кто помелом мажет золото по стенкам? Помню, вот тут висела прекрасная люстра, где она? Вместо нее приляпана фитюлька, какие в трактирах бывают… Все разворовал!
– А кто ремонт делал? – спросила Екатерина.
– Арестанты, маляры да солдаты.
– А где красок купили?
– Да на базаре…
Перед сном Потемкин навестил могилу Крым-Гирея; ему перевели эпитафию: «Ненавистная судьба зарыла здесь в землю алмаз нити Гиреев… Не прилепляйся к миру: он не вечен. Смерть есть чаша с вином, которую пьет все живущее». Потемкин, скорбный, думая о смерти, вернулся во дворец. Дипломаты пили вино, молодо дурачились. В покоях императрицы еще не гас свет…
– Ты почему не спишь? – вошел к ней Потемкин.
– Я пишу стихи, посвященные «Князю Потемкину».
Стихи, написанные ею в Бахчисарае, уцелели:
Лежала я вечор в беседке ханской,
В средине бусурман и веры мусульманской…
О, божьи чудеса! Из предков кто моих
Спокойно почивал от орд и ханов сих?
А мне мешает спать среди Бахчисарая
Табачный дым и крик…. Не здесь ли место рая?
Хвала тебе, мой друг! Занявши здешний край,
Ты бдением своим все вяше укрепляй.
На следующий день возник ослепительный Севастополь.
* * *
Яков Иванович выехал навстречу поезду, свидание состоялось близ Инкермана – в убогой татарской сакле. Посторонних никого не было, и Булгаков радовался этому.
– Дабы избежать подозрений турецких, я приплыл с австрийским интернунцием. Известно ли вам, что начались народные волнения во Фландрии? Сие угрожает Иосифу потерей Бельгии… Но допреж дел важных прошу выслушать просьбу личную.
Булгаков сказал, что давно состоит в связи с француженкой, имея от нее детей. Сейчас он оставил их на корабле. Ему желательно обвенчаться, прижитых сыновей узаконить в браке. Екатерина сразу же согласилась сохранить сыновьям дворянство и фамилию отца.
– Пусть семья твоя останется здесь. Но сейчас нам не до свадеб и гулянок. Давай садись, Яков Иваныч, и сообща со светлейшим обговорим, как тебе вести себя в Константинополе, и надо поспешать… Эскадра султана уже рядом!
Жарища началась с утра – нестерпимая. И все гости были счастливы выбраться из карет; в громадном шатре Потемкина их ожидала благословенная прохлада, внутри таял зеленоватый сумрак, оркестр играл приглушенно, не мешая вести беседы, а лакеи двигались бесшумно, разнося бокалы с напитками…
– Итак, что же увидим дальше? – спросил Иосиф.
– Дальше? – воскликнул Потемкин. – Смотрите…
Разом ударили пушки, стена шатра оказалась кулисою, которая и распахнулась настежь. Внутрь ворвался ярчайший свет солнца, возникла синева моря, панорама бухт Севастополя, а внизу, под ними, двигались линейные корабли, фрегаты, суда бомбардирские и прочие. Ветер напружил их паруса, в белом дыму залпов они разрушали макеты крепостей, разбрасывая сооружения точными попаданиями ядер, воспламеняя обломки брандскугелями.
– Что за чудо? – оторопел Сегюр.
Потемкин, звеня шпорами, распахнул кулисы пошире:
– Рекомендую: ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО – ФЛОТ ЧЕРНОМОРСКИЙ!
Среди дипломатов возникла немая сцена. Де Линь, конечно, запечатлел ее на своих скрижалях: «Граф Сегюр в недоумении, Фицгерберт философски равнодушен, граф Кобенцль пытается уловить взгляд своего императора, а все придворные застыли с открытыми ртами». Принц Нассау-Зиген – с завистью – произнес:
– Какая честь служить флоту Черноморскому!
Все восемь бухт Севастополя лежали перед ними, планировка города была идеальна. Офицерские дома. Казармы. Магазины. Кузницы. Склады. Караульни. Сараи. Такелажни. Гауптвахты.
«Слава Екатерины», первый линейный корабль флота, вдруг воздел над собой кайзер-флаг Потемкина, салютуя лично императрице.
– Не сон ли это? – сказала она. – Хочу пощупать.
И юные фрейлины, подпрыгивая, защебетали:
– Мы тоже хотим… поехали скорее – щупать, щупать!
* * *
Ради этого дня Екатерине сшили адмиральскую форму. Ей понравился белый мундир, но штаны с трудом натянула.
– Боже, куда делась стройная принцесса Фике? Гости увидят один мой зад и уже не разглядят моего флота…
Портные срочно соорудили «адмиральскую юбку» (неслыханный случай в истории флотов всего мира). Юбка была из белого сукна, понизу обшитая зеленым бордюром, что вполне гармонировало с зеленым жилетом и отворотами мундира.
– Так лучше, – сказала императрица, оснащая свои руки испанской тростью и деревянной табакеркой…
Свита проследовала за нею к пристани. На воде раскачивались катера, покрытые шелковыми тентами, гребцы были подобраны на славу – крепыши, загорелые, белозубые. Их рассадили по веслам таким манером: блондинов по левому борту, а брюнетов по правому. Матросы были при галстуках, их голову прикрывали от солнца черные шляпы с плюмажами из петушиных перьев.
– Здорово, ребята! – сказала Екатерина. – Сами видите, куда я забралась, чтобы только на вас поглядеть.
Черт дернул одного парня сразу же ей ответить:
– От евдакой-то дамы чего не станется!
Потемкин сунул к носу оратора кулак с перстнями:
– Цицерон тамбовский… А евдакое нюхал ли?
Зрелище двух эскадр черноморских было великолепно.
– Флот большой, но зачем он нужен здесь России?
На это ворчание Фицгерберта Потемкин ответил:
– А затем, чтобы никто об этом больше не спрашивал…
Гребцы, откинувшись телами назад, загребли пенную воду. Поднявшись на палубу «Славы Екатерины», Иосиф II и дипломаты с удивлением обозревали Севастополь с его строениями.
– Все это очень хорошо, – сказал Иосиф, – но мне бы хотелось видеть и то, что осталось тут от турок.
– Остались кусты кизиловые, – ответил Потемкин.
Гости разбрелись по отсекам, осматривая внутренность кораблей, их батарейные палубы. Среди офицеров, представлявшихся Екатерине, Потемкин выделил бригадира Федора Ушакова:
– Полюбуйся: лучший офицер моего флота!
Екатерина потом спросила: а Войнович? а Мордвинов?
Потемкин промолчал, и это был его лучший ответ. Нассау-Зиген, понимавший толк в делах флота, с поклоном еще раз напомнил Екатерине, чтобы располагала его морскими познаниями и беззаветной храбростью:
– Турецкая эскадра шляется под стенами Очакова, действуя на меня как вино. Дайте мне три ваших корабля, и я клянусь уничтожить турок сразу же – в Днепровском лимане.
– Благодарю. Но мой посол в Турции хлопочет о мире…
Вечером корабли осветились праздничной иллюминацией, усталых гостей спровадили катерами на берег – отдыхать. Екатерина указала Потемкину устроить ужин в кают-компании флагмана:
