Времени на сожаления и колебания не оставалось. Он чиркнул спичкой, бросил ее в кучу мебели, дождался, пока огонь как следует займется, затем вышел из дома и запер за собой парадную дверь. С улицы пока не замечалось ничего подозрительного; огромный дом просто светился вечерними огнями, как обычно...
Моника и Сунь ждали его с лошадьми.
— Почему мы не можем воспользоваться сампаном? — спросила Моника. — Он не готов?
— Конечно, готов, и Юнь все о нем знает. Нам придется ехать через сельские районы и искать Чан Кайши.
Он вывел их через двор на дорогу — лошадей держали под уздцы — подальше от остальных домов концессии; несколько человек встретились им, но ни один из них не поприветствовал, так как не узнал в темноте.
Вскоре позади послышались крики, и они оглянулись. Пламя вырвалось из окон поместья и поднималось длинными языками. Тревожные крики усиливались, в отдалении слышался звон пожарного колокола.
— Пора ехать, — сказал Роберт, вскочив в седло.
Юань Шикай оторвался от доклада, который он изучал, сидя за столом. Его движения были замедленными, как будто он сильно устал.
— Баррингтон, — произнес он. — Не могу поверить, неужели он осмелился на что-то противозаконное, когда в моих руках его сестра и приемный сын.
— Может, нам их казнить? — спросил один из его помощников.
— Нет, — возразил Юань. — Не сейчас. Они, возможно, еще пригодятся. Из доклада следует, что Баррингтон и Сунь бежали на лошадях на юго-запад. Наместник Юнь оказался дураком и не смог схватить их.
— Я считаю, посидев запертым в подвале горящего дома, он утратил лучшие черты своего характера, — сказал начальник штаба Ли Юаньхун. — Ему казалось, что он вот-вот умрет.
— Очень возможно, что и в самом деле умрет, — проворчал Юань. — Снимите его с должности, во всяком случае, и пошлите компетентного командира в Нанкин. Дайте ему карт-бланш на уничтожение этих повстанцев в кратчайшие сроки.
Ли поднялся:
— А Сунь? А Баррингтон?
— Суня казнить в тот же самый момент, как его схватят, — сказал Юань. — Он опасный человек и имеет слишком много тайных последователей.
— А Баррингтон и его жена?
— Они мне нужны живыми, — приказал Юань. — Баррингтон мне еще пригодится.
— Разве ему можно вновь доверять?
— Нет. Но я постараюсь, чтобы он больше не смог меня предать. Важно будет восстановить Дом Баррингтонов. Прежде всего для получения доходов от обмена товарами с заграницей, а кроме того, только через него мне удастся добиться финансирования. Необходимо будет также вернуть из Англии Джеймса Баррингтона; как только Баррингтон и его красавица жена окажутся в моей власти, я заставлю их вернуть сына домой. Тогда у нас будет хозяин Дома, которым я смогу управлять. Если это не удастся, то у нас всегда под рукой Мартин. Но оба они пока что слишком молоды. На некоторое время мы нуждаемся в Роберте Баррингтоне.
— Он будет у нас, — заверил Ли. Он подошел к двери, остановился и оглянулся. — Меня беспокоит твое здоровье, Шикай.
Маршал уронил голову, затем вновь поднял ее. Он с шумом дышал.
— Я устал, — проговорил он. — Разве и ты не устал бы, свались на тебя столько забот? Со мной все в порядке.
Юань направился на женскую половину в апартаменты Виктории.
— Итак, в Европе война, — заметила она. — На нас это как-то отразится? — Она была как обычно высокомерна и даже не встала при его появлении, что сделала бы всякая китайская женщина. Она осталась лежать на диване, одетая в очень дорогие шелковые панталоны и шелковую блузку голубого цвета, босиком, волосы свободно распущены. Самое красивое создание, которое он когда-либо видел, и она всецело его.
Внезапно он почувствовал отвращение к ней, но не захотел показать этого... пока. Он сел рядом с ней, погладил волосы; их мягкость, так отличная от волос китайских женщин, всегда удивляла его.
— Нам это на пользу, — ответил он. — Ты слышала известия из Шанхая? Только что пришел доклад. Твой брат связал свою судьбу с гоминьданом. — Виктория села, газета соскользнула с ее колен на пол. — Он бежал от этого идиота Юнь Личжоу и скрылся в глубине территории страны с женой, причем перед бегством сжег свой дом. Мне приходится признать, что он ведет себя экстравагантно.
— Что будет с ним? — прошептала она.
— Я не знал, что ты так его любишь, Вики.
— Он мой брат! Я не одобряю его поступок, разумеется, но мне бы не хотелось... — Она не осмелилась больше ничего произнести.
— Чтобы его обезглавили? Заверяю тебя, если мне захочется казнить его, то скорее всего я не ограничусь отсечением его головы. То же касается и его жены. Но я не желаю ему вреда. Он несчастный заблудший дурак. О, я собираюсь вернуть его и, конечно, проучить за его ошибки. Но казнь... это будет неправильно.
— А как же Сунь?
— Ах, доктор Сунь. У меня, нет причин сохранить ему жизнь. Но извини, Виктория, сомневаюсь, что тебе посчастливится увидеть его казнь. У меня нет желания тащить его в Пекин.
Виктория запустила руки в свои волосы:
— Что заставило Роберта совершить это?
Юань улыбнулся и погладил ее груди:
— Когда его поймают, мы и зададим ему этот вопрос. — Она вскрикнула, когда его руки внезапно сжались, и ее грудь пронзила острая боль.
Роберт стоял на холме и смотрел вниз, на бредущих мимо людей. То были остатки армии.
Но это, по сути, комплимент, поскольку они никогда не были армией. И вот, потрепанные артиллерией и пулеметами прекрасно подготовленных рекрутов Юаня, они отходили в горы южнее Ханькоу. С опущенными плечами, многие ранены... и все равно каждый шел с винтовкой и патронташем. Он услышал движение за спиной, оглянулся и увидел Чан Кайши, слезающего с коня.
— Нерадостное зрелище, — заметил молодой полковник.
— Похоже, я не приношу удачи воюющим армиям, — ответил Роберт. — Или военным флота.
Мрачное лицо полковника осветила полуулыбка:
— Мы переживем этого старого негодяя, Баррингтон.
Повстанцы разбили лагерь, предварительно убедившись, что преследующих правительственных войск поблизости нет. Сунь вел свой обычный прием посетителей, издавал декреты, выслушивал петиции, как будто он, а не Юань, правил Китаем, как будто его владения распространялись хотя бы на несколько квадратных миль, а не на несколько футов, занимаемых его армией.
Здесь же находилась и Моника, помогавшая китайским женщинам кормить мужчин. Она носила китайскую одежду, ее синие куртка и панталоны промокли от дождя, ботинки облипала грязь. Только золотисто-рыжий локон, выбившийся из-под шляпы, отличал ее от товарок. Этот локон и то, как засияли ее глаза, когда она увидела мужа.
— Я боялась... Но теперь ты здесь.
— Мы уходим через час, — предупредил он ее. — Люди Юаня слишком близко.
Ее плечи на мгновенье опустились:
— Дальше в горы? С такими темпами мы скоро окажемся в Кантоне.
— Ты окажешься там в любом случае. Сунь эвакуирует туда своих раненых, — объяснил Роберт. — Ты отправишься с ними и возьмешь билет до Гонконга. У меня там деньги на депозите, и ты можешь в безопасности ждать, пока я смогу приехать к тебе.
— Когда это случится?
— Сие известно только Богу. Видимо, когда Сунь устанет от борьбы.
Они жили в полевых условиях уже более полутора лет. Преследуемые правительственными войсками, гоминьдановцы всегда старались избегать окончательного катастрофического поражения. Но они не имели перспектив на победу, и среди них не место такой женщине, как Моника. Были моменты, когда Робертом овладевало полное отчаяние. В других условиях он бы и сам отправился на побережье, в Гонконг или даже в Европу за помощью. Но Европа, да и весь мир, были объяты войной. И в течение 1915 года не появилось никаких признаков, что союзники одерживают победу. Они потерпели поражение при Дарданеллах, а их широкомасштабная кампания на западном фронте утонула в грязи и крови; надежды на то, что 1916 год окажется для них более удачным, были весьма призрачны.
— Если ты останешься при армии, — сказала Моника, — тогда я тоже никуда не поеду.
— Это не твоя война, Моника.
— А она твоя?
— Да, она моя. Я однажды подвел Суня. Больше я не могу бросить его в беде.
— Но разве ты можешь помочь ему, воюя как простой солдат? Даже как офицер? Разве ты не сделаешь для него больше, если сам поедешь со мной в Гонконг добывать для Суня деньги?
— Тут вопрос морали, дорогая. Мое присутствие придает людям уверенность, что они не забыты варварами.
— Но мы с тобой знаем, что они-то как раз и забыты всеми, Роберт.
— Я должен остаться, Моника, и покончим с этим.
Она пожала плечами:
— Тогда я останусь тоже, до конца.
Юань Шикай уставился на лист бумаги, лежащий перед ним на столе.
— Что это? — потребовал он ответа. — Что это! — Его голос сорвался на крик.
