— Да, я хочу довериться тебе, мудрый шейх! В первый раз после продолжительного молчания я снова обращаюсь к тебе. Придворные интриги разъединили нас, — говорила султанша Валиде, возвращаясь в сопровождении Мансура-эфенди в сераль, — я очень рада, что наступила наконец перемена в наших отношениях!
— Может ли кто-нибудь, кроме меня, оценить твою благосклонность, светлейшая государыня, я всеми силами постараюсь доказать тебе свою преданность!
— Ты сейчас узнаешь, зачем я позвала тебя, — продолжала императрица-мать. — Я пришла в интересах нашего могущественного султана или, лучше сказать, меня привлекла сюда забота о престолонаследии! Ты не хуже меня знаешь о недостатках нашего законодательства в этом отношении, и мое единственное желание — изменить существующие у нас по этому вопросу постановления и тем успокоить моего державного сына. Ты молчишь, мудрый шейх?
— Я слушаю. Говори все, светлейшая государыня!
— От одного твоего слова, от твоего толкования закона зависит многое. Ты можешь внести в закон изменения, если докажешь их необходимость. Будем действовать сообща, и нам нетрудно будет придать вес этим нововведениям.
— Ты думаешь, светлейшая государыня, что будет возможно отменить древние законодательства императорского дома?
— Если и нет, то все-таки я бы хотела, чтобы для принца Юссуфа было сделано исключение!
— Ты желаешь, чтобы после кончины султана вместо законного наследника вступил на престол принц Юссуф?
— Ты угадал! Впрочем, ты еще раньше знал об этом желании.
— Подобный переворот в существующем порядке вещей должен быть тщательно взвешен, — уклончиво отвечал Шейх-уль-Ислам.
— Будем действовать сообща!
— Своим предложением, светлейшая султанша, ты делаешь мне большую честь!
— Согласен ли ты принять его?
— Я пересмотрю все законы и тогда увижу, возможно ли это.
— Этот ответ я уже вторично слышу от тебя.
— Ты должна извинить меня, но никто без известных гарантий и выгод не решится на такой важный и рискованный шаг!
— Ты желаешь вознаграждения, понимаю!
— Не вознаграждения, а только работы, светлейшая султанша, участия в государственных делах, одним словом, опекунства!
— Вступив на престол, принц Юссуф будет слишком велик для опеки.
— Ну, тогда назови это местом первого тайного советника.
— Ты рассчитываешь занять место возле меня?
— С неограниченными правами!
— Об этом надо еще поговорить и посоветоваться, мудрый шейх, но сначала я хочу выслушать от тебя, какого рода место желаешь ты иметь: возле меня или надо мной?
— Возле меня не должно быть никого, светлейшая султанша.
— Понимаю, — сказала императрица-мать, — но прежде чем согласиться на такие условия, я должна еще подумать, через несколько дней ты узнаешь мое решение.
Этими словами она дала понять Шейху-уль-Исламу, что разговор окончен.
— Да защитит и сохранит тебя Аллах, светлейшая султанша! — ответил Мансур и с низким поклоном оставил двор сераля.
Султанша же отправилась в свои покои, чтобы закончить некоторые дела, прежде чем вернуться в свой летний дворец.
— Я понимаю твои планы, ты хочешь повелевать, хочешь захватить в свои руки бразды правления, — пробормотала она, — но я вместе с тобой скажу: «Надо мной — никто!» Даже и ты думаешь, что я переживу султана! По крайней мере, не рассчитываешь на мою смерть! Я думаю, мы еще увидимся с тобой, великий муфтий! Я сделаю тебе уступки, ты получишь достаточные выгоды, но надо мной — никто!
Несколько дней спустя во дворце принца Мурада произошел случай, стоивший муширу Изету жизни, а в тот вечер, когда смертельно занемог сам принц, султан в сопровождении Гассана ездил в дом софта.
На другой день рано утром Гассан появился в приемной султана.
Флигель-адъютанты и весь придворный штат были крайне удивлены неожиданным появлением впавшего в немилость и даже осужденного на смерть адъютанта принца, казнь которого все считали уже делом решенным.
Но Гассан и сам не мог найти никакого объяснения внезапной благосклонности султана к нему. Он и сам не знал, что все это значило и что ждало его впереди, и все еще думал пожертвовать своей жизнью за принца.
Он заметил, как шептались придворные при его появлении. Никто не отважился подойти к впавшему в немилость, никто не хотел говорить с осужденным на смерть.
Но Гассан был не такой человек, чтобы чем-нибудь смущаться. Он без малейшего замешательства обратился к дежурному камергеру с просьбой передать гофмаршалу, что он явился по приказанию его величества и просит аудиенции.
Всеобщее удивление возросло еще больше, когда Гассан, впавший в немилость и даже осужденный на смерть, был удостоен аудиенции.
Среди прислуги разнеслась уже весть, что накануне поздно вечером он был проведен к султану и никто не видел, как вышел он из его покоев. Все это было крайне непостижимо.
Некоторое время спустя все удостоенные в тот день аудиенции высшие сановники находились уже в приемной и с нетерпением ожидали минуты, когда явится гофмаршал отвести их к султану. Некоторые же в полной уверенности, что их позовут первыми, с презрением смотрели на остальных. Но каково же было их удивление, когда вошедший гофмаршал объявил, что его величество желает видеть адъютанта принца Юссуфа, Гассана-бея. С гордыми недоумевающими лицами смотрели они на молодого офицера, которому султан оказал предпочтение пред всеми ними.
Это было непостижимо! Какая нужда была ему в этом адъютанте? По какому случаю он был принят первым?
Недоумевая, качали они головами, делали всевозможные предположения, но никто не мог понять настоящей причины.
Гассан был отведен в кабинет султана.
— Исполнил ли ты, Гассан-бей, поручение, которое я возложил на тебя сегодня ночью после возвращения во дворец? — спросил его султан.
— Приказание вашего величества исполнено, я явился с докладом из дворца принца Мурада, — отвечал Гассан.
— Ночью мушир принес известие о смерти принца.
— Мушир слишком поторопился сообщить о смерти принца, не дождавшись окончания его болезни, — продолжал Гассан-бей, — действительно, принц Мурад внезапно занемог вечером и больше часа пробыл без помощи в борьбе со смертью! Затем судорожным движением он опрокинул стол, где стоял колокольчик. Шум дошел до передней, и новый слуга поспешил в спальню принца. Он нашел его на ковре со всеми признаками тяжелой болезни и прежде всего позвал мушира Чиосси.
— Тот ли это мушир, что приходил сюда ночью?
— Точно так, ваше величество!
— Мне помнится, к принцу был командирован другой мушир!
— Мушир Изет! Вчера после обеда он скоропостижно умер от колик во дворце принца!
— И принц также заболел? Странный случай! Говори дальше!
— Новый мушир, войдя к принцу, сразу же велел перенести его на кровать, в эго время принц был в состоянии, очень похожем на смерть, и Чиосси, послав за врачом, сам поспешил сюда объявить о смерти принца.
— Я очень рад, что известие это оказалось ложным.
— Благодаря искусству врача, принявшего все необходимые меры к спасению, принц немного оправился и подает теперь надежды на выздоровление.
— Пусть в награду выдадут врачу принца тысячу пиастров из моей шкатулки! — воскликнул султан. — Я не хочу смерти принца и его братьев, пусть не говорят, что я нарушил свою клятву.
— Хотя светлейший принц и впадал еще раз в оцепенение, но сегодня утром врачу удалось наконец устранить опасность.
— Значит, принц спасен?
— Светлейший принц изволил заснуть, и врач уверил меня, что наступил решительный перелом в болезни и дело идет к выздоровлению.
— Говорил ли ты с новым муширом?
— Точно так, ваше величество.
— Что ты можешь сказать о нем?
— С позволения вашего величества я предпочитаю молчать.
— Высказал ли ты принцу мое соболезнование?
— Меня к нему не допустили, по я поручил это сделать врачу.
— Я доволен твоим докладом. Теперь я сообщу тебе одну новость, которая, надеюсь, обрадует тебя. Я прощаю принцу его проступок, тебя же перевожу из его штата в свой и предварительно назначаю тебя своим личным адъютантом и секретарем.
— Милость вашего величества слишком велика! — воскликнул Гассан, бросившись на колени.
Султан в знак своей особой благосклонности дал ему поцеловать руку, чего до сих пор он никогда не позволял ни одному из сановников.
— Ты сегодня же приступаешь к исполнению своих обязанностей, — продолжал султан, — и я желаю, чтобы ты бессменно находился при моей особе. В будущем тебя ждет назначение пашой или великим шейхом, если ты только оправдаешь мои ожидания. Надеюсь иметь в тебе верного и самоотверженного слугу! Кто с радостью хотел умереть за принца Юссуфа, тот, надеюсь, всем пожертвует ради своего господина и повелителя. Они все должны бы быть такими, — продолжал султан, указывая на приемную, — и все прикидываются готовыми умереть из преданности и верности ко мне, но боюсь, что если дело дойдет до этого, то ни один из них не пожертвует за меня своей жизнью, как ты хотел пожертвовать ею за принца.
