Джон Робинсон - Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах.

Прибыв в Дамьетту, Людовик велел пересчитать свою запасную казну. Общим итогом набралось всего сто семьдесят тысяч ливров. Не хватало тридцати тысяч ливров, и король обратился к приближенным за советом, где набрать недостающую сумму. На что Жуанвиль сообщил государю, что на борту флагманской галеры тамплиеров имеется куда более значительная сумма – и не ошибся. На крупнейшей галере тамплиеры держали не только собственные средства на покрытие расходов в походе, но и капиталы ряда французских дворян, вверивших их тамплиерам на хранение. Не вдаваясь в такие детали, король послал за капитаном судна Этьенном д'Отрикуром и Маршалом тамплиеров Рено де Вишье, и Жуанвиль уведомил их, что король повелел доставить ему тридцать тысяч ливров золотом. Далее он пишет: «…брат же Этьенн д'Отрикур, командир Храма, поведал мне ответ сказанных. "Господин мой Жуанвиль, – изрек он, – совет этот, что вы дали королю, нехорош и неразумен. Ибо ведаете вы, что все деньги, которые вверены в попечение наше, остаются у нас с условием, чтобы никогда не отдавать оных никому, кроме доверившего". С тем прозвучало меж нас еще множество бранных и поносных слов».

Маршал тамплиеров де Вишье, пользовавшийся благосклонностью короля с тех самых пор, когда в Париже помогал ему планировать крестовый поход, и теперь не подвел монарха, постаравшись предоставить желаемое. Затейливо, обиняками он поведал, что хотя тамплиеры не смеют добровольно отдать доверенные им деньги, они не сумеют постоять ни за себя, ни за свои деньги, если таковые отнимут силой, ибо храмовники не смеют поднять оружие на королевского сановника. Кроме того, в их попечении в Акре находится более тридцати тысяч ливров королевских денег, и посему они легко покроют недостачу по прибытии на место.

Его предложение и привело к тому, что на следующее утро в трюме галеры тамплиеров разьпралось действо, смахивающее на фарс. Посланный за деньгами Жуанвиль потребовал ключи от сундуков казны. Тамплиеры решительно отказали. Тогда Жуанвиль, схватив топорик, весьма к месту оказавшийся под рукой, пригрозил взломать сундук, сказывая, что «…оный послужит ключом Его Величества». Вот тут-то де Вишье и призвал остальных тамплиеров в свидетели: «…маршал же, схватив меня за руку, поведал мне: "Раз вы явно желаете применить против нас силу, мы отдаем вам ключи"». Так тамплиеры уберегли собственное достоинство, а Людовик получил свои тридцать тысяч золотых.

Мусульмане вступили в Дамьетту 6 мая 1250 года. Двести тысяч ливров – ровно половина выкупа – перешли из рук в руки, и цепи получивших свободу пленников тут же расковали. Уже отплывая в Акру, Людовик с радостью узнал, что мамелюкский султан решил дать свободу и брату Людовика, графу Альфонсо. Но едва корабли христиан отплыли, командир мамелюков в Дамьетте принялся деловито отдавать распоряжения. Поскольку ни один добрый мусульманин не станет охранять склад, забитый бочками с поганой свининой, склад надо сжечь. А чтобы пламя не угасло, саперам было велено разобрать осадные орудия французского короля на дрова. А бушующее пламя – прекрасный способ избавиться от трупов, каковых вот-вот будет в избытке. И приказал перерезать горло раненым христианам, увенчав сей гнусностью Седьмой крестовый поход.

В Акре никто не разделял чувств монарха, когда Людовик, закрыв глаза и на реки крови, пролитые его погибшими подданными, и на терзания тысяч человек, брошенных в мрачные застенки благодаря его командованию, заявил, что сия грандиозная катастрофа, как ни невероятно это звучит, свидетельствует о благосклонности Бога к нему. Похоже, он искренне верил, что Бог намеренно обрушил на людей столько бедствий лишь для того, чтобы преподать безгрешному французскому королю священный урок смирения.

ернись Людовик IX во Францию тотчас же, ему пришлось бы явиться в траурном облачении смирения и бесчестья. Его крестовый поход обернулся полнейшим крахом. Деньги, выколоченные у людей непосильными податями, растрачены впустую. Во всей Франции трудно было сыскать знатный род, потомок которого не скончался бы от ран, болезней или не томился бы в казематах Каира. Христианское воинство жителей Святой Земли, и без того скудное, потеряло каждого десятого воина. Военные ордена лишились и людей, и денег и вновь вынуждены были просить прецептории Европы восполнить и ту, и другую потери. И во всех этих неисчислимых бедствиях был повинен праведный король Французский.

Людовику еще требовалось собрать обещанные деньги, чтобы выкупить свободу тысяч последователей, по-прежнему пребывающих в египетском плену. Бросить их сейчас – новое бесчестье, снести которое будет почти невозможно. Объявив о своем намерении остаться в Святой Земле, король умолял вассалов остаться с ним, но с них уже было довольно. Они выполнили свои ленные обязательства и обет паломничества в Святую Землю, а большинство при этом и потратило все свои деньги. Приняв посильное участие в грандиозной катастрофе, они не видели повода гордиться и хотели лишь вернуться по домам. Людовик же опустился до того, что начал предлагать желающим остаться плату и стол. Когда же войско отплыло, при нем осталось менее полутора тысяч клевретов.

Не опираясь на поддержку большого войска и не имея на то никаких законных оснований, Людовик попросту узурпировал полную власть над Святой Землей, и ни один из уставших от битв местных баронов не пожелал оспаривать его полномочия. Король углядел одну возможность подкрепить свою власть – с помощью оставшихся без руководства рыцарей Храма, еще не успевших избрать Великого Магистра на смену павшему Вильяму де Соннаку. Людовик имел виды на своего друга Рено де Вишье, доказавшего свою верность королю еще в бытность прецептором тамплиеров Франции, договорившись с Генуей о транспорте и припасах. Будучи маршалом ордена, он помог Людовику добыть из казны тамплиеров средства, недостававшие для выплаты первой половины выкупа. Если бы удалось продвинуть Рено де Вишье в Великие Магистры ордена тамплиеров, Людовик смог бы фактически манипулировать этим военным орденом.

Проблем с выборщиками на Великом Соборе ордена он не встретил: тамплиеры говорили на французском, большинство их владений находилось во Франции, а парижский Храм был важнейшей их базой в Европе. Большинство тамплиеров имели родственников среди подданных французского короля. Так что избрание Великим Магистром друга монарха представлялось им весьма разумным шагом, ведь новый магистр сможет воспользоваться своим влиянием во благо Храма. И они радостно избрали Рено де Вишье девятнадцатым Великим Магистром ордена, даже не подозревая, что тот подвергнет их грандиозному унижению, ибо де Вишье в первую очередь хранил верность Людовику, а лишь после – ордену, оказавшемуся под его началом.

Жан де Жуанвиль, сенешаль Шампани, весьма скоро ощутил выгоды добрых отношений между королем и Великим Магистром. Жуанвиль оказался среди тех, кого самодержец уговорил остаться в Святой Земле в обмен на денежное содержание. Держать деньги дома всегда рискованно, если только его не охраняют день и ночь вооруженные часовые. Единственную надежную альтернативу являли тамплиеры, тщательно оберегавшие свои сокровищницы, и посему, получив от короля Людовика четыреста ливров золотом, Жуанвиль удержал сорок ливров на текущие расходы, а остальное доверил на хранение тамплиерам.

А поиздержавшись, обратился за частью вклада к храмовникам, но командир цитадели тамплиеров в Акре заявил, что никаких записей о вкладе на его имя не имеется. Вероятно, командир припомнил Жуанвилю обращение с тамплиерами на казначейском корабле в Египте, решив преподать ему урок. На что Жуанвиль пожаловался новому Великому Магистру де Вишье, «каковому король… помог сделаться Магистром Храма», прося справедливости как сановник Людовика Французского. Четыре дня спустя де Вишье явился к нему с вестью, что командир из Акры разжалован и отправлен в деревушку Сефури. А новый командир приказал выдавать Жуанвилю средства по первому же требованию.

Местные бароны наблюдали за этим не без интереса, но панибратство тамплиеров с французским королем волновало их отнюдь не в первую очередь; куда важнее им было просто уцелеть. А поскольку изрядная часть воинов кончила путь или в могилах, или в кандалах, уже казалось, что мамелюкский султан Айбек может запросто пройтись по христианским землям, когда пожелает. И они жаждали, чтобы Людовик пустил в ход свое влияние для защиты их от неминуемого мусульманского нашествия.

Задача казалась невыполнимой, пока не пришла весть, что мусульманская империя снова раскололась. Сирийские города-государства по-прежнему хранили верность династии Айюбидов, основанной Саладином, не признавая правомочности мамелюкского переворота в Каире. В июле 1250 года, когда князю Халеба ан-Насиру Юсуфу, приходившемуся Саладину правнуком, поведали об убийстве его двоюродного брата Тураншаха, тот собрал войско и занял Дамаск. Теперь у султана Айбека появилась куда более насущная проблема, нежели убогие христианские территории вдоль побережья.