Такая постановка вопроса вполне устраивала Киру. Теперь он был готов передать властям свою усадьбу, поскольку переезд, по-видимому, сулил скорее выигрыш, чем проигрыш. Решив, что на сегодня просьб довольно, он, не касаясь более этой скользкой темы, рассыпался в благодарностях и вскоре откланялся.
Проводив посетителя, Ёсиясу, все еще во власти тревожных дум, снова разлегся на кушетке. В павильон, как тень, проскользнула молоденькая служанка, поставила новую благовонную свечку в курительницу и уже собралась поспешно удалиться, когда ее настиг окрик Ёсиясу:
— Что, Дзиродаю уже ушел?
— Да, изволили уйти.
— Так, — сказал Ёсиясу, поднимаясь с кушетки, — позови-ка сюда Гондаю.
Проследив рассеянным взглядом за служанкой, переходившей через каменный мостик, на который падал одинокий солнечный луч, Ёсиясу вновь погрузился в раздумья.
Прежде всего немедленно надо было принять меры к тому, чтобы выяснить, насколько правдивы слухи о готовящейся мести. Исходя из результатов надо будет решить, обрушиться ли на смутьянов силой верховной власти или же утихомирить их другим способом. В любом случае нельзя допустить, чтобы месть свершилась. Однако, если проводить расследование официально, оно может вызвать нежелательную реакцию, так что потом хлопот не оберешься. Оставалось поручить это дело верным людям, которые смогут все разведать окольными путями, зайти, так сказать, «с изнанки». Разумеется, у Ёсиясу на такой случай всегда числились в резерве несколько знатоков своего дела, которым можно было довериться. Надо было лишь выбрать кого-то из них.
— Сударь, простите великодушно! Каюсь! Виноват! — твердил, переменившись в лице, квартальный надзиратель Тогуро по кличке Китайский лев, совсем как в прошлый раз, когда, охотясь за китайцем Уховерткой, вдруг попался в лапы самому Пауку Дзиндзюро. Обращался он при этом к сидевшему напротив на возвышении смуглому мужчине лет тридцати с небольшим, весьма приятной наружности и в щегольском самурайском облачении. Самурай, судя по всему прожигатель жизни и повеса, сидел небрежно откинувшись, скрестив ноги, покусывал зубочистку и с усмешкой созерцал Тогуро.
— Ладно уж, — снисходительно ответствовал он.
— Ох, маху я дал! Я, сударь, как выпью малость, так прямо удержаться не могу. Ну, вот меня и понесло… — с убитым видом объяснял Тогуро, покаянно обводя взором беспорядочно громоздящиеся после буйной попойки груды чарок, плошек и тарелочек.
Самурай, сам сильно под хмельком, только пожал плечами и рассмеялся.
— Чего тут так убиваться? Ведь твой-то кошелек не пострадает! — заметил самурай. — Ага! Можно ведь пойти и забрать у них денежки! И говорить ничего не надо — сами знают, что закон нарушили!
— Ну, вроде того…
— Да ты, брат, совсем очумел! Нельзя же быть таким трусом! При таком подходе ничего ты не добьешься! Хорошо же, я тебе сейчас покажу! Умолкни и иди за мной!
— Ох, сударь, не могу я, не пойду! — твердил Тогуро, в смятении воздевая руки.
— Да уж, если только узнают, повяжут тебя за милую душу, — рассмеялся самурай, подтрунивая над Тогуро. — Послушай, Китайский лев, я ж с тобой сам пойду, Синноскэ Аидзава. У меня, брат, в кошельке ветер свищет. Никаких нечистых на руку чиновников я не побоюсь. А не послушают меня, сами места своего лишатся!
— Да это вы спьяну, сударь!
— Спьяну? Не болтай глупостей! Всего-то выпили чуть-чуть…
— Да ведь, сударь… Вы-то, сударь, человек самого Янагисавы — а он птицу на лету остановит… Может, вам, сударь, и все сойдет с рук, а мне, человеку бедному, ничтожному, за все и отвечать… Ох, не могу я, сударь!
— Вот ведь нюня! Ладно, скажи, чтоб подавали счет. Сколько там набежало?
— Да ведь как же, сударь…
— Покороче! Давай, говорю!
— Так ведь…
С видом величайшего самоуничижения Тогуро хлопнул в ладоши, подзывая хозяйку. Аидзава, вытащив пухлый кошелек настоящего женского угодника и ловеласа, сполна оплатил счет.
— Благодарствую, сударь! — кланялся Тогуро.
— Ну, идем?
— Ох, сударь, трубочку изволили забыть.
— Так и знал!
Хмель, похоже, давал о себе знать. Подобрав серебряную трубку с длинным мундштуком, оба с шумом спустились по лестнице и вышли на улицу. Когда хозяйка пришла убрать остатки ночного пиршества, под подушкой, на которой сидел Аидзава, она обнаружила закатившуюся туда игральную кость.
Сочтя, что находка является все-таки забытой вещью, хозяйка подняла кубик и уже хотела было бежать вслед за гостем, но вовремя спохватилась, решив, что от такой услуги гость, пожалуй, еще сконфузится.
— Ох, сударь! — послышался со двора голос Тогуро. — Нам это… вроде не туда!
— Не лезь не в свое дело! Говорят тебе, иди за мной! — ответствовал Аидзава.
— Не могу я! Не пойду! Ну, пожалуйста, сударь, отпустите меня!
Аидзава, не обращая внимания на слезные мольбы Китайского льва, преспокойно шел по улице, и Тогуро, за неимением выбора, трусил за ним, шмыгая носом и приговаривая:
— Сударь, помилосердствуйте!..
Город был погружен во тьму, и ясная летняя луна висела над крышами.
— Ну, как хочешь — можешь возвращаться, — бросил Аидзава. — Я и один схожу. Только все равно, когда буду с ними разговаривать, скажу, что слышал все от Китайского льва.
— Да?!
— А как же! Ну, идешь или нет?
— Ох, беда! Ведь ежели что, мне за все отдуваться…
— Да ладно тебе! Мы что, прилюдно, что ли, во всеуслышание? Говорят тебе, там у них деньжищ немеряно! Вот что, сделаем так. Ты иди с парадного входа, постучись — пусть всполошится. Скажешь «Дело! Срочное дело к вам!» — и ладно.
— Так ведь он, хозяин дома-то, он ведь голос мой хорошо знает…
— Ну, голос изменить можно — пропищи там как-нибудь.
— Ох!
— Давай, давай! Всего-то дел — только постучать в дверь! Валяй! А я тем временем зайду с черного хода… Как только двери начнут открывать, можешь смываться. Тогда иди сразу ко мне домой, разожги огонь в очаге и жди меня. Я тебя не заставляю попусту из шкуры вон лезть. А долю свою ты все равно получишь. Ежели все так, как ты говоришь, они сегодня вечером точно должны были там собраться.
— Ну да.
— Ага, Исэя из квартала Татибана, Тацудая из Курамаэ и другие. Ставки-то у них там не то что наши — и выигрывают, и проигрывают, должно быть, огромные деньжищи. Я раньше-то не знал, а как услышал, думаю, да разве можно такое упускать?!
Аидзава явно был в приподнятом настроении.
За разговором они незаметно дошли до моста Судзикаи, который упирался в улицу с правой стороны. Не встретив никого по пути, они прошли еще два-три квартала и остановились возле моста Идзуми. По левую сторону виднелись ворота большого подворья, выходящего на лодочную стоянку за дощатой оградой. На навесе ворот поблескивали под луной вылущенные раковины устриц.
— Где тут черный ход? — спросил Аидзава, понизив голос.
Тогуро показал на узкий проход между домами чуть подальше того места, где они стояли.
— Хорошо. Ты подожди, пока я туда зайду, и действуй!
— А потом, значит, идти к вам домой и там вас ожидать?
— Ну да.
Аидзава вытащил из-за пазухи кисет, достал трубку и, сунув ее в рукав, слегка высунул серебряный чубук, который тускло блеснул в лунном свете.
— Ну как? Похоже на дзиттэ, как у сыщика?
Китайский лев рассмеялся с обреченным видом.
Аидзава нырнул в узкий проулок, ведущий вверх по склону вдоль ограды усадьбы. Пройдя совсем немного, он вскоре обнаружил калитку, выводящую на пустырь. Калитка легко подалась при нажатии, и перед ночным гостем открылся хорошо ухоженный сад, освещенный луной. Крадучись, он двинулся дальше, вглубь сада.
Аидзава прослышал от Тогуро о том, что на втором этаже с тыльной стороны этого дома в последнее время повадились собираться богатые купцы, чтобы скоротать время за азартной игрой.[126] Пробравшись в сад и посмотрев оттуда на дом с теневой стороны, куда не попадали лунные лучи, он увидел на втором этаже свет, пробивающийся сквозь щель двери. Похоже было, что там собралось много народу.
— Отлично! — подумал Аидзава.
В это время со стороны парадного донесся громкий стук.
— «Дело! К вам срочное дело!» — громко взывал Тогуро.
Фонари в комнате второго этажа, за которой наблюдал Аидзава, немедленно были погашены. Сразу же вслед за тем послышался торопливый топот множества ног по лестнице, ведущей с внешней галереи второго этажа на первый — словно грохот лавины в горах.
Аидзава притаился за дверью. Изнутри несколько человек возились, пытаясь открыть неподатливый засов. Наконец послышался стук, засов был отодвинут, и дверь резко распахнулась. Толпившиеся за ней игроки гурьбой бросились из коридора в сад, но тут путь им преградил Аидзава, картинно выпростав из рукава серебряный кончик чубука, зловеще поблескивающий под луной.
