Блетчли-Парк без Маб?
Погребение закончилось. Присутствующие начали отходить от могилы – их куда-то позвала облаченная в черный креп женщина средних лет.
– Я устроила небольшой обед у себя в гостиной, – пояснила она Озле. – Зайдите, перекусите, моя милая. А откуда вы знали мистера Грея? Такой славный джентльмен…
Озла проследила глазами за тем, как Маб в своей светлой шляпке уходит с кладбища.
– Да, он таким и был.
Бетт все еще стояла, уставившись на свежий холмик.
– Ковентри не удалось бы эвакуировать, – прошептала она, когда женщина в крепе поспешила за остальными.
– Заткнись! – взорвалась Озла.
Бетт вздрогнула, как от пощечины. Джайлз умиротворяюще обнял ее за плечи, а Озла отвела взгляд, теребя носовой платок с черной каймой. Она понимала, что следовало бы извиниться, но не могла произнести ни слова. Перед ее глазами мелькали одни и те же картины: вот ее пальцы разжимаются, выпуская тоненькое запястье Люси… вот безмолвная, клубящаяся пылью чудовищная куча камней… вот Маб, упав на колени среди обломков, обнимает крохотный сапожок и испускает кошмарные, задыхающиеся крики…
В гостинице Маб заставила себя принять крепкие объятия Джайлза, прежде чем ее отрезали от коллег по Парку выражавшие свои соболезнования люди в темных костюмах. Озла и Бетт стояли, держа в руках нетронутые тарелки пудинга с черносливом и ожидая случая подойти к подруге, но случай так и не представился. В какой-то момент толпа рассеялась и оказалось, что Маб исчезла.
– Она решила пройтись, – пояснила хозяйка гостиницы, собирая посуду. – Вокруг Дервентуотера, наверх, до обзорной площадки. Виды оттуда открываются чудесные.
Озла и Бетт переглянулись с Джайлзом, и Озла поняла, что все трое подумали об одном и том же. Маб ведь не стала бы топиться… правда?
«Нет, – подумала Озла. – Только не Маб».
Но желудок у нее сжался от внезапного ужаса, а перед глазами с чудовищной ясностью всплыло извлеченное из-под обломков тельце Люси. «Это ты виновата, – шептал ей внутренний голос. – Ты отпустила Люси. И если что-то случится с Маб, виновата будешь тоже ты».
– Идите, – сказал Джайлз и направился к входившим в дверь любопытным посетителям, чтобы отвадить их. – Сейчас вы обе ей нужны.
Когда Маб гуляла здесь в прошлый раз, рядом с ней шел Фрэнсис. «Однажды мы приведем сюда Люси», – подумала она тогда, положив голову ему на плечо и глядя на озеро. Теперь она позволила себе погрузиться в эту мечту: вот Фрэнсис показывает ей какие-то незнакомые цветы; вот Люси гоняется за бабочками; вот Маб идет за ними в летней соломенной шляпе. Фрэнсис взял бы Люси на руки, если бы ее дочка устала, и Люси бы не сопротивлялась. Ведь в Ковентри, в самом конце, она позволила ему взять ее на руки. Она училась ему доверять. Она позволила бы ему нести ее до самой вершины утеса.
Да только теперь ничего этого уже не будет.
«Почему». В последние три недели это слово постоянно звучало в голове Маб, и относилось оно ко всему. Почему. Почему. ПОЧЕМУ.
«Почему ты не вышла за него сразу, почему тянула, проверяя, стоящая ли он партия?»
«Почему не бросила работу в Блетчли-Парке и не стала наводить уют для него и Люси в вашем доме?»
«Почему так старалась не зачать от него ребенка?»
«Почему» и «если». Два самых жестоких слова на свете. Если бы она вышла за Фрэнсиса Грея в ту же неделю, когда он сделал ей предложение, им бы выпало на три месяца больше семейной жизни. Если бы она уволилась из БП, вся ее семья собиралась бы вместе по вечерам, когда Люси возвращалась из школы, а Фрэнсис – с работы. Они не жили бы раздельно, ожидая лучших времен, если бы Маб не сочла свой труд на победу важнее семьи. Если бы она не прилагала такие усилия, чтобы предотвратить беременность, то, возможно, у нее осталось бы больше от Фрэнсиса, чем пачка любовных писем.
«Ну как же, тебе и осталось куда больше, – с горечью напомнила она себе. – Ты получила все, о чем мечтала, Маб Грей». Она хотела избавиться от фамилии «Чурт» и переродиться в даму со средствами, без малейшего намека на скандальное прошлое, когда она, грошовая ист-эндская шлюха, принесла в подоле. Что ж, теперь она миссис Грей и уж точно дама со средствами: в завещании Фрэнсиса она значилась единственной наследницей его скромных авторских отчислений и не таких уж скромных банковских счетов. Теперь она могла позволить себе сколько угодно элегантных шляпок и книг в кожаных переплетах, и уже никто никогда не узнает, что она родила неизвестно от кого, ведь ее ребенок погиб.
Она вдруг поняла, что рвет на кусочки свою шляпку и бросает лоскуты с утеса. Сначала вниз поплыла лента, голубая, как воды Дервентуотера, за ней отправились соломенные поля и легкая вуаль. В бумажнике Фрэнсиса, который ей вернули с его прочими вещами, она обнаружила сложенный листок, где его рукой были выведены строчки:
Но были там и другие строчки, переписанные, перечеркнутые и снова переписанные, а в самом низу он втиснул заметку:
Может, вписать Люси в метафору? Эльф Душистый Горошек из свиты Титании? Или Люси скорее фея Горчичное Зерно…
Боль вцепилась в Маб, словно оголодавший зверь, и она скорчилась, согнувшись пополам. Странно, этот зверь никогда не нападал, когда она его ожидала. Она стояла, омертвев, и на похоронах Люси в Лондоне, и на похоронах Фрэнсиса.
Иногда боль подбиралась по ночам, и тогда она рыдала до утра; а порой ее накрывало, когда она наливала себе бренди, размышляя, удастся ли заснуть, если опустошить бутылку. Она не могла предвидеть, когда боль на нее накинется, но знала, что никогда от нее не освободится. Ей было двадцать четыре года; она шесть лет была матерью и меньше года – женой. А боль не уйдет до конца ее дней.
Она развернулась и увидела, что на утес поднимаются по тропинке Озла и Бетт. Маб не стала дожидаться, пока они заговорят. Она откинула голову и плюнула в Озлу, плевок попал на край ее черного кашемирового пальто.
– Как ты смеешь появляться на его похоронах, Озла Кендалл?! Как ты смеешь!
– Я пришла ради тебя, – прошептала Озла. – Я твоя подруга.
– Ты их убила, – прохрипела Маб. – Ты отпустила Люси, ты позволила ей убежать, и Фрэнсис бросился за ней…
– Да. – Озла стояла и тряслась, белая как мел, но обвинения не отрицала. – Я виновата.
– От тебя всего лишь требовалось ее держать, а ты отпустила! – Маб почувствовала, что голос вот-вот перейдет в визг, и попыталась взять себя в руки. Если она расплачется перед
