Словно используя свой особый приём, она ответила:
— Богатство — это одно, а щедрость — это другое… Так много скупых среди богачей…
И тут он спросил, но скорее не из интереса, а из желания нарушить молчание, и выдать своё недовольство:
— Интересно, и кто же этот щедрый господин?
Покрутив рычажок светильника, чтобы поднять фитиль, она сказала:
— Он из нашего квартала, и ты наверняка слышал о нём… Господин Ахмад Абд Аль-Джавад…
— Кто?!..
Она в удивлении обернулась к нему, недоумевая, что могло так ужаснуть его, и резко выпрямилась, выпучив глаза, и осуждающим тоном спросила:
— Что это с тобой?
Имя, что она только что произнесла, ударило его, словно молотком, обрушившим на его темя всю свою тяжесть. От неведомого ужаса у него вырвался этот вопрос-крик, и какой-то момент он пребывал в полной прострации, не понимая, что происходит вокруг него. Затем увидел перед собой лицо Занубы, которая с удивлением и порицанием глядела на него, и испугался, что может выдать себя, сосредоточив всю свою волю на том, чтобы выглядеть, как ни в чём ни бывало, и прибегнул к игре, дабы замаскировать свой страх. Ударив одной рукой о другую, будто не веря тому, что она сказала о том человеке, которого он считал образцом порядочности, он удивлённо пробормотал:
— Господин Ахмад Абд Аль-Джавад!.. Это владелец лавки в Ан-Нахасин, что ли?
Она обвела его критическим взглядом, без всякой причины обеспокоившись его поведением, и с издёвкой сказала:
— Да, это он… Но от чего ты закричал, словно девица, что потеряла свою девственность?..
Он засмеялся каким-то механическим смехом и поблагодарил про себя Аллаха за то, что не упомянул свою фамилию в первый же день знакомства с ней, и словно в изумлении сказал:
— Ну кто поверит, что этот человек может быть набожным и благочестивым?!
Она бросила на него подозрительный взгляд и насмешливо ответила:
— Это и впрямь так напугало тебя?… И больше ничего?!.. Ты что, полагал, что он такой непорочный?… И что с того?… Разве без любви человек может стать совершенным?!..
Оправдывающимся тоном он сказал:
— Ты права… Ничто не заслуживает удивления в этом мире… — затем он нервно засмеялся. — Представь себе этого благочестивого господина, который любит твою госпожу, пьёт вино и распевает песни!..
Будто продолжая его же слова, но уже своим язвительным тоном она произнесла:
— Одной рукой он бьёт в бубен, да ещё почище Айуши-тамбуристки, и сыпет остротами и прибаутками, словно перлами, и все вокруг него умирают со смеху. И после всего этого не удивительно увидеть подобного человека, что сидит в своей лавке и являет собой образец серьёзности и благочестия. Серьёзность уместна, но и забавы тоже уместны. Делу время, а потехе час…
— Одной рукой он бьёт в бубен, да ещё почище Айуши-тамбуристки?!.. Сыпет остротами и прибаутками, и все вокруг него умирают со смеху?!.. Кто это может быть?!..
Неужели это — его собственный отец, господин Ахмад Абд Аль-Джавад?!.. Суровый, деспотичный, грозный, набожный и благочестивый?! Тот, который повергает в дикий ужас всех домашних?!..
Как ему поверить своим ушам?!.. Ну как… как?! Не может ли быть так, что она просто перепутала имена, и никакой связи между этим любовником-музыкантом и его отцом нет?!.. Но ведь Зануба подтвердила, что именно он — владелец лавки в Ан-Нахасин, и та лавка носит имя его отца!.. О Господи, неужто то, что он услышал — правда? Или же он бредит?!.. О как бы ему хотелось сейчас убедиться, что это правда, увидеть всё своими глазами, без посторонних. Это желание завладело им на какое-то время, и казалось, исполнение его было самым главным делом в его жизни, перед которым он не мог сопротивляться, и потому он улыбнулся девушке и покачал головой как старый мудрец, как будто говоря при этом: «До чего же странное время настало!» Притворившись, что его толкает любопытство, он задал вопрос:
— Я мог бы я взглянуть на него оттуда, где меня не будет видно?!
Она протестующе ответила:
— Странный ты! Зачем тебе весь этот шпионаж?!
Он умоляюще сказал:
— Это достойно того, чтобы увидеть, не лишай меня такого зрелища!..
Она пренебрежительно засмеялась и ответила:
— У тебя ум ребёнка и тело верблюда. Не так ли, мой верблюжонок?… Но да лишит Господь жизни того, кто обманет твои надежды… Спрячься в коридоре, а я зайду к ним с подносом с фруктами, и оставлю дверь открытой, пока не выйду…
И она вышла, а он пошёл за ней следом в коридор с замиранием сердца, и спрятался в уголке тёмного коридора. Лютнистка между тем проследовала на кухню, и скоро вернулась, неся блюдо с виноградом, затем направилась к двери, откуда доносилось пение, и постучала. Подождала минуту, затем толкнула дверь, и, не закрыв её за собой, вошла. В центре комнаты показались люди: то была Зубайда, прижимавшая к себе лютню и кончиками пальцев поигрывавшая на струнах. Она напевала: «О мусульмане, о народ Божий», а рядом с ней сидел «его отец», и никто иной.
Сердце Ясина было готово выскочить из груди, когда он увидел его — тот снял свой кафтан, засучил рукава и тряс бубном, приветливо поглядывая на певицу. Дверь была открыта лишь одну-две минуты, пока Зануба не вернулась, однако Ясин за это время успел увидеть столь необыкновенное зрелище. Жизнь показалась ему теперь загадкой, длинной и невероятной сказкой. Словно человек, что спал долгим и глубоким сном, он вдруг проснулся на фоне резких толчков землетрясения, и за каких-то две минуты увидел всю жизнь, что предстала перед ним в обобщённой форме. Это зрелище, казавшееся сном, погрузило его в мир истины, показав всю картину событий, происходивших в течение многих лет. Он наконец-то увидел своего настоящего отца. То был он собственной персоной, а не кто-либо другой. Но он был не таким, каким Ясин привык его видеть — ему же не доводилось раньше видеть его без
