Вскоре они увидели Ладу, бегущую с маленьким Ратмиром на руках им навстречу. Подбежав, она сказала, что очень испугалась, обнаружив, что ручей начал неожиданно мелеть, и замерла, увидев рослых бородачей антов. Заплакав, она кинулась к ним, опустилась на колени перед Добрентом. Князь ласково поднял ее, сказал, что отныне она свободна. Ратмир радостно лопотал что–то при виде отца. Диор подхватил его, прижал к груди. Покой вновь начал овладевать его душой.
Но следовало поторопиться, ибо купцы, которых Добрент оставил под охраной на лесной поляне, сообщили, что Аттила грабит северные города Галлии и что в его ставку скоро подойдут караваны с добычей. А это значило, что караван должен появиться и здесь. Поэтому Диор без промедления повел Добрента в подземный дворец. И уже в который раз насладился изумлением людей, впервые увидевших великолепие зала.
— Поистине чудо из чудес! — только и выдохнул Добрент, озирая красочные панно, золотые карнизы, роскошный царский трон, груды золота в переметных сумах.
Вес сокровищ тянул не меньше чем на двадцать тысяч фунтов. Для перевозки столь ценного груза решено было использовать выносливых гуннских лошадей, оставшихся от погибшей тысячи.
Особенно Добрента восхитило кресло. Драгоценные камни были вделаны в округлые подлокотники так, что, вбирая в себя тепло человеческих рук, светились еще ярче. По краям спинки величественно взирали на людей рубиновыми глазами золотые грифоны, осеняющие своими крылами изголовье трона.
— Кресло придется распилить, — сказал Диор.
— Нет, племянник, этого я не сделаю, — ответил князь, восторженно рассматривая царский трон.
— Почему? Уж не собираешься ли ты оставить его здесь?
— Придется, — вздохнул князь, — золота нам хватит, а портить красоту рука не поднимается. Распилим, пропадет вещь.
Сколько людей не задумываясь уничтожили бы красоту, лишь бы завладеть золотом. С пороком легче договориться, чем с добродетелью.
— Но здесь оно никому не нужно! — рассердился Диор. — Кто им будет любоваться?
Добрент мягко, но твердо произнес:
— Рано или поздно дворец найдут. Может быть, это будут умные люди и ради обладания красивой вещью они не станут истреблять друг друга…
Диора поразила дальновидность князя антов, и он промолчал.
Несколько дней анты грузили сокровища в переметные сумы и переносили в долину поминального храма. Работа была затруднена тем, что приходилось волоком тащить груз по лазу, который лишь немного удалось расширить: мешали каменные глыбы. Забрали также и оружие, что хранилось в здешних кладовых. Осталось Золотое кресло, опустевший сундук. По окончании работ распечатали три амфоры с вином. В лесу добыли десяток вепрей.
Пир устроили в лощине поминального храма. Добрент не решился осквернять потайную долину, назвав ее Местом, Где Отдыхают Боги.
Как только сокровища были вынесены через расселину в скале, плотину, перегораживающую ручей, убрали, и вода вновь скрыла проход. На этот раз уже навсегда. И вот тут во время пира случилось происшествие, значение которого понял только Диор. Над долиной вдруг появилась и заметалась, тревожно вскрикивая, большая белая птица. Многие из пирующих, решив не упускать случая поупражняться в стрельбе, потянулись к лукам. Но птица улетела в лес, окружающий гору, и послышался отдаленный крик:
— Диор, Диор, сынок!
Это был голос Юргута. Добрент удивленно прогудел:
— Кто–то зовет тебя, племянник. Разве здесь есть люди, кроме нас?
Но Диор не ответил. Привстав, напрягая слух, он ждал, не донесется ли еще что–нибудь. Не донеслось. Но над лесистой вершиной горы, подобно снежной туче, возник белый шатер. Он держался какое–то мгновение в воздухе, потом медленно растаял в голубизне неба. Многие пирующие заметили его, удивленно загалдели, шумно обсуждая, что бы это могло быть. В конце концов склонились к мысли, что видели обыкновенное облако. Над лощиной вдруг пронесся холодный ветер, прошумел вершинами деревьев. Князь озабоченно заметил:
— Надо уходить. Чую, будет буря.
Скоро караван был готов в дорогу. Каждый из воинов держал на поводу навьюченную переметными сумами лошадь. Лада с Ратмиром тоже сидели на крепком коне. Лишь Диор не был в седле, он стоял возле коня Лады, не отрывая глаз от своего сына.
— Что ж, трогаемся! — произнес Добрент.
Диор, очнувшись от тяжкой задумчивости, с трудом отвел глаза, медленно и печально сказал:
— Прощайте! Я остаюсь здесь.
Его слова поразили всех, кто их слышал. Добрент и Лада ахнули, опять над долиной, заполненной лошадьми и людьми, пролетел порыв холодного ветра. Потом настала тишина. Лишь было слышно, как неумолчно бурлит вода, натыкаясь на скалу. Диор снял шлем. И все увидели, что волосы его необыкновенно длинны и сплошь седы, белизной напоминая первый выпавший снег. Лада горестно вскрикнула, прижимая к себе Ратмира.
— Ты так решил? — тихо спросил князь.
— Да, прощайте.
— А сын? — Князь могучей рукой показал на беззаботно играющего с гривой лошади Ратмира.
— Его взрастишь ты. Лада будет ему матерью. Когда–нибудь вы расскажете ему обо мне и подземном дворце. Пусть он вернется сюда. Вон под тем камнем, — Диор указал на замшелый валун, вросший в землю, — его будет ждать мое оружие. Это в случае, если вы вырастите его воином. Если же мудрецом, пусть он войдет в подземный зал, я буду ждать его в золотом кресле, а рядом со мной будет КНИГА, НАПИСАННАЯ БОГОМ. Он поймет.
— Но разве ты не хочешь повидать родину своей матери? — спросила Лада.
— Я видел ее во сне. Этого достаточно. Там я уже не смогу жить. Моя душа будет рваться сюда. Здесь мне покойно. Торопись, дядя, скоро придут караваны Аттилы. Прощайте! — Диор отвернулся и зашагал к кустам, скрывающим расселину.
— Я оставлю тебе твоего жеребца! — крикнул ему вслед князь. Лада плакала.
2
Дождавшись, когда последний всадник–ант скрылся в лесу, Диор вышел из кустов. У него еще были дела в этом мире. Его жеребец спокойно пасся возле ручья. На всем остальном пространстве трава была вытоптана множеством копыт и местами обнажилась почернелая земля. Зарастут плеши только следующей весной. Возле жеребца стояла торба с ячменем. Видимо, Добрент надеялся, что Диор передумает и нагонит их. На небо наползали с севера темные тучи, воздух заметно посвежел. Добрент прав: скоро будет гроза. Диор поглядел на гору. Вершину ее окутывал туман, сползая вниз по зеленым склонам.
— Отец! — крикнул Диор. — Отец, отзовись!
Но было тихо.
Диор вынул из кустов заранее припасенные тяжелое сарматское копье, сарматский кафтан, боевой пояс, лохматую шапку, вскочил на жеребца и тронулся к стану тысячи Джизаха.
На стане он едва успел построить себе шалаш, как началась гроза. Всю ночь гремел гром, полыхали молнии, лил дождь. Утром небо прояснилось, запели птицы на освеженных ливнем ветвях деревьев. Диор развел костер, пожарил мяса, поел и стал терпеливо ждать. Больше ему делать было нечего.
Так он ждал три дня. Потом пришел караван. Привел его постельничий одноглазый Овчи. Караван был велик, сопровождала его тысяча воинов.
Овчи разинул от удивления рот, увидев на стане лишь одинокого Диора. За спиной постельничего толпились и перешептывались воины охраны. Овчи знал о смерти Ябгу, как и то, что Аттила назначил своего бывшего советника тысячником.
— Где твои войны? — растерянно спросил он.
— Погибли, — спокойно отозвался Диор, поворачивая над огнем кинжал с куском сочного мяса вепря. Жир капал в пламя, трещал, сгорая.
— Как погибли? Неужто все? И Джизах тоже?
— Все, кроме меня. На нас напали сарматы. Наверное, решили отомстить за уничтожение племени Алатея. Я в это время выполнял секретное распоряжение Богоравного. Он знает какое. Только ему я могу дать полный отчет. Вернулся, когда бой закончился, а сарматы ушли на Виндбону. Я догнал их, троих убил. Вот оружие. — Диор показал на сарматское копье.
Овчи выпучил единственный глаз на чужое оружие. Его малоподвижное лицо не отразило полета мысли. Глупость возраста не знает. Овчи хорош тем, что старательно исполняет порученное и ничего сверх того.
— Но я же не ведал об этом! — расстроенно сказал он, заранее оправдывая себя.
— Что тебе поручил Богоравный? — спросил Диор.
Овчи замялся, но сказал, что Богоравный поручил привести караван именно в это место, все остальное должен был сделать Джизах.
Это означало, что Аттила счел свой поход неудачным и теперь спешил спрятать награбленное. Именно это и предвидел Диор.
— Скажи, что мне делать? — в унынии обратился к нему Овчи.
— Об этом поговорим позже. Сначала ответь: была ли битва между гуннами и римлянами и чем она закончилась?
