Они начали замечать других людей - поначалу немногие рассеянные группы, потом всё больше и больше, и наконец их стало столько, что едва можно было двигаться. Все шли в одном направлении - на север, в сторону Индии, до которой было больше тысячи миль. На головах люди держали свои пожитки в узелках, на спинах несли детей, везли стариков в тележках и тачках. Их ноги поднимали длинное колышущееся облако пыли, которое лентой стелилось над дорогой, указывая путь к северному горизонту. Почти все были индийцами.
Здесь были машины и автобусы, а также такси, рикши, велосипеды и запряженные волами повозки. Здесь были открытые грузовики, с десятками людей, скорчившимися на сиденьях. Большие машины держались посередине дороги, следуя вереницей друг за другом. Легковушки шныряли вдоль этой цепочки, с бибиканьем проезжая мимо грузовиков и автобусов. Но движение было таким плотным, что даже они продвигались крайне медленно.
Под конец первого дня Паккард даже не полностью выехал из Рангуна. На второй день они продвинулись к голове колонны беженцев, и теперь двигались быстрее. Два дня спустя они оказались у реки, напротив Хвай Зеди.
Они переправились и остались в Хвай Зеди на несколько недель, но стало очевидным, что японцы продвигаются. Дох Сай решил эвакуировать деревню и увести ее жителей в джунгли. К тому времени поведение Манджу стало совершенно непредсказуемым. Долли с Раджкумаром решили, что ее нужно отвезти домой. Они сделают последнюю попытку добраться до Индии.
Запряженная волами повозка доставила их к реке - Манджу, Долли, Раджкумара и ребенка. Они нашли лодку, которая отвезла их вверх по реке, через Мейтхилу, мимо Мандалая, в маленький городок Молейк на реке Чиндуин. Там они увидели ошеломляющее зрелище: вдоль берега реки сидели примерно тридцать тысяч беженцев, дожидаясь переправы, чтобы двинуться дальше, в покрытые густым лесом горы. Там не было дорог, только тропы и реки грязи, текущие по зеленом туннелям джунглей. С началом исхода индийцев местность была исчерчена сетью официально обозначенных троп для эвакуации: были "белые" маршруты и "черные", первые были короче и реже использовались. В этой дикой местности уже застряли несколько тысяч человек. С каждым днем прибывало всё больше беженцев. С юга продвигалась японская армия, назад пути не было.
***
Она несли ребенка в шали, перекинутой через плечо, как гамак. Через каждые несколько сот ярдов они останавливались и все трое - Раджкумар, Долли и Манджу - по очереди менялись поклажей. Кто-то нас ребенка, кто-то завернутые в брезент узелки с одеждой, а кто-то - связку хвороста.
Долли сильно хромала и опиралась на палку. На подъеме правой стопы у нее появился нарыв, который сначала выглядел безобидным волдырем. Через три дня воспаление охватило почти всю ступню. Оттуда выходил вонючий гной, язва постепенно пожирала кожу и плоть. Они повстречали медсестру, которая сказала, что это "нарыв нагов" [48], и что Долли повезло, что там не завелись червяки. Она слышала, как у одного мальчика такая язва появилась на голове, а когда ее обработали керосином, оттуда достали не меньше полутора сотен личинок, каждая размером с небольшого червя. Но мальчик выжил.
Несмотря на боль, Долли считала, что ей повезло. Им встречались люди, чьи ноги почти сгнили от этих нарывов, ее ступня была в гораздо лучшем состоянии. Манджу зажмуривалась, когда на нее смотрела, не из-за явной боли, которую она причиняла, а из-за того, как стойко ее переносила Долли. Они оба были такими сильными, Долли и Раджкумар, такими крепкими, даже сейчас держались друг за друга, несмотря на возраст, несмотря ни на что. В них было нечто, что отталкивало Манджу, вызывало неприязнь, в Долли даже больше, чем в Раджкумаре, с ее сводящей с ума отстраненностью, словно всё происходящее было чужим кошмаром.
Временами она замечала в глазах Долли жалость, нечто вроде сострадания, словно Манджу была более печальным созданием, чем сама Долли, словно именно Манджу больше не была хозяйкой собственных мыслей и действий. Этот взгляд вызывал у нее ярость. Ей хотелось ударить Долли, дать ей пощечину, крикнуть в лицо: "Это реальность, таков теперь мир, посмотрите на него, посмотрите, какое зло нас окружает, сколько ни притворяйся, что это иллюзия, оно никуда не исчезнет". Это Манджу была в своем уме, а не они. Что может быть большим доказательством их помешательства, чем то, что они отказались признавать всю глубину своего поражения, полную неудачу как родителей, как человеческих существ?
Их хворост был завернут в большие бархатистые листья тика, чтобы предохранить от сырости, и связан веревкой, которую Раджкумар сделал из лианы. Иногда узел на веревке ослабевал, и пара веток падала. Каждая упавшая ветка немедленно исчезала - ее хватали другие люди или затягивало в глину так глубоко, что не достать.
Грязь имела странную консистенцию, походила скорее на зыбучие пески, чем на глину. Она засасывала так внезапно, что не успев ничего сообразить, человек оказывался в ней по бедра. Можно было лишь оставаться неподвижным и ждать, пока кто-нибудь не поможет. Гораздо хуже было споткнуться и упасть лицом вниз, глина вцеплялась, как голодный зверь, хватала за одежду, руки, волосы. Она держала так крепко, что невозможно было пошевелиться, словно парализуя руки и ноги, притягивая их, как клейкая лента мошек.
Однажды они прошли мимо женщины, непалки, она несла ребенка в точности так же, в перекинутой через плечо сложенной ткани. Она упала ничком в грязь и не могла пошевелиться. К несчастью, это случилось на тропе, где редко проходили беженцы. Рядом не оказалось никого, кто смог бы ей помочь, и она умерла, лежа в грязи, быстро затянутая в глину, с привязанным к спине ребенком, который погиб от голода.
Раджкумар очень сердился, если они теряли дрова. Он лично их собирал. Пока они шли, он посматривал по сторонам и время от времени замечал ветку или корягу, избежавшую внимания многих тысяч человек, которые шли тем же путем впереди, превращая влажную почву в реки грязи. По вечерам, когда они останавливались, Раджкумар уходил в джунгли и возвращался с охапкой дров. Многие беженцы опасались сходить с тропы, постоянно циркулировали слухи о ворах и бандитах, наблюдающих со стороны и хватающих отбившихся. Раджкумар всё равно уходил, говоря, что иначе они не выживут.
Дрова были их капиталом, единственным ценным имуществом. Под конец каждого дня этот хворост Раджкумар менял на еду - всегда находились люди, которым нужны были дрова: рис и чечевицу невозможно приготовить без костра. С помощью дров было проще добыть еду, чем за деньги или ценные вещи. Здесь деньги не стоили ничего. Некоторые люди, богатые торговцы из Рангуна, отдавали охапки банкнот в обмен на несколько несколько упаковок лекарств. А что до ценностей, то это был только лишний вес. Вдоль тропы валялись брошенные вещи - радио, велосипедные рамы, книги, инструменты. Никто не останавливался, чтобы их подобрать.
Однажды они наткнулись на женщину, одетую в прекрасное сари из ярко-зеленого качипурамского шелка. Она явно происходила из богатой семьи, но у нее закончилась провизия. Она пыталась купить немного у собравшейся вокруг костра семьи. Вдруг она начала раздеваться, и под этим сари обнаружилось другое, из дорогого шелка стоимостью в сотни рупий. Она предлагала одно из этих сари, в надежде выменять его на горсть еды. Но никому оно было не нужно, все просили дрова и хворост. Женщина долго их уговаривала, а потом, вероятно, поняв бесполезность ее пожитков, скомкала сари и бросила его в огонь. Шелк с треском загорелся, пламя взметнулось вверх.
От хвороста на теле оставались занозы, но Манджу предпочитала нести дрова, а не дочь. Ребенок плакал всякий раз, оказываясь рядом с матерью.
- Она просто хочет есть, - говорила Долли. - Дай ей грудь.
Они останавливались, и Манджу сидела под дождем с ребенком на руках. Раджкумар сооружал над ними укрытие из веток и листьев.
Еще чуть-чуть, говорили они себе. Индия совсем рядом. Еще совсем немного.
В ее груди было пусто, в этом Манджу была уверена, но каким-то образом ребенку удавалось нацедить несколько капель из ее воспаленной груди. Потом, когда тонкая струйка совсем иссякала, девочка опять начинала плакать - сердито и мстительно, словно больше всего на свете желала увидеть смерть матери. Временами она пыталась накормить ребенка чем-нибудь другим: делала кашицу из риса и засовывала ее в уголки рта малышки. Похоже, ей нравился вкус, она была голодной и жадной до жизни девочкой, больше пошла в деда с бабкой, чем в мать.
Однажды Манджу заснула, сидя с ребенком на руках. Проснувшись, она обнаружила стоящую рядом Долли, которая с тревогой заглядывала ей в лицо. Манджу слышала жужжание насекомых над головой. Это были мухи с мерцающими синими крыльями, которых Раджкумар называл "мухи-падальщики", потому что они всегда вычисляли людей, которые слишком ослабли, чтобы двигаться дальше, или были близки к смерти.
