Георг Эберс - Невеста Нила

Ей удалось поразить неожиданным приходом милую девочку. Но что такое сделалось с малюткой? Как пораженная молнией, как ужаленная змеей, вскочила Катерина с колен, дико взглянула на мать и, когда та хотела снова привлечь ее к себе, оттолкнула Сусанну и бросилась вон из спальни Элиодоры в приемную, оттуда в прихожую, а из прихожей по маленькой лестнице в комнаты для купания.

Ошеломленная мать смотрела ей вслед, покачивая головой, потом обернулась к Элиодоре и со слезами в голосе сказала, пожимая плечами:

— Бедное дитя! Она не помнит себя от горя. Со всех сторон столько несчастий. Еще недавно ее жизнь походила на безоблачный день, а теперь она не видит вокруг ничего отрадного. Вероятно, епископ серьезно болен?

— Он, кажется, умирает, — с сожалением отвечала молодая женщина.

— Наш лучший, неизменный друг! — зарыдала Сусанна. — Да, действительно, Господь посылает нам тяжкие испытания. Порой мне приходит в голову, что и мой конец недалек, только одна Катерина поддерживает меня. С каким самоотвержением переносит она сама удары судьбы! О госпожа Элиодора, ты еще не знаешь всего, что пришлось пережить бедной малютке! Но заметь, как она старается всегда казаться веселой, чтобы не огорчить меня. Я от нее никогда не слыхала ни вздоха, ни жалобы. Моя дочь страдает безропотно, как святая. Только теперь она потеряла свою твердость, когда болезнь сразила нашего дорогого, незаменимого друга. Катерина знает, кем был для меня Плотин…

И Сусанна зарыдала еще сильнее. Успокоившись немного, она извинилась перед своей прелестной гостьей и ушла, пожелав ей спокойной ночи.

Тем временем Катерина принимала ванну. В каждом египетском доме, где были введены греческие обычаи, непременно существовала комната для купания, у богатых людей она отличалась большими удобствами. Покойный муж Сусанны не пожалел денег на устройство купальни в своем жилище. Она состояла из двух одинаково роскошных отделений: для мужчин и для женщин.

Здесь красиво сочетались и белый мрамор, и желтоватый алебастр, и коричневый порфир. Пол состоял из превосходной византийской мозаики на золотом фоне. Взамен статуй, украшавших купальни язычников, по стенам были написаны золотыми буквами библейские изречения, а над низкими, покрытыми шкурой жирафа диванами висели распятия. Вокруг расписного плафона шла надпись на коптском языке и коптским шрифтом: «Мы веруем в единую природу Господа нашего Иисуса Христа». Этот основной догмат якобитского вероисповедания был начертан здесь, будто назло мелхитам. С середины потолка спускались серебряные светильники.

Печи в купальне топились каждый вечер, так что большой бассейн можно было тотчас наполнить водой для Катерины.

Раздевая девушку, горничная показала ей финик с наростом. Старший садовник говорил сегодня в полдень, что пальмы в их саду также подверглись болезни. Но горничной вскоре пришлось раскаяться в своей словоохотливости. Когда она прибавила, что добрый башмачник Анхор, который только третьего дня принес ей хорошенькие новые сандалии, также умер от заразы, молодая госпожа резко приказала ей замолчать. Но пока служанка стояла на коленях, разувая Катерину, девушка опять вернулась к этому вопросу, осведомляясь, захворала ли также и хорошенькая молодая жена башмачника. Горничная отвечала, что она больна, однако еще жива, а все остальное семейство заперто в доме по распоряжению городских властей. Булевты надеялись прекратить таким образом эпидемию, препятствуя заразе распространяться дальше. Люди в зараженном жилище получали пищу и питье сквозь отверстие в дверях, тотчас же запиравшееся.

«Конечно, так и следует поступать», — заключила служанка, причем рассерженная Катерина больно толкнула ее ногой. Потом горничной было приказано не жалеть смегмы [83], и хорошенько вымыть волосы своей госпоже. И дочь Сусанны принялась ожесточенно тереть себе руки и все тело и снова поливать голову, пока силы не оставили ее, и она в изнеможении облокотилась на мраморный край бассейна.

Однако и после ванны девушка чувствовала давление горячей руки на своем черепе, испытывая в то же время странную тяжесть на сердце. Что-то будет с несчастной матерью!

Она поцеловала Катерину в то место, к которому прикасалась зараженная ладонь епископа. В воображении Катерины рисовались кошмарные образы.

Она как будто слышала предсмертное хрипение Сусанны, ее мольбы и стоны. Потом к ним в дом явились слуги городского сената и заперли вместе с больной ее дочь в пораженном эпидемией жилище, где бродила по комнатам зараза в виде ужасной ведьмы, а ей сопутствовала смерть. Она поочередно протягивала свою костлявую руку за всеми окружающими и наконец за самой Катериной.

У девушки беспомощно опустились руки. Еще сегодня утром она чувствовала себя сильной и несокрушимой, а теперь ее угнетало сознание самой жалкой беспомощности. Дочь Сусанны хотела погубить беззащитную женщину, но Бог и судьба покарали ее за Элиодору. Катерина похолодела при этой мысли. Когда она выходила из воды, в купальню вошла ее мать.

— Ты все еще здесь, дитя мое? — воскликнула Сусанна. — Как ты меня напугала! Неужели Плотин действительно заболел чем-то, похожим на заразу?

— У него несомненная зараза, матушка, — глухо отвечала дочь. — Мне пришло в голову из предосторожности принять ванну. Эпидемия страшно прилипчива, а ты еще прикасалась ко мне и целовала меня. Прикажи снова затопить печи, несмотря на поздний час, и выкупайся сама, умоляю тебя!

— Перестань, малютка! Что ты выдумываешь? — возразила со смехом вдова.

Но Катерина продолжала настаивать, и Сусанна согласилась наконец принять ванну в мужском отделении купальни, где никто не мылся с тех пор, как в городе началась эпидемия.

Оставшись одна, хозяйка дома улыбнулась про себя с чувством умиления и мысленно благословила свою любящую, заботливую дочь.

Катерина ушла в свою комнату, предварительно убедившись, что ее платье сожжено. Полночь уже миновала, но она не хотела отпускать от себя горничную и не легла в постель. Сон бежал от нее. Выйдя на балкон, девушка опустилась в качающееся кресло. Воздух был зноен и удушлив. Каждый дом, каждое дерево, каждая стена излучали теплоту, которой прониклись в течение дня. По набережной Нила тянулась длинная процессия богомольцев; потом появилось похоронное шествие, за ним другое. Густое облако пыли окутывало их, затемняя свет факелов, мерцавших, точно раскаленные уголья под пеплом. Умерших от заразы не позволяли хоронить днем. Катерине показалось, что в одном из гробов везут на кладбище Элиодору, а в другом лежит она сама или… тут девушка невольно содрогнулась — или ее добрая мать.

Видение было до того живо, что перешло в галлюцинацию. Катерина совершенно ясно, как наяву, представляла себе похороны матери. Ей было нельзя идти за погребальной колесницей, потому что ее заперли в зачумленном доме, а когда его снова открыли, на лобном месте совершалась казнь двоих осужденных: Ориона и Паулу обезглавили, и Катерина осталась одинокой. Ее мать лежала в могиле, рядом с отцом, и кто мог заботиться о ней, кто был теперь ее защитником? Как дерево без корня, как листок, оторванный бурей и брошенный в морские волны, как беспомощный птенец, выпавший из родного гнезда, осталась дочь Сусанны круглой сиротой. В первый раз после той ночи, когда она дала ложные показания, ей пришло в голову все то, что она слышала в школе и в церкви о загробных муках в аду, и Катерина вдруг увидела перед собой море пламени, где мучились осужденные: убийцы, еретики, лжесвидетели…

Но, Боже мой, что это значит? Неужели геенна огненная на самом деле разверзлась перед ней, и ее пламя проникло сквозь потрескавшуюся земную кору, поднимаясь к самому небу? Не рассеялся ли небесный свод, изливая потоки огня и черного дыма на северную часть города? Девушка в ужасе вскочила, вглядываясь в жуткую картину, возникшую перед ее глазами. Весь горизонт был охвачен заревом; густой дым, клубы огня и миллиарды брызжущих искр заполняли все видимое пространство между землей и небом. Бушующий пожар как будто был готов уничтожить весь Мемфис, иссушить реку и затопить огнем ночное небо. На соборной колокольне загудел набатный колокол; тихие улицы оживились; тысячи людей бросились из своих домов и запрудили набережную. Крики, вой, беспорядочные команды и пронзительные возгласы раздавались вокруг. До Катерины донеслись слова: «наместнический дом», «арабы», «мукаукас», «Орион», «гасить» и «спасать». Старик, главный садовник, стоявший у пруда, где цвели лотосы, крикнул своей молодой госпоже: «Наместнический дом пылает со всех сторон. Пожар при такой страшной засухе! Господи, помилуй наш народ!» У Катерины подкосились ноги. Она слабо вскрикнула, инстинктивно ища опоры. Тут ее подхватили две руки. Позади «мотылька» стояла мать, заразившаяся чумой в ту минуту, когда нежно целовала свою любимицу.