Когда приблизились выборы 1860 года, республиканский девиз звучал так: «Свободная земля, свободный труд, свободные люди». При содействии правительства трудолюбивые северяне установят контроль над западными землями, проложат железные дороги и разовьют промышленность, оставив позади южан, чья нравственность пребывает ниже из-за поддержки рабовладения.
– Он предлагает свободное землепользование при поддержке правительства, – сухо заметил Фрэнк. – Отличная приманка!
Кандидаты шли ноздря в ноздрю, но Линкольн проскочил. Северная часть штата Нью-Йорк проголосовала за республиканцев, но только не жители демократического города Нью-Йорк: они провалили Линкольна, ибо он, по какому бы списку ни баллотировался, намеревался ссориться с Югом. А поскольку от Юга зависело благосостояние купцов, постольку от него зависело и наличие рабочих мест. В Таммани-холле это знали. Мэр Фернандо Вуд тоже знал и сказал об этом во всеуслышание. Он заявил, что если Линкольн хочет поставить под угрозу рабочие места в городе, то пусть идет к черту.
Трудящиеся Нью-Йорка тоже не до конца разобрались в своем отношении к республиканцам. Свободные фермеры-республиканцы с их представлениями о личном труде и самопомощи не были товарищами рабочим профсоюзам, чья сила была лишь в численности. Рабочие заподозрили и кое-что еще. «Если Линкольн возьмет верх, то здесь появятся миллионы вольных чернокожих, которые будут работать за гроши, – они так и хлынут на север, чтобы украсть наши места. Нет уж, спасибо».
У Хетти Мастер такая позиция вызывала отвращение. Фрэнк, напротив, отнесся к этому с пониманием. Подтвердились и его страхи насчет раскола.
20 декабря 1860 года Союз покинула Южная Каролина. За ней один за другим последовали штаты с глубинки Юга. К февралю 1861 года они сформировали Конфедерацию и выбрали собственного президента. Другие южные штаты не пошли на столь резкий шаг. Но отделившиеся штаты теперь усмотрели интересную возможность. «Если Союз разваливается, – заявили они, – то можно и не платить по счетам богатым ребятам из Нью-Йорка». Горя желанием найти компромисс, из Нью-Йорка в Вашингтон отправились делегации купцов, как демократов, так и республиканцев. Линкольн встретился с ними, но не удовлетворил никого.
Однако главной угрозой для Нью-Йорка стал мэр Фернандо Вуд. Если Линкольну угодно воевать с Югом и разорять город, то Нью-Йорку нужно обдумать другой выход.
– Мы сами отделимся от Союза, – заявил он.
– Нью-Йорк покинет Соединенные Штаты? – вскричала Хетти.
– Не совсем, – ответил Фрэнк.
Вольный город, беспошлинный порт – идея не новая. Такие великие европейские города, как Гамбург и Франкфурт, еще со Средних веков действовали в качестве независимых государств. Нью-йоркские купцы несколько недель обдумывали осуществимость такой возможности, а конец этому положила Конфедерация: в марте южане сделали свой ход и объявили, что южные порты слагают с себя таможенные обязательства по сбору пошлин.
– Нас вычеркивают, – мрачно сказал родным Фрэнк. – Будут торговать с Британией напрямую.
После этого выхода не осталось. Нью-Йорк нехотя подчинился Линкольну. В следующем месяце конфедераты атаковали форт Самтер, чем положили официальное начало Гражданской войне. Линкольн привел аргумент: либо бунт Юга будет подавлен, либо построенному отцами-основателями Союзу штатов наступит конец. Союз должен быть сохранен.
Поскольку хорошие манеры способны защитить брак, а Фрэнк все еще питал к Хетти нежные чувства, он приложил все усилия, чтобы вести себя вежливо и ни единым словом не огорчать жену. Но Хетти пришлось труднее. Она любила Фрэнка, но что делать женщине, когда ее муж ежедневно взирает на великое зло и в ус не дует при всей своей вежливости? Примирению не способствовала и его реплика «А я тебе говорил», невольно оброненная после того, как началась война и Юг вознамерился отделиться. В первый год Гражданской войны Фрэнк и Хетти еще терпели друг друга, но уже не рассматривали карты и не обсуждали будущее. А вечерами они, предпочитая раньше сидеть на диване рядышком, молча рассаживались по отдельным креслам и читали. Хорошие манеры прикрывали, но не могли потушить тлеющий гнев.
А иногда не помогали и манеры.
Сегодня он нарочно досадил ей, швырнув в лицо новость о призыве.
– Ты ненавидишь эту войну, потому что думаешь только о прибыли, – холодно сказала Хетти.
– Вообще говоря, эта война сделала меня богаче, – хладнокровно возразил он.
Его и многих других. Отчасти дело было в везении. После нескольких ужасных месяцев 1861 года, когда обвалилась торговля с Югом, судьба сделала Нью-Йорку неожиданный подарок. В Британии случился неурожай – в отличие от Среднего Запада, где урожай выдался небывалый. Через город потекли огромные партии пшеницы, предназначенные для Англии. Гудзонская железная дорога и старый добрый канал Эри сотню раз доказали свою чрезвычайную важность. С тех пор городская зерноторговля процветала, как и торговля скотом, сахаром и пенсильванской нефтью для производства керосина.
Но главное, Фрэнк Мастер открыл для себя истину, известную его предкам из века минувшего: война является благом для бизнеса. Городские металлургические заводы трудились вовсю, занятые починкой броненосцев и других военных кораблей; фирма «Братья Брукс» шила мундиры тысячами. А кроме того, правительство военного времени нуждалось в колоссальных займах. Уолл-стрит сколачивала состояние на государственных облигациях. Даже Фондовая биржа переживала бум.
Хетти проигнорировала его реплику и снова двинулась в наступление:
– Твои дружки-рабовладельцы проигрывают.
Была ли она права? Возможно. Даже после того, как с Югом связали свою участь колеблющиеся штаты вроде Виргинии, силы были безнадежно неравными. Если взглянуть на ресурсы сторон, живую силу, промышленность и даже сельское хозяйство, то Юг выглядел карликом по сравнению с Севером. Стратегия Севера была проста: задушить Юг в блокаде.
Однако Юг не терял надежды. Он располагал отважными войсками и отличными генералами. При Булл-Ране в начале войны Джексон Каменная Стена сразился с войсками Союза и вынудил неприятеля бежать чуть ли не до самого Вашингтона. Генерал Роберт Ли был военным гением. К тому же войска Союза бились за то, чтобы навязать свою волю соседям, а южане сражались на собственной территории, защищая свое. Если Югу удастся продержаться достаточно долго, то Север, может быть, пригорюнится и оставит его в покое. Правда, в прошлом году Ли, неся ужасающие потери, отступил, будучи разбит в сражении при Антиетаме, а генерал Грант только что сокрушил конфедератов при Геттисберге, но это был еще не конец. Далеко не конец.
– Север может победить, – согласился Мастер, – но такой ценой, что стоит ли? При Шайло произошла настоящая бойня. Погибли десятки тысяч. Юг разрушается. И ради чего?
– Чтобы люди жили свободными, как заповедует Господь.
– Рабы-то? – Фрэнк покачал головой. – Вряд ли. Линкольн не одобряет рабства, я этого не отрицаю, но он решился на войну, чтобы сохранить Союз. Он дал это понять совершенно ясно. Он даже прилюдно заявил: «Если бы я мог спасти Союз, не освободив при этом ни одного раба, я сделал бы это». Его слова! Не мои. – Он выдержал паузу. – Чего хочет Линкольн для рабов? Кто его знает. Судя по тому, что я слышал, его основная идея заключается в том, чтобы подыскать свободную колонию в Африке или Центральной Америке и сослать всех освобожденных рабов туда. Тебе известно, что на самом-то деле он в лицо заявил делегации чернокожих, что не желает видеть черномазых в Соединенных Штатах?
Фрэнк знал, что честно подобрал он доводы или нет, а каждый нес в себе долю истины, и это еще пуще распалит Хетти.
– Он имеет в виду совершенно другое! – выкрикнула она. – Как насчет Прокламации?
Мастер улыбнулся. Прокламация об освобождении. Ловкий ход Линкольна. Она, конечно, полюбилась аболиционистам, как он и рассчитывал. Он провозгласил ее в прошлом году, а этой весной повторил. Сообщил всему миру, что рабы Юга будут освобождены.
Или нет?
– А ты, дорогая, вдумывалась в то, что действительно сказал наш президент? – осведомился Фрэнк. – Он угрожает освободить рабов во всех штатах, где продолжится мятеж. Это торг. Он говорит конфедератам: «Прекратите, иначе я освобожу ваших рабов». Однако его Прокламация подчеркнуто не касается всех тех рабовладельческих округов, которые уже примкнули к Союзу. Бог знает, сколько тысяч рабов сейчас находится в ведении Линкольна! Но из них он не освобождает никого. Ни единой души. – Фрэнк победоносно взглянул на Хетти. – Вот тебе и герой аболиционистов!
– Подожди до конца войны, – возразила она. – Тогда и увидишь.
– Может быть.
– Ты ненавидишь его только за то, что он человек с моральными принципами.
Фрэнк пожал плечами:
– Принципами? Какими принципами? Он без суда и следствия держит людей в форте Лафайет. Habeas corpus[41] для него – пустой звук. Он бросил людей в тюрьму за то, что они писали против него статьи. Похоже, что и о деле Зенгера наш президент-юрист ничего не слышал. Я скажу тебе, кто такой твой приятель Линкольн – циничный тиран.
