Время Сигизмунда - Юзеф Игнаций Крашевский

саблей, как это бывало раньше. Он с тревогой глядел на растущий живот, который всё больше подходил к его горлу, ремень, сначала несколько раз обхватывающий, теперь едва на полтора оборота хватал, одежда лопалась и угрожала покупкой новой. Хуже всего то, что купить было не на что. Лошадь, седло, запасные кунтуши и жупаны были проданы по очереди и пропиты у Крачковой. Даже красные сапоги, заложенные Курдыбанику, наконец утонули в кружке.

Ещё немного денег оставалось, чтобы их пропить, когда у Крачковой произошли фатальные события. Неожиданно, непредвиденно, непонятно вдруг мартовское пиво стало таким плохим, так испортилось, что шляхтичу уже пить его не подобало. Он пошёл в другую шинку, и там то же самое, в третью — то же; он обошёл Краков, Казимеж, Страдом, везде мартовское пиво плохое, кислое, недостойное своего великого имени, недостойное! Пойло!

Увидев это, шляхтич заломил руки и впал в чёрное отчаяние. Не мог жить на свете, он с грустью начал предсказывать близкий конец, глядел вокруг равнодушным взглядом, плакал, пока наконец не умер. Нам неприятно признаться, что его похороны были менее чем скромными. Гроб этого заслуженного человека, сбитый из чытерёх сосновых досок, некрашенный, везли на телеге; за телегой — никого. Старый дед, баба и несколько набожных гробовщиков.

Собственность Ленчичанина, состоявшую из треснутого кувшинчика, разбитой рюмки, двух рваных рубах и кнута, памятки, сохранённой от продажи коня, и седла, недостойно расхватали после его смерти. Семья ни наследства, ни даже вести о кончине родственника не получила.

И конец. Да, наконец окончание. Мы не скажем вам, по примеру древних: «Plaudite cives» — потому что это было бы и слишком тщеславно и чересчур язычески, и мы предпочитаем старопольским покроем, как хозяин гостям после обеда, со смиренным поклоном прошептать:

Простите!!

Конец

Обряд (отряхивание) поступления в бурсу (школу), ставший традицией у жаков (студентов).

Студент-новичок.

Ни одно из этих событий, вплоть до деталей, не вымышлено, всё почти дословно взято из записок Папроцкого.

У княгини было два имени: Анна и Беата.