Юрий Стрехнин - Корабли идут в Берлин

Эта легенда жила на флоте в первые годы после войны. Рассказывали, что когда наши войска взяли рейхстаг, над его стенами среди красных флагов, водруженных пехотинцами, — каждая штурмовая группа старалась поставить свой, — развевался и бело-голубой, с красной звездой военно-морской флаг. О том, как этот флаг оказался на рейхстаге, толковали по-разному. Говорили, что его водрузили пехотинцы — бывшие моряки; приходилось слышать и то, что это флаг погибшего корабля, спасенный матросом, который, попав в плен, даже там сумел сберечь корабельную святыню, а в последние дни войны, освобожденный из неволи, успел повоевать и дойти до Берлина. Рассказывали и другое: что это флаг боевого речного корабля, который в первые дни войны действовал неподалеку от Брестской крепости и после того, как кончились боеприпасы, был потоплен самими моряками, чтобы не достался врагу, — а флаг они вынесли, пробившись через фронт, и потом дошли с ним до Берлина на новом корабле. Было у этой легенды и самое простое толкование: военно-морской флаг на рейхстаге — в знак того, что в победе есть и доля флота, — установила делегация моряков уже после окончания боев в Берлине.

Все варианты этой легенды могли быть правдой — все возможно на войне. Но какова все-таки истина?

Идя по следам легенды, удалось установить, что среди множества алевших над рейхстагом флагов, водруженных во время штурма группами пехотинцев, действительно был военно-морской флаг — небольшого размера, какие обычно поднимаются на катерах. Только водружен он был не во время штурма, а по окончании его, и водружен действительно моряками. И что это в самом деле был флаг с погибшего корабля, но погибшего уже в Берлине.

И это уже не легенда, а факт: в боях за Берлин вместе с войсками 1-го Белорусского фронта приняла участие Краснознаменная ордена Ушакова I степени Днепровская военная флотилия, наследница боевой славы Пинской и Волжской флотилий, мужественно сражавшихся с врагом в самые тяжкие годы войны.

Нелегок и долог был путь моряков к Берлину. Он начался в первые дни войны неподалеку от Брестской крепости. Изложить всю его историю — эта задача еще ждет своего решения, хотя о флотилиях уже писали те, кто служил на них: печатались краткие воспоминания бывшего командующего Днепровской флотилией вице-адмирала Виссариона Виссарионовича Григорьева, опубликованы научные труды капитана 1 ранга Ивана Ильича Локтионова, статьи и очерки других авторов. Задача этой книги более скромная — рассказать молодому читателю об отдельных этапах легендарного пути, о некоторых подвигах и героях, известных и неизвестных.

Дробный стук в окно разбудил Бабкова. Он вскочил, отдернул занавеску:

— Кто там?

— Товарищ мичман! Боевая тревога!

Бабков чертыхнулся — неймется штабным, опять устроили тревогу, да еще под выходной! — и стал привычно быстро одеваться.

— Что случилось? — проснулась жена.

— Спи, спи! — поспешил успокоить ее Бабков. — Девочку не разбуди. Я в штаб…

Мичман поспешно шел, почти бежал по улице, ведущей к порту. Только гулкий звук его шагов по деревянному тротуару отдавался в ночной тишине. Было далеко за полночь. В окнах домов ни огонька, тихий город Пинск еще в глубоком сне. «Долго ли продлится тревога? — старался угадать Бабков. — Останемся на месте или будем выходить? Ведь учения прошли совсем недавно. Но все может быть…».

Минуло лишь несколько дней, как закончились большие армейские учения, во время которых корабли флотилии, поддерживая действия войск, немало походили по Припяти и Пине. А бронекатера отряда, которым командует Бабков, прошли Днепро-Бугским каналом, а потом речкой Мухавец к городу Бресту. Дошли до места, где при впадении Мухавца в Буг поперек фарватера стоит заграждение. За ним — уже Польша, там второй год, как хозяйничают немцы.

Вчера, в субботу, в клубе базы был вечер, посвященный результатам учений. Георгий Иванович был на нем вместе с женой, и ему приятно было слышать, как объявили благодарность не только дивизиону бронекатеров, в который входил его отряд, но и ему самому. По этому торжественному случаю после клубного вечера у Бабковых собрались гости. Засиделись допоздна. И он, спеша сейчас в штаб, подумал с надеждой, что, может быть, еще до утра удастся вернуться домой и хоть немного доспать недостающее. Но вместе с тем не давала покоя мысль: «А может быть, это не просто поверочная тревога?» Три дня назад, после окончания учений, поступил приказ все привести в боевую готовность. Чем мог быть вызван такой приказ?

Вот и штаб. Окна необычно темны — зашторены. В штабе тесно — собрались командиры кораблей, отрядов, дивизионов. Входят командующий флотилией контр-адмирал Рогачев, начальник штаба капитан 2 ранга Брахтман, дивизионный комиссар Кузнецов.

— Товарищи командиры! — начал контр-адмирал. — Получено предупреждение: в ближайшие часы возможно нападение германской армии. Все корабли немедленно выходят на боевые позиции согласно указаниям, которые сейчас получите…

И вот мичман Бабков— в рубке головного бронекатера. Уже дан полный ход. Форштевень взрезает сонную, подернутую чуть заметной туманной дымкой воду тихой Пины. Путь — на запад, к границе. Следом идут другие корабли.

В этот предрассветный час на всех флотах и флотилиях Советского Союза, в каждой базе и на каждом корабле моряки действовали согласно предупреждению, полученному из Главного штаба Военно-Морского Флота после полуночи. Флот не был захвачен врасплох. Не дожидаясь, пока враг нанесет первый удар, шла, готовая к бою, и Пинская флотилия.

Это название флотилия получила год назад, в июне сорокового, когда перебазировалась в Пинск после того, как в 1939 году в состав Советского Союза вошла Западная Белоруссия. В походе за ее освобождение, помогая войскам Красной Армии, флотилия действовала на тех же фарватерах, по которым шла сейчас.

До перебазирования в Пинск флотилия стояла в Киеве и называлась Днепровской. Свою родословную она вела из дальнего далека, с петровских времен: первые боевые корабли российского флота появились на Днепре еще в 1696 году. Весной грозового 1919 года для помощи Красной Армии в боях против армии Деникина и разных банд, а позже — и войск панской Польши, была создана Днепровская флотилия. Вначале в нее вошли всего пять боевых единиц — пять бронекатеров, захваченных Красной Армией у немецких оккупантов в восемнадцатом году. Но боевых кораблей требовалось больше, пришлось приспосабливать обычные речные пароходы, чаще всего — буксиры: ставили на них пушки и пулеметы, а если негде было взять настоящей брони — одевали в «броню» из дощатых щитов, между которыми насыпался песок, а то и просто вокруг рубок укладывались поленницей дрова. Ненадежна была такая «броня», но надежны были люди, сражавшиеся на кораблях флотилии, — балтийцы, черноморцы и днепровские речники, ставшие военными моряками.

…На рассвете июньского дня канонерская лодка «Губительный» ворвалась в гавань Киева, еще занятого белополяками, открыла меткий огонь из орудий, вызвав у противника панику. Несколькими днями позже «Губительный», вместе с другими кораблями, прошел по Припяти в тыл противника к Мозырю. Моряки огнем корабельных орудий заставили замолчать батареи противника на берегу, вышли победителями в бою с вражеским бронепоездом. Пытаясь сдержать дальнейшее продвижение кораблей, противник взорвал два моста, их обломки перегородили реку. Но днепровцы сумели преодолеть преграды. «Губительный» и с ним еще четыре корабля прорвались по реке еще дальше в тыл бело-поляков, огнем орудий разбили их переправы, вызвали переполох у противника и тем способствовали успеху наступления частей Красной Армии.

Это — из хроники боевых действий всего лишь одного отряда флотилии и только за несколько дней лета 1920 года. Днепр, Припять, Сож, Березина, Десна, Пина, Тетерев и другие реки днепровского бассейна хранили память о подвигах отважных военных моряков, матросов революции. Преемниками их боевой славы стали те днепровцы, что служили на флотилии после гражданской войны, в мирные годы, и те, что сейчас, пока еще тихой ночью, ночью на двадцать второе июня сорок первого года, шли на своих кораблях по реке Пине на запад, к границе.

Бабков стоял в рубке на своем командирском месте, справа от рулевого, и всматривался в речной простор, уже заметно посветлевший, — шла к концу ночь, самая короткая в году, грань солнцеворота.

Так безмятежно выглядело все вокруг — и сонная река, и небо, еще по-ночному синевато-серое, почти совсем чистое, с реденькими, впереди, у горизонта, неподвижно лежащими продолговатыми, похожими на сизые перья тучками, с едва заметными, совсем уже бледными в предрассветный час, словно уставшими мерцать, звездами. Полускрытые ночными тенями, различимые смутно, лежали по сторонам берега, без единого в этот глухой час огонька. Стелилась по воде, уже заметно редея, белесая туманная дымка, чуть ощутим был легкий, робкий ветерок, как всегда рождающийся на грани дня и ночи.