Павел Андреев
Правда обмана
Книжный рынок местные называют «Яма». На ящиках и лотках — кто во что горазд — лежат книги, журналы, альбомы с марками, спичечными этикетками, почтовыми открытками. Особняком трутся нумизматы. Знают друг друга в лицо. Ничего не показывают, перешептываются, обмениваются номерами телефонов и расходятся. Более общительны коллекционеры значков, орденов и медалей. Интересуюсь — что-нибудь про войну в Афганистане есть? Вон, подойди к тому, — показывают на кекуса довольно зашарпанного вида. Подхожу.
Вытертая китайская ветровка с несмываемым иероглифом на всю спину. Спортивные когда-то плечи. Прямая спина. Ноги — на ширине плеч. Руки не болтаются — прижаты. Голова — сквозь короткий ежик седых волос виден большой шрам надо лбом. Возраст — лет сорок. Взгляд: первые секунды — внимательный, оценивающий, мгновенно стекленеющий от родившегося безразличия. Белки глаз желтые. Под глазами мешки — почки не успевают прокачивать выпитое. Печень при ходьбе наверняка «стучит по коленям». На его лотке вижу образцы генштабовских карт, альбомы с черно-белыми фотографиями. Беру альбом, листаю. Фотографии — копии, кадры чьих-то историй и судеб. Распечатаны на хорошем принтере, отретушированы, собранны по тематике — Джелалабад, Кандагар, Кабул. Приятно удивила подборка цветных пейзажных слайдов Суруби и Бамиана.
— Что-нибудь про Кандагар еще есть? — спрашиваю, возвращая продавцу альбом с фотографиями площади с пушками, элеватором — еще без позиций батальона, поворотом на Рейгу.
— Есть. Посмотри. — Протягивает обычную папку для бумаг с тряпочными завязками.
Обращаю внимание на его руки. Время, преобразованное в жизненный опыт, застыло в старой золотой модели часов EDOX. Потертый кожаный ремешок часов невыгодно подчеркивает тонкое запястье, узкую кисть с длинными пальцами, коротко обкусанными ногтями. Наколок на кистях рук нет, собственно, как и характерных шрамов от порезов и ссадин. Открыв папку, замираю в удивлении. В ней собраны приказы по армии, боевые распоряжения по разведке, приказы командиров частей — все по сороковой армии, с регистрационными штампами и номерами спецотделов, подписями и даже печатями! Документы — копии, но в отличном состоянии! С замиранием сердца начинаю листать. Подшивка собрана по годам. Ищу свой призыв. Джелалабад, Кабул, Газни. Есть — Кандагар! Всего несколько листочков. Начинаю читать и не сразу замечаю руку продавца, протянутую к папке в нетерпеливом жесте ожидания.
— Че денег? — спрашиваю раздраженно.
— Десять баксов за листок, — отвечает хозяин клада, не пряча глаза и не смущаясь.
Неплохой бизнес.
— Откуда копии? — спрашиваю.
— Прокурор? — отвечает вопросом на вопрос.
— Нет, просто интересно.
— При выводе кто-то потерял, а кто-то нашел. Я лишь купил копии. Брать будешь?
— Да, возьму вот эти три. За 1982 год, по Кандагару.
Так я приобрел на «Яме» еще одну версию своего прошлого — официальную.
Чтение документов я отложил на вечер, чтобы в тишине и одиночестве окунуться в мир прошлого. Долгожданный вечер настал. Сажусь на кухне за стол, закрываю плотно дверь. Беру из холодильника бутылку водки, уже нарезанную и разложенную по тарелке селедку. Аккуратно нарезаю ломтиками черный хлеб. Сервирую стол — вилка, нож. Что еще? Так — стопку! Теперь все — готов к погружению.
Основательно усаживаюсь за столом. Беру в руки листок. В левом верхнем углу штамп: копия номер два; регистрационный номер 3205; дата — 2.10.1982 г.; войсковая часть — полевая почта 71176. В правом верхнем углу: секретно; экземпляр номер два; серия «ВН». В верхней части листа, по центру: командиру 70 ОМСБР; боевое распоряжение по разведке 40 армии номер два дробь ноль сто десять; командный пункт — шесть километров юго-западнее Кабула, время — 20:00, дата — 28.9.82 г.; карта (масштаб) — 200.000, издание 1980 года. Ниже идет машинописный текст (грамматика и стилистика оригинала полностью сохранены).
«В течение августа-сентября сего года основной приток караванов с вооружением отмечался на Восточном (провинция Пактия) и Южном (провинции Кандагар и Гильменд) направлениях. Караваны двигаются как днем, так и ночью. В целях сохранения живучести мятежное руководство приняло решение дробить караваны на мелкие — два-пять животных с восьмью-пятнадцатью сопровождающими и охраной. Крупные караваны в настоящее время, как правило, не идут. В тактике передвижения караванов отмечены случаи, когда небольшие по составу (два-три вьючных животных) идут после двенадцати часов дня в жаркое время суток, когда применение авиации затруднено. В утренние часы движение караванов значительно снижено.
Проведено ряд мероприятий по усилению охраны государственной границы в провинции Кандагар (активно оказывает помощь пограничникам местное население), улучшена охрана Кветта — Кандагарского направления.
Группировки мятежников выявлены:
— в провинции Кандагар — шестьдесят один отряд общей численностью до трех тысяч мятежников;
— в провинции Заболь — одиннадцать отрядов численностью до девятьсот тридцать пять человек;
— в провинции Гильменд — тридцать шесть отрядов общей численностью до тысяча пятьсот сорок человек.
Командующий армией приказал:
1. Разведку в зоне ответственности бригады вести во взаимодействии с органами оперативно-агентурных групп армии, 2 РПП 1853 орадб ОСНАЗ, 2 АК ВС ДРА, ХАД, Царандой с задачами:
— основные усилия разведки сосредоточить на выявлении маршрутов доставки вооружения, вскрытия перевалочных баз и складов, своевременно уничтожать их. Особое внимание маршрутам: Кандагар, Чаман; Лашкаргах, Кушки;
— Для разведки караванов с вертолетов иметь разведывательную группу со старшим офицером-разведчиком;
2. Силами разведывательной роты устраивать засады на вероятных маршрутах доставки оружия и боеприпасов.»
Осень. 1982 года — это же двадцать лет назад! Попытки прокрутить ленту воспоминаний в обратном направлении, до конца, так и не удаются. Фигурки не двигаются задом наперед, как в кино, если пустить ленту воспоминаний не с того конца. Прошлое, в лучшем случае, оказывается разорванным на куски, смонтированные в произвольном порядке. Но внутри каждого отрезка еще можно сохранить нормальную последовательность событий. Время в этих «фильмах о прошлом» всегда идет вперед, и никогда в обратном направлении, никогда не останавливается, не поворачивает вспять. Воспроизведение легко можно повторить, и эпизод каждый раз начинается с одного и того же момента. В своей переоценке воспоминаний я, как биржевой маклер, пускающий в оборот все свою будущую прибыль, начинаю обращать внимание на новые детали, почти не оставившие следа в моей памяти.
* * *
Три дня назад мне стукнуло двадцать лет! В детстве я играл в войну, потом война выросла, и сейчас ей, как и мне, уже двадцать! Кто знал, что мне придется встречать свой двадцатый день рождения с ней на пакистано-афганской границе? Ранее утро — часов пять. Солнце только встало, но уже приятно греет замерзшую за ночь спину. Я лежу в ложбинке, спрятавшись за кладкой из камней, осматриваю окрестности в оптику прицела. Замаскировался так, что ни одна собака не найдет — даже ротный! Который день смотрю один и тот же фильм про пустыню. Откладываю винтовку и достаю косяк. Раскуривая забитую чарзом папиросу, глубоко и часто затягиваюсь. Терпкий дым, привычно царапая горло, заполняет легкие. Задерживаю дыхание, не выдыхаю. Иссушенное жаждой тело начинает быстро реагировать. Меня «цепляет». Кровь приливает к голове, и я начинаю медленно проваливаться в перину безразличного созерцания. Сто сорок восьмая, работающая на прием, монотонно шипит в ухо. Шелест эфира неожиданно прерывается щелчками. Гера сигналит мне, проверяя, вижу ли я цель. Невезуха. Выныриваю, не успев погрузиться.
Опаньки, что я вижу?! Те же и она, входит дряхлый посол: «Графиня, вам вести из Рима прислал ваш покорный слуга…» Афганец весело крутит педали шанхайского велосипеда. В прицел винтовки я рассматриваю двигающуюся маленькую фигурку велосипедиста. Ошибки нет, он едет прямо на меня. Отвечаю на условный сигнал. Три раза нажимаю на клавишу, переключаясь с приема на передачу. Вижу, вижу, вижу. Трудно не заметить одинокую фигуру в белой чалме на пустой дороге. Первое живое существо в пределах досягаемости за тридцать часов ожидания. Вот облом! А я наивный надеялся отсидеться здесь, в этой яме.
На войне нет места для наивных и непосредственных. Что-нибудь одно — либо безразличное созерцание, либо контроль над телом, наполненным здоровыми рефлексами, но без мыслей и чувств. Какие к черту эстетические созерцания? Рефлексы задавили наивные чувства. Человек перестал звучать гордо. Униженный кривой дальномера, человек пуст и ничтожен, как этот велосипедист в пустыне. Люди на войне — это не то, что когда-то раньше называлось человеком. У них нет бессмертной души, только тело — пустая оболочка. Война разлагает душу. То есть распад души человека есть условие того, чтобы возникла война. Война это распад — обращение внутреннего во внешнее.
