Виктор Мануйлов
Севастополь, Севастополь… Быль
Несколько часов остатки бригады морской пехоты держали оборону по одной из балок западнее поселка Шестая верста, медленно пятясь под ударами танков и пехоты противника: одни в сторону моря, другие к Казачьей бухте. Сплошной линии обороны уже не было, дыры затыкать нечем, драться продолжали отдельные группы, связь между ними отсутствовала, и лишь по звукам боя можно было определить, где еще держатся, а где держаться некому или нечем.
Если бы вот так же стойко держались от самой границы, немец бы далеко не прошел. А ведь были рубежи ничуть не хуже Севастопольского, были танки и самолеты, но не было главного – умения воевать и того ожесточения, которое рождается в душе солдата после долгих и жестоких испытаний. Увы, умение держаться до последнего патрона и человека, не паниковать перед численно превосходящим противником, умение маневрировать на том пространстве, которое тебе отведено условиями боя, не теряться в безвыходных, казалось бы, положениях, и многие другие тонкости воинского мастерства дались Красникову и многим севастопольцам не сразу. Теперь-то они видели, что стали другими, что к ним пришло то воинское мастерство, которому не научишься в классах и на полигонах, но если бы в классах и на полигонах учили именно тому, что необходимо в современном бою, доучивание в самом бою проходило быстрее и не потребовало бы таких жертв.
С утра ротой из тридцати шести человек командовал младший лейтенант Корольков, его убило разорвавшейся в двух шагах от него миной. После Королькова самым старшим в роте числился командир взвода старший сержант Красников. В роте к тому времени осталось лишь двадцать два человека, половина из которых легко раненые. Сам Красников тоже получил пулевое ранение в левую руку. Рука все время мозжила: видать, была задета кость. Но хуже всего не ранение, а почти полное отсутствие боеприпасов. До этого оружие и боеприпасы пополняли с тыловых складов, а когда склады иссякли и подвоз с Большой земли прекратился, брали с убитых немцев во время контратак. Но двадцать человек не могут контратаковать пятьсот до зубов вооруженных фашистов. К тому же немцы свои подразделения на передовой меняли, а наших менять некому, люди еле держались на ногах от усталости, голода и жажды. И все-таки дрались. Даже способ придумали, как добывать у противника патроны, воду и продукты: подпустят небольшую группу поближе, остальных отсекут сосредоточенным огнем и с трех сторон на эту группу навалятся – вот тебе и патроны, и гранаты, фляги с водой, галеты и даже сигареты, еще час-другой продержаться можно. И другие, судя по стрельбе, тоже держались. Даже в самом Севастополе, уже будто бы полностью захваченном противником, оставались кое-где островки сопротивления, кружили над ними самолеты, слышалось уханье бомб. То же самое и здесь: стоит нарваться немцам на более-менее организованное сопротивление, тут же вызывают самолеты, молотят местность артиллерией. Дело идет к концу, а под конец умирать никому не хочется. Даже под такой конец, какой пришел обороне Севастополя, но не войне. Ничего не поделаешь: все живут одним днем.
К вечеру второго июля немцы и румыны обтекли роту Красникова с двух сторон. Можно было бы отойти, но отходить по совершенно открытой местности – все равно, что выводить роту на расстрел. Решили ждать ночи. Едва начало смеркаться, неожиданно ударили орудия Тридцать пятой береговой батареи. Неожиданно потому, что батарея молчала несколько часов, и все решили, что и этой, последней батарее береговой обороны на Крымском полуострове, пришел конец. Ан нет, жива старушка. Орудия били значительно правее, но ветер дул оттуда, неся тучи дыма и пыли, и Красников решил воспользоваться подарком судьбы, чтобы прорваться к своим. Когда дым и пыль заволокли землю, он поднял роту и повел в слепую атаку. На бегу из бурой полумглы вдруг вынырнут серые силуэты – бросок гранаты, короткая автоматная очередь, и дальше, не останавливаясь, не замедляя движения.
Когда стрельба осталась позади, налицо оказалось всего одиннадцать человек. Куда идти и что делать дальше, Красников не знал, надо было искать какое-то начальство, приставать к какой-нибудь части, если не отыщется своя бригада. И Красников повел своих бойцов к Казачьей бухте, туда, где еще держалась Тридцать пятая и где, по слухам, находилось командование армии.
В воздухе завыло. Снаряд, перелетев через мол, поднял белый столб вспененной воды, изнутри подсвеченный рыжеватым светом, заплескала о пирс волна. К запаху солярки добавился запах сгоревшего тола. Вокруг сновали быстрые тени, слышался торопливый топот ног. Над Севастополем, уже захваченном немцами, пульсировало зарево пожара, более слабое зарево виднелось и на востоке, оттуда же доносилась редкая стрельба, время от времени в небе повисали осветительные ракеты.
В стороне, – скорее всего, над Стрелецкой бухтой, – немецкий самолет повесил «люстру», которая, медленно опускаясь, светила голубоватым светом, как светит далекая звезда Сириус в созвездии Большого Пса. «Люстру» вот-вот могли повесить и здесь, над бухтой Казачьей.
Старший сержант Красников и одиннадцать его матросов и красноармейцев устало расселись на пустых снарядных ящиках, во множестве валявшихся на пирсе. Дальше их не пустили. Дальше в робком свете далеких пожаров и ракет виднелись силуэты двух подводных лодок, на которые грузили какие-то ящики. Туда же прошествовало несколько командиров. Среди них Красников приметил командующего Приморской армией генерала Петрова. Значит, командование эвакуируется, остальные – кому как повезет.
– А в ящиках-то – деньги, – произнес кто-то в темноте.
– А наша жизнь, видать, и копейки не стоит, – сорвался чей-то злой голос.
Ему наперекор другой, резкий, командирский:
– Прекратить панику! Вот-вот должны подойти корабли. Они заберут всех.
Народу на пирсе и вокруг все прибавлялось и прибавлялось. В темноте слышался глухой ропот толпы.
– Ну что, командир, будем ждать? – спросил старший матрос Желтков. – Чего-то не видать кораблей-то. А скоро начнет светать…
Красников и сам не знал, что делать: ждать или искать другие возможности. Даже если подойдут корабли, всех не заберут. Судя по усиливающемуся ропоту толпы, в надежде на обещанные корабли здесь собрались тысячи людей. И еще подойдут. А посадка под бомбежкой – верная смерть.
Он глянул на восток – там уже проклюнулась узкая полоска зари – первый признак наступающего дня: июльские ночи коротки. Обступившие его люди ждали решения.
– Надо уходить, – произнес он. – Надо уходить в горы, к партизанам. Приказывать не могу. Пусть каждый решит, как ему поступать. Но решать надо сейчас, сию минуту. Времени у нас в обрез.
– А чего тут решать, командир? Вместе дрались, вместе и дальше надо держаться, – за всех ответил все тот же Желтков.
И они стали пробираться сквозь густую толпу, мимо лежащих на носилках раненых, мимо женщин и детей.
– Что там, товарищи? – спросил кто-то из темноты. – Будут корабли или нет?
– Не видать, – ответил матрос Филонов.
– Гос-споди, – послышался женский голос. – И что же с нами будет?
Но на этот вопрос ответа не последовало.
Они вышли к одной из балок севернее Тридцать пятой батареи, когда стали различимы силуэты ближайших холмов. Дальше идти было опасно. Решили день переждать в зарослях терновника в этой балке. Если повезет, то следующую ночь употребить для прорыва к горам.
Едва спустились по крутому скату вниз, как из темноты послышался чей-то властный голос:
– Кто такие? Кто командир?
Красников выступил вперед. Перед ним на фоне светлеющего неба высился темный силуэт человека в морской форме. Человек стоял прочно, широко расставив ноги, за его спиной теснилось еще несколько неподвижных фигур.
– Я – командир, старший сержант Красников, – ответил он. – Со мной одиннадцать человек отдельной бригады морской пехоты. Из них восемь человек ранены. Нам было приказано при первой же возможности прорываться к Казачьей бухте, где нас могут забрать на борт корабли, но там столько народу, что вряд ли это возможно…
– Кораблей больше не будет, – произнес неизвестный. – Надо или прорываться в горы, к партизанам, или… – Он не договорил, что значило его «или», представился: – Инженер-капитан третьего ранга Новицкий. Предлагаю влиться в мою группу. Есть другие предложения?
– Нет, товарищ капитан третьего ранга, – ответил Красников, окинув взглядом темные силуэты, теснящиеся за спиной командира. – Но мои люди устали, они только что вышли из боя, находятся на пределе сил…
– Мы тоже только что из боя… – начал Новицкий, но в это время в той стороне, где располагалась Тридцать пятая батарея, раздался сильный взрыв.
Все в тревоге повернули головы в ту сторону. Новицкий снял фуражку. Остальные тоже.
– Кончился Севастополь, – произнес кто-то в наступившей тишине.
