День стоял жаркий. Солнце, поднявшись из-за гор, поливало землю зноем. В лесу было тихо, но тишина эта была гнетущей, как перед грозой.
Командир соединения сидел у ручья и бросал в воду камешки. По воде волнами расходились круги.
От него ждали решения. Решения спасительного, мудрого и незамедлительного. Но решение не приходило.
В книгах про войну, которыми командир зачитывался в детстве, полководцы всегда неслись впереди на белых или вороных скакунах. В далеких детских играх он тоже мчался на воображаемом коне и размахивал деревянной саблей. Он вырос и стал командиром. Мечта детства исполнилась. Но если бы сейчас спросили его о самом заветном желании, он, скорее всего, попросил бы вернуть те дни, когда мальчишкой носился верхом на палочке, лихо врубаясь в заросли крапивы.
Но никто не интересовался его желаниями. Он — командир, и все ждут его решения. А решения нет, и кажется, что найти его невозможно.
Со всех сторон немцы. Немцы идут из-под Севастополя, от Бельбекской долины. Они уже в заповеднике. Каратели движутся волнами. Пятьсот-семьсот метров — и новая волна. Обшаривают каждую балку, каждую складку земли. А у подножия Чатыр-Дага — огневые заслоны, огневой мешок. По замыслу немецкого командования, теснимые «волнами» партизаны должны попасть в этот мешок.
Так донесла разведка. Еще известно, что карательная операция закодирована под грифом «Шварц Шаттен». Шварц Шаттен — черная тень. Это — немногое, что знал командир о противнике. Зато он хорошо знал другое: встреча с карателями означает верную гибель. На партизан брошены немецкая пехотная дивизия, горнострелковая дивизия румын и три эсэсовских батальона. А в соединении осталось триста человек. Карателям достаточно только нащупать и окружить это небольшое соединение: бой в таком кольце будет последним для партизан.
Надо уходить, а уходить некуда. Всюду гитлеровцы. Одна волна, другая, третья…
Командир бросает в воду камешек, и от него кругами расходятся волны. Одна, другая, третья… Между волнами покачивается легкая желтоватая щепка…
И вдруг решение пришло. Конечно, думать, что командир нашел его, бросая в воду камешки и глядя на круги, расходившиеся по воде, было бы так же нелепо, как утверждать, что Ньютон открыл закон всемирного тяготения только потому, что яблоко свалилось ему на голову.
Вероятно, решение сложилось подсознательно, а круги на воде и желтая щепка только помогли зрительно оформить созревающую мысль.
Круги возникают в центре, там, куда падает камень. Затем они ширятся, катятся волнами до самого берега. Волны разбегаются по всей поверхности воды, но ни одна не нагоняет предыдущую. Если бы желтая щепка могла сознательно передвигаться и идти вслед за волной, не слишком близко, чтобы не догнать ее, и не слишком далеко, чтобы не быть настигнутой следующей волной, то…
Все время находиться между двумя волнами! Прижаться к противнику и все время двигаться, не выпуская его из виду. Шварц Шаттен, черная тень… Ну, что ж! Станем и мы тенью — тенью противника!
Это было решение. Отчаянно дерзкое и рискованное, но все-таки решение!
Оно было выполнимо при двух условиях. Первое — нужно точно знать закон распространения волн, иными словами — замысел противника и схему этапов прочеса. Второе — двигаться необходимо в абсолютной тишине. Придется идти, буквально наступая немцам на пятки. Малейшая неосторожность — и конец.
…Через час партизаны снялись с лагеря, бесшумно зашагали к лесной дороге. На месте осталось пятнадцать человек — вся группа Вихмана. Это были опытные солдаты, почти все из морской пехоты, почти все воевали под Одессой. Пятнадцать отчаянных ребят-комсомольцев, готовых вступить в любой неравный бой. Но сейчас от них требовалось другое: Вихману было приказано срочно и любой ценой добыть у противника план операции.
Это оказалось далеко не просто. Сразу после отхода основной группы партизан на штабную поляну повел наступление батальон эсэсовцев. Батальон этот, ведомый опытными проводниками, шел впереди колонны.
Моряки заминировали подступы к штабу и залегли, ожидая дальнейших событий. События не замедлили развернуться. Боевое охранение эсэсовцев наскочило на мины. Иван Демин, прозванный за свой рост «Полтора Ивана», мрачно хмыкнув, подсчитал возникшую нехватку в наличии эсэсовских рук, ног и голов. Бондаренко поддержал автоматный огонь товарищей очередями из «дегтяря». Жора Грузинов прополз вперед и подбросил в самое пекло пару гранат.
Немцы открыли ураганный огонь. Иного моряки и не ждали. Убедившись, что приказ командира им сейчас не выполнить, они отошли и залегли в глухой балке, поросшей дубняком, густым орешником и шиповником.
Некоторое время со стороны штабной поляны слышались выстрелы и взрывы. Немцы воевали с пустыми землянками. Потом в небо взвились тусклые при дневном свете ракеты и все стихло. Потянуло гарью, видимо, эсэсовцы жгли партизанские шалаши.
Тут же, в балке, Вихман наскоро объяснил обстановку и напомнил приказ: любой ценой захватить языка-офицера или добыть нужные документы.
— Отряды в опасности. Триста человек до сих пор знали, что мы — моряки. Или приказ будет выполнен, или я — не Вихман, а вы — не моряки. Ясно, ребята?
— Чего там, командир, — сказали ребята, — ты — Вихман, а мы — моряки.
А Жора Грузинов добавил:
— Сделаем, чтоб мне не видать Черного моря!
В балке было сумрачно и прохладно. Солнце почти не проникало сквозь густые кроны деревьев. Где-то терпеливо стучал дятел. Постучит, на минутку остановится, словно прислушиваясь, и снова: тук-тук-тук-тук!
— Предлагаю, как стемнеет, под полундру всем навалиться на лагерь; кого-нибудь да уведем, — сказал Полтора Ивана.
— С шумом не пойдет, — поморщился Вихман. — Охранение на подступах к лагерю засечет и дальше не пустит.
— Командир! Нас всего пятнадцать, но мы ж морская пехота! Неужто не пробьемся?! — возмутился Бондаренко.
— Митинг объявляю закрытым, — жестко отрезал Вихман. — Слушайте приказ. Идут двое. Не идут, а ползут. Один остается для прикрытия на обводе, другой проникает в лагерь…
Моряки молча встали и начали подгонять оружие. Вихман не удивился, только устало повторил:
— Я сказал: пойдут двое.
К нему шагнул Жора Грузинов:
— Я иду! Командуйте — кому со мной.
— Почему именно ты? — прищурился Вихман.
— Так я же в лесу, как дома. Проползу — лиса не услышит.
— Хватит травить, — оборвал его Коля Дементьев, стройный плечистый блондин. — На палубе, как дома, в лесу, как дома, — иронически усмехаясь, передразнил он Грузинова. — Ты же одессит, с детства ходил в море с рыбаками и леса не видел!
Грузинов на миг смутился, но сейчас же оправился — не такой он был парень, чтобы долго смущаться, — и торопливо заговорил:
— И потом я ихний язык знаю. Чтоб мне подавиться морским ежом! Их бин ди кляйне кнабе меньш… Тринкен шнапс, хенде хох, хальт, цурюк! Гиб мир дас документы!.. — Жора запнулся: этим исчерпывалось его знание иностранных языков, и он снова заговорил почти по-русски:
— Чтоб мне не видать Черного моря!..
— Подожди! — Вихман задумался. Почему бы не пойти ему, Вихману?.. Он тяжело вздохнул. В двадцать три года, когда все хочется делать самому, быть командиром не такая уж приятная штука… Пойдет Жора, а с ним на прикрытие — Коля Дементьев, комендор с крейсера «Червона Украина», который и в темноте стреляет без промаха. У Грузинова же — Вихман об этом давно догадывался — есть одно качество, незаменимое при выполнении этого задания.
Вихман встал:
— Грузинов и Дементьев, слушайте боевой приказ! Противник — передовой батальон — находится на территории нашего бывшего лагеря. Командир соединения поставил задачу проникнуть в расположение врага и захватить языка-офицера или штабную документацию…
Объяснив идущим на поиск порядок движения и подчеркнув, что в лагерь должен пробраться Грузинов, а Дементьев остается на прикрытии, Вихман предупредил: крайний срок возвращения — два часа ночи.
Грузинов и Дементьев начали собираться. Жора отцепил от пояса две гранаты и сунул их за пазуху. Подумав, положил еще одну в карман. Проверил пистолет — автомата он не брал. Вооружение дополнял длинный охотничий нож в деревянных ножнах.
Моряки деловито наблюдали за сборами, помогая советами. А Полтора Ивана вдруг махнул рукой и отстегнул свой знаменитый пояс:
— На вот, возьми!
До сих пор Жора серьезно хмурил брови, как и подобало бывалому моряку-партизану. Но, получив заветный пояс, он не выдержал и по-мальчишески счастливо улыбнулся. Трофейный пояс этот, предмет жгучей зависти всей молодежи отряда, был его давнишней мечтой. Широкий, в две ладони, хрустящий и пахнущий кожей, пояс был снабжен всевозможными кольцами, карабинами, отдельными карманчиками для запалов гранат и отделениями для запасных обойм. Прямо в пояс была вделана кобура для пистолета. Но главным достоинством его был входящий в комплект настоящий финский нож. За искристую, синеватого отлива сталь клинка, за тяжелую резную рукоятку Жора не пожалел бы никаких сокровищ в мире.
