Орлиное сердце - Борис Иосифович Слободянюк

В пышных зеленых садах Винничина!

Каждый район, да и почти каждое село чем-нибудь знамениты. К юго-востоку от Винницы — Брацлавский район, а в районе том — село Ометинцы, родина прославленного матроса Петра Марковича Кошки, героя обороны Севастополя в Крымской войне. В это село я шел с директором местной школы Мироном Семеновичем Биланом.

Слушая тихую, неторопливую речь своего спутника, я смотрел и не мог насмотреться на бескрайние поля и зеленый густой лес, перешептывающийся с ветрами. Ветры доносили медвяный запах клевера, раскинувшегося поодаль огромным оранжевым ковром. Широкая полевая дорога, изъезженная автомашинами, вела прямо в село. Сквозь плотную зелень садов краснели крыши домов.

Более ста лет назад этой самой дорогой возвращался с войны в родное село Петр Кошка, и я невольно стал всматриваться в землю, словно хотел узнать, не сохранились ли на ней следы славного земляка нынешних ометинских колхозников. Мои мысли угадал Мирон Семенович:

— Что, может, следы Кошки отыскиваете? Да вы в селе их найдете. Много лет прошло, а память о нем все живет.

Но вот полевая дорога перешла в сельскую улицу, широкую, ровную, со стройными рядами деревьев. Возле узорчатых деревянных оград неширокие кирпичные тротуары. Между высокими деревьями больница, немного подальше родильный дом, большой сельмаг.

— А вот и наша школа, — с гордостью показывает Мирон Семенович.

На улицу высыпали школьники, и она сразу запестрела красными галстуками, будто расцвела маковым цветом.

В Ометинцах я познакомился со многими людьми. Народ здесь крепкий, живет долго, некоторые старики доживают до ста с лишним лет.

— Петро Кошка? Как же, помнят его, даже хорошо помнят… — Таврило Иванович Грищенко, которому уже давно перевалило за сто, весь вечер рассказывал мне о возвращении Петра в село, о его жизни и смерти… Целые легенды пересказал мне о боевых подвигах матроса под Севастополем.

Заброшенное старое кладбище заросло густым вишняком. Но ометинские старожилы хорошо помнят, где именно «всем миром» хоронили Петра. Около могилы матроса старики все вспоминали и вспоминали подробности из его жизни после обороны Севастополя…

— Сидел я однажды у пруда с удочкой, а Петро подошел, поднял меня под мышки и говорит: «Завидую, хлопчик, что увидишь ты хорошую жизнь, а я уже нет…»

— А мой отец ездил с Петром чумаковать аж до самого моря. Рассказывали, бывало… — начинал другой.

Я слушал эти воспоминания, и передо мною возникал образ славного матроса Петра Кошки, имя которого стало легендарным среди тысяч защитников города Севастополя.

После возвращения из Ометинец я решил сразу же рассказать о потомках Петра Кошки, о том, как они чтят память своего героя-земляка. В газете Черноморского флота «Флаг Родины» появился мой очерк «На родине матроса Петра Кошки». Именно тогда у меня возникла мысль написать несколько рассказов о после-севастопольском периоде жизни героя-матроса в селе Ометинцы. Старейший советский писатель, академик Сергей Николаевич Сергеев-Ценский, с большим одобрением отнесся к моему замыслу. Незадолго до своей смерти, он написал мне: «Было бы интересно осветить эту его (П. Кошки. — Б. С.) жизнь в селе Ометинцы, где ему поставлен памятник, макет которого у меня на письменном столе. По-моему, не только о П. Кошке, но и о каждом человеке, дожившем до глубокой старости, есть что рассказать с дней юности и до последних дней жизни. Тем более читателя должна заинтересовать и досевастопольская и послесевастопольская жизнь Петра Кошки. В этом направлении желаю Вам успеха».

Пусть же этот сборник будет одним из венков на могилу славного сына украинского народа, мужественного защитника нашей священной земли от врагов» легендарного матроса Петра Кошки.

Борис Слободянюк

ЛЕГЕНДА ОБ ОРЛИНОМ СЕРДЦЕ

Мы сидели со старым Гаврилой под развесистой липой. Над головой мерцали звезды, внизу, на плотине, шумела вода, а над Ометинцами пылало зарево электрического света. Возле клуба пели баяны. И изредка, когда баяны замолкали, слышно было, как недалеко за селом гудел трактор. Сквозь ветви пробивался свет и падал к нашим ногам бледно-золотыми пятнами. На могучую крону дерева налетал ветер, раскачивая, теребил ветки, и от этого пятна на траве перемещались, иногда подкатываясь к ногам Гаврилы, как морские волны.

Старик сидел неподвижно. На нем были белые штаны, белая сорочка, на грудь спускалась широкая борода, на голове — шапка седых волос, и казалось, что это статуя какого-то мудреца, высеченная из мрамора. Я примостился на сером камне и приготовился слушать. Белая статуя пошевелилась — дед отложил в сторону палку и начал рассказывать. Голос его, немного хриплый и глуховатый, лился медленно, будто вода на лотках [1].

— Слышал я это от своего деда, от отца, от других старых людей… Сколько там правды, а сколько выдумки — не мне о том судить… Вот так… Я знаю, что большая дана была ему сила — храбрость. От его, Петровых, дедов-прадедов шла она. Я его как сейчас вижу, потому что еще хлопчиком был, когда Петро домой с войны возвратился и в нашей хате ночевал… Сколько мне лет, спрашиваете? Лет мне — как вот этих звезд на небе, считать не пересчитать. Было когда-то сто, а теперь уже и счет потерял…

Наши Ометинцы — село старое-престарое, никто не помнит, откуда оно и когда началось. Рассказывают, что было оно когда-то свободным, а потом налетели хищными воронами польские паны и зажали его в своих когтях. Да не смирились люди с ярмом-гнетом, бежали в далекие вольные степи, за Днепровские пороги.

Подался было из родного села на Запорожье и наш Самойло Кошка. Славным рыцарем стал среди казаков, отважным воякой. Не раз бился он за нашу землю родную, защищал ее от чужаков. Захватили его в плен турки-янычары. Каким только пыткам-наказаниям ни подвергали славного Самойла, рубцами-ранами его белое тело избороздили, но не поддался Самойло, разбил на себе путы-кандалы, расковал своих братьев-невольников. Уничтожили они угнетателей, захватили янычарский корабль-галеру и подались через море Черное, глубокое в край родной, к своим степям широким, к садам пахучим…

И понеслась по нашей земле, как ветер, песня-дума о славном Самойле Кошке. Давно нет того рыцаря, а слава его не умерла, не пропала…

Старик умолк. Его лицо было торжественно-вдохновенным, в глазах двумя светлыми точками отражались электрические огни, и казалось,