— Покажите нам вашего «немца», — вспомнил о Кузнецове Сидор Артемович.
Назавтра Ковпак и Руднев были у нас, и я представил им только что возвратившегося из Ровно нашего «немца» — Николая Ивановича Кузнецова.
— О це дило — то дило, — говорил Ковпак, слушая рассказы Кузнецова о своей работе в самой гуще гитлеровцев.
За столом Сидора Артемовича удивила колбаса, которой мы угощали гостей. Тут и московская, и краковская, и чайная, тут и сосиски, и окорока.
— Откуда така добра ковбаса?
— Сами делаем, Сидор Артемович.
У нас к тому времени действительно наладилось производство колбасы, но не ради роскоши или прихоти мы занялись этим делом. Разведчики уходили из отряда на неделю или две. Несколько человек постоянно дежурили на «маяках». Им надо было питаться, а заходить в села за продуктами не разрешалось. Что можно было им дать с собой, кроме хлеба? Вареное мясо быстро портилось, и люди жили впроголодь. Производство колбасы явилось блестящим выходом из положения. Нашлись у нас такие специалисты-колбасники, что любая фабрика позавидует. Все это я и рассказал Сидору Артемовичу.
Часа через два, когда мы еще сидели за столом, появилась целая группа ковпаковцев.
— Товарищ командир Герой Советского Союза! — обратился один из них к Ковпаку. — Разрешите обратиться к полковнику Медведеву?
— Разрешаю, — ответил Ковпак.
— Товарищ полковник, мы прибыли к вам с просьбой обучить нас делать колбасу.
Оказывается, пока мы сидели и закусывали, Сидор Артемович послал связного с запиской к своему начальнику хозяйства, чтобы тот выделил людей для обучения их колбасному искусству.
…Соединение Ковпака ушло дальше по своему маршруту.
Перед его уходом мы выработали специальный код и условились о расписании для радиосвязи и позывных, чтобы взаимно информировать друг друга о наиболее важном, что могло помочь обоим отрядам.
На небольшой, тихой ровенской улице в маленькой конурке помещалась часовая мастерская. Вывеска «Починка часов всех систем» была больше окошка, около которого работал мастер, по фамилии Дикий. В этой мастерской была наша явка. Пользовались этой явкой Михаил Макарович Шевчук и три других наших партизана.
Однажды Дикий заметил, что мимо окна, внимательно вглядываясь, несколько раз прошел мальчик лет одиннадцати-двенадцати.
На другой день к Дикому зашел Шевчук. Он подал в окошко свой часы, тихонько что-то сказал и, взяв обратно часы, ушел. Но тут же Дикий на противоположной стороне улицы вновь заметил того же мальчика.
«Тут что-то неладное», — подумал часовщик.
Прошел час, другой. Мальчик вдруг появился у окна и, просунув голову, спросил:
— Дяденька! Вы не знаете, где мне найти партизан?
— Да что ты, угорел, что ли? Каких тебе партизан?
Большие черные чистые глаза мальчика стали сразу испуганными. Но от часовщика он все же не отошел.
— Я думал почему-то, что вы знаете. Может, вы кого-нибудь знаете, кто знает партизан?
— Знаете… Знает… Да откуда мне знать!
— Ну ладно, — сказал мальчик и отошел.
Но Дикий заинтересовался мальчиком. Выйдя из мастерской, он крикнул ему вдогонку:
— Мальчик, а мальчик, вернись-ка!
Тот снова подбежал к окошку.
— Заходи ко мне.
Мальчик вошел в мастерскую.
— Тебе зачем партизаны?
— Этого я не имею права говорить, могу сказать только командиру партизанского отряда Медведеву.
— Вон ты какой! Ну, посиди немного.
Дикий знал, что скоро должен прийти наш разведчик Лисейкин с бумагой от Шевчука. Вскоре Лисейкин действительно появился у окошка и передал донесение.
— Тут вот хлопец у меня. Возьми-ка его с собой и там разберись поосторожней.
На вопрос Лисейкина мальчик объяснил, что его послали в отряд Медведева из партизанского отряда имени Ленина, который находится под Винницей.
— Только больше я ничего не скажу, — решительно заявил посланец.
— Как же тебя зовут?
— Володя.
Лисейкин взял Володю с собой. Дикий только что передал ему распоряжение Шевчука явиться по определенному адресу, откуда пойдет машина к нам в лагерь.
С некоторых пор Кузнецов и Шевчук уже не хотели ходить пешком. Коля Струтинский так умело устроился, что гараж ровенского гебитскомиссариата по первому требованию предоставлял ему машины. Самому ли Струтинскому, Кузнецову или Шевчуку требовалось выехать — легковая или грузовая машина к их услугам. Было даже несколько случаев, когда сам гебитскомиссар ожидал машину, не догадываясь, что его шофер обслуживает в это время партизан.
То, о чем я сейчас рассказываю, происходило в конце августа. Я передал Кузнецову и остальным нашим разведчикам в Ровно приказание прибыть в лагерь для инструктажа.
К условленному месту им подали обыкновенную полуторатонку. Зубенко, шофер гебитскомиссариата, работавший на нас, устроил себе командировку в Луцк. Ему дали пропуск и груз: полмашины фашистских газет и листовок для Луцка.
Лисейкин пришел с Володей к месту отправки.
Николай Иванович — обер-лейтенант Зиберт, — стоя около машины, удивленно спросил:
— Откуда у тебя этот хлопчик?
— Да вот, ищет отряд Медведева, говорит, что послан от другого отряда.
— Забирай его в машину, после разберемся.
Но тут Володя вырвал свою руку из руки Лисейкина и бросился бежать.
Лисейкин в два прыжка догнал его и схватил:
— Ты куда, дьяволенок?
— Дяденька, отпусти, я нарочно сказал про партизан.
— Ах ты, гаденыш? Значит, тебя жандармы подослали?
— Сами вы жандармы! — всхлипывая, сказал Володя и злобно посмотрел на Кузнецова.
— Ах, чтоб тебя! — рассмеялся Лисейкин. — Ты его испугался?
Он совсем не подумал о том, какое впечатление произведет на мальчугана Кузнецов в форме немецкого офицера.
Тогда, нагнувшись к Володе, он что-то сказал ему на ухо, и мальчик покорно уселся в машину.
В кузове сидели шесть наших разведчиков. Оружие свое они прикрыли фашистскими газетами. Кузнецов сел рядом с шофером.
При выезде из Ровно, на заставе, висел огромный плакат, написанный на немецком языке:
«Выезд машин в одиночку не разрешается».
Немцы выпускали машины лишь колоннами, чтобы они могли отбивать нападение партизан.
На заставе Кузнецов объяснил, что ждать, пока соберется колонна, он не станет, так как имеет срочное поручение. Машину пропустили, но впереди оказалось большое препятствие.
Километрах в десяти от Ровно на дорожном столбе висело объявление, что путь впереди испорчен и надо ехать другой дорогой. Значит, следовало возвращаться назад чуть ли не на десять километров. Кузнецов решил ехать напрямик.
Еще издали он увидел, что у моста копошатся немцы. К машине, как только она подъехала, подошел немецкий офицер и, откозыряв «обер-лейтенанту» Кузнецову, сказал:
— Видите, мост сожжен. К тому же, господин обер-лейтенант, здесь в одиночку ехать нельзя: возможны засады партизан.
Кузнецов повысил голос:
— Что значит партизаны! Если партизаны, так, по-вашему, надо в квартирах отсиживаться? Сейчас война! У меня срочное поручение!
— Прошу обратиться к командиру полка, — перетрусив, сказал офицер. — Да вот он сам идет!
Кузнецов вышел из кабины и направился навстречу немецкому майору.
— Хайль Гитлер!
— Хайль!
В кузове машины разведчики уже держали наготове револьверы. Володя, который только что уверовал, что он уже у партизан, при новой опасности забился в угол кузова.
Через две минуты разведчики услышали, как командир полка саперов громко подал команду, и солдаты, строившие мост, бросая топоры и лопаты, направились к машине.
«Ну, начинается!» — подумали разведчики.
В это время Кузнецов спокойно подошел к грузовику.
— Все в порядке. Сейчас саперы перетащат нашу машину, — шепнул он.
— Сойти с машины? — спросил Лисейкин.
— Сидите!
Человек пятьдесят немцев-саперов стали тащить машину через кюветы и грязь в объезд сгоревшего моста.
— Давай, давай! — покрикивали наши из машины.
Эта процедура длилась минут пятнадцать. Как только саперы перетащили машину на другую сторону и поставили на шоссе, Зубенко дал газ, и грузовик преспокойно поехал дальше.
В лагерь они прибыли поздно вечером. Услышав о Володе, я велел его уложить спать, чтобы поговорить утром, но мальчик тут же пришел ко мне сам.
— Вы командир Медведев?
— Да.
— У меня есть к вам секретное дело.
— Ну, говори.
— Я только вам одному могу сказать.
Со мной рядом стояли Стехов, Лукин, Кузнецов и Цессарский.
— Что ж, — улыбаясь, сказал я, — вам, товарищи, мы своих секретов не доверяем. Пойдем, Володя, в землянку.
