— Выжидать не будем, станичники! — говорил Кивлев. — Наше выступление послужит сигналом, прогремит набатом на все Семиречье, а может быть, и на всю матушку-Россию. Скачите по аулам, поднимайте людей.
Гонцы ускакали в Абакумовку, Покатиловку, Капал, Кзыл-Агач и другие села.
Пожелал Кивлев встретиться с баями и их дамиткерами, оставшимися на этой стороне. Их нужно было уговорить выступить одновременно.
— Что ж, аксакалы, рад, что сообща сокрушим большевиков. И получите вы всякие вольности, как и в предбывшие времена, будете владеть скотом, водой и землей, — говорил он, — а сам думал: победим, а там посмотрим. Конечно, баям придется разрешить иметь скот, как раньше. А казахскую голытьбу сами баи в бараний рог согнут. И пикнуть не дадут. А пикнут — есть казачья плеть у властей Семиречья.
Военного образования главарь банды не имел, по карте не ориентировался. Плана предстоящей операции не продумывал. У него была одна задача: сбить побольше ватагу головорезов и погулять с ней по Семиречью. «Сила солому ломит, — размышлял он. — Навалимся скопом — и все наше! Тем более, что от Верного до Джаркента и вооруженных частей нет. Пока они подойдут из Верного да от границы, все Семиречье запылает в огне кулацкого и байского восстания».
На следующий день к Кивлеву стали съезжаться гонцы. Вести были отрадные. Станичники выступают. Красных войск нигде не видно. В кооперативы завезено много товаров, засыпаны десятки тысяч пудов пшеницы. За зерно в Синьцзяне можно взять хорошую цену у китайских купцов. Хоть деньгами, хоть спиртом, хоть опиумом. «Тогда на Кзыл-Агач сначала и ударим! — решил Кивлев. — Заберем пшеницу и товары и двинем с севера на Талды-Курган».
В распоряжении Кивлева было уже больше тысячи людей из станичников и местных жителей — казахов. Станичники были вооружены отменно оружием, привезенным еще с фронтов империалистической войны, а вот казахи — значительно хуже. У редкого — охотничье ружье, а то и просто самодельная пика. Зато их много.
Ночью уже перед самым Кзыл-Агачем банда остановилась в горах. Разведчики вошли в село и вернулись в сопровождении кивлевского агента Кряжина, могучего чернобрового мужика, который несколько дней назад передал атаману весть о том, что в амбарах кооператива засыпано двадцать тысяч пудов семенного зерна.
— Как в Кзыл-Агаче? — спросил его Кивлев. — Не ждут?
— Не ждут, ваше благородие. Только красноармейцы перед вечером припожаловали. Ночуют в кооперативе.
— Сколько их?
— Четырнадцать.
— Вооружены?
— Винтовками. Пулемета не видел.
— Небось спят, как сурки. Вздернем их сонных на телеграфных столбах.
— Часовые выставлены у ворот. Службу несут исправно. Меня едва выпустили.
— Возвращайся в свою кооперацию, — приказал Кивлев. — И когда мы откроем стрельбу из-за реки, устрой там панику, а удастся — пристрели их командира. Без него эти голодранцы разбегутся как мышата. Торопись, Кряжин! Скоро выступаем.
Кивлев приказал спуститься с гор, окружить Кзыл-Агач со всех сторон и подтянуть основные силы к воротам кооператива.
— Надо хитростью проникнуть во двор и открыть ворота, — приказал он. — Сотни казаков достаточно, чтобы захватить кооперацию. Четырнадцать красноармейцев серьезного сопротивления не окажут.
Павел Слесарев хотел было прилечь, но решил сначала проверить посты. Он подошел к воротам, спросил у часового:
— Все в порядке, товарищ Лощинский? Ничего особенного не наблюдаете?
— Вроде ничего, товарищ отделком. Только что пришел давешний мужик, Кряжин по фамилии. Говорит, своего товарища в селе искал, да не нашел. А ночевать, мол, негде. Да и лошадь его здесь где-то. Я его впустил.
— А теперь этот Кряжин где? — отделенному запомнились маленькие бегающие глазки из-под мохнатых бровей и окладистая черная борода. Еще днем обратил на него внимание отделенный. Кряжин пробовал заговорить с пограничниками, все что-то высматривал.
— Наверное, на своей подводе спит.
— Ну ладно, смотрите внимательно. Скоро Тимофеев сменит. Через полчаса я его подниму.
Слесарев вернулся в склад. Люди его спали. В помещении он снова заметил Кряжина и другого мужика, Горлова по фамилии.
— А вам, граждане, что здесь нужно? — строго спросил он. — Там, где разместилось воинское подразделение, посторонним находиться не положено.
— Да мы так… — замялся Горлов. — Зашли просто. А раз нельзя, так нельзя. И уйти недолго.
Мужики ушли. Слесарев взглянул на именные часы, полученные от командования за примерную учебу в школе младших командиров, разбудил Тимофеева, подождал, когда возвратится сменившийся с поста Лощинский, спросил его:
— Тихо?
— Тихо… Спят все. Только на окраине села, к горам ближе лошади что-то ржут. Подозрительно.
— А Кряжина видел?
— Только что вдвоем с каким-то мужиком хотел за ворота уйти. Но я не выпустил их и Тимофееву наказал глаз с них не сводить.
— Отдыхайте! — разрешил отделенный и сам с удовольствием растянулся на сене, закрыл глаза. Маятный денек выдался! Сейчас в самый раз бы поспать. Позавидуешь поневоле рядовым бойцам: те отстояли свое в карауле и спят спокойно.
Вдруг где-то в стороне гор, за рекой, хлопнул выстрел. За ним другой. Все мигом проснулись, вскочили, бросились к оружию.
Через минуту Слесарев был у ворот. Тимофеев торопливо докладывал:
— Не иначе банда, товарищ отделком! С гор конных и пеших движется — страсть. Я как услышал конское ржание, так выглянул за ворота, увидел — и назад. Тут же дал выстрел.
А в ворота, подпертые изнутри колом, уже стучали люди, сбежавшиеся со всего поселка под защиту винтовок пограничников и стен кооператива.
— Впускать? — спросил Фейсенко у Слесарева.
— Конечно! — ответил тот. — Но смотрите, чтобы чужие не проникли. Бандиты могут пробраться в наше расположение и тогда ударят в спину.
— Чужих не пропустим. Я всех кзыл-агачских в лицо знаю. Открывайте ворота.
Толпа хлынула во двор. При колеблющемся свете факела Фейсенко разглядывал прибывших. И заметив неизвестных мужчин, указал на них пограничникам.
— Кто такие? — спросил отделенный.
— Командировочные мы. Из Алма-Атинского земуправления. Я — Ковалев, землеустроитель. — Говоривший протянул документы. — А это Нестеров, Воловский, тоже землеустроители. Дегтярев и Попов — практиканты.
Слесарев прочитал командировочное удостоверение.
— Проходите! — разрешил отделком, возвращая документы. — У вас и ружья есть. Могут пригодиться.
Узнав, что Ковалев недавно демобилизовался с должности взводного, Слесарев приказал ему выяснить возможности обороны южной стены и заодно узнать, что за люди собрались во дворе, на кого из них можно положиться.
— Есть! — ответил бывший взводный, хотя он пока не представлял себе, как можно выполнить полученное приказание.
Двор был переполнен людьми. Плакали от страха женщины, дети. Растерянно толпились мужчины. И только допризывники не поддавались панике. Они старались держаться ближе к пограничникам.
— Товарищи, у кого есть оружие? — спрашивали у людей пограничники, выделенные отделкомом. — Нужно знать, какими силами мы располагаем. Кто с оружием — подходите.
Ковалев осмотрел южную стену прочного дувала. Если пробить в стенах амбразуры, можно обороняться. А вот окна в складе придется чем-то заделывать. И тут же решил: мешками с пшеницей!
Отобрав с десяток допризывников, Ковалев приказал им баррикадировать окна склада, показал, какие делать амбразуры. И работа закипела…
Вскоре Ковалев докладывал Слесареву:
— Оборудовано пять огневых точек. Нужны вооруженные люди.
— Мокрослоев, Поскребышев, Ивченко — в распоряжение товарища Ковалева! Будете оборонять южную часть кооператива.
Люди заняли свои места. На крышу выставили трех наблюдателей. Но бандиты пока не проявляли активности, хотя было видно по всему, что кооператив они обложили со всех сторон. Предстоял нелегкий бой.
Слесарев собрал своих помощников на совет.
— Какова готовность к бою, товарищи? — Слесарев обвел взглядом собравшихся.
— Люди расставлены.
— Патронов маловато, — последовали ответы.
— В том-то вся и беда, что патронов мало, — сказал отделком. — Взяли, сколько положено на бойца. Не предполагали, что в такую заваруху попадем. Сколько у нас охотничьих ружей?
— Всего восемь.
— Порох и дробь есть у подводчиков и землемеров.
— Охотничий боеприпас имеется в кооперативе. Я считаю, что нам нужно послать гонцов в Талды-Курган, — добавил Слесарев. — Найти добровольцев, желательно из допризывников. Я напишу записку уполномоченному ОГПУ.
