- Вот и я когда-то... Такой молодой, подтянутый...
Вылез из-под своего "запорожца" Плешка, сдержанно поздоровался.
- Глянь-ка, лейтенант милиции! А нам и не сказал ничего, все в секрете. А сколько платят?
Ступак ему не ответил, действительно, пусть будет в секрете. Опять же, давал подписку недавно, уж и не помнил, которую за последнее время. Значит, надо было молчать.
- А где Алексей, - спросил он, разглядев два замка на дверях своего соседа.
- Эх, Алексей... Алексей уехал. - сказал Плешка.
- Куда уехал?
- Нам не сказал. В Германию или еще дальше. Может, в Израиль.
- Как в Израиль? - удивился Ступак,- Он же белорус.
- Он-то белорус, а вот жена - довольно сомнительных кровей, - туманно разъяснил Сазон.
Ступак промолчал. Ему было жаль Алексея, который однажды спас его от смерти. Если б на минуту позже, его бы не было здесь. Ни здесь, ни в ОМОНе, подумал Ступак. И эти мужики не удивлялись бы его камуфляжу. А может, это и хорошо для Алексея. Если бы у него, Ступака, жена была не белоруска, он тоже бы уехал. В Израиль или хоть к самому дьяволу. А так - пошел на службу, продал душу этому самому дьяволу. Но, кто ж его знает, может так оно и лучше.
В тот же день вечером, едва он вернулся из города, дежурный сказал, что его вызывает подполковник Шпак. Ступак слегка удивился: почему подполковник? Недавно еще был майор, а теперь уже подполковник, не напутал ли дежурный? Нет, не напутал. В штабе его действительно ожидал бывший коллега, на погонах которого теперь сверкали две большие звезды.
- Лейтенант Ступак, приказано собрать вещи и в штаб. Через полчаса отъезд.
- Куда, - вырвалось у Ступака.
- К новому месту службы.
Вот тебе на - уже и новое место. Надо было бы удивиться, но Ступак перестал удивляться. Офицеры обступили Шпака, а Ступак пошел в гостиницу, собрал свое нехитрое барахло. Через полчаса его уже везли в закрытом "Урале" куда-то за город.
В кузове кроме него сидели еще три человека - все из ОМОНа. Они были мало знакомы Ступаку и он помалкивал. Довольно скоро, однако, машина остановилась, они вылезли. Вокруг, в вечерних сумерках стояли высоченные ели, а под ними широкие низкие строения - дачи. Это была, догадался Ступак, старая правительственная резиденция, и их привезли, чтобы пополнить личную охрану самого. "Во, попал! - снова удивился Ступак, еще не зная, радоваться этому или нет. Однако внешне он ничем не выдал своих мыслей, ничего не говорил, а только слушал и выполнял все, что приказывали, шел, куда вели. Снова были анкеты, подписки, даже принятие секретной присяги. Все это он делал машинально, как безвольный зомби, свои давние намерения он задвинул вглубь памяти и только немного тревожился, как бы об этом не узнали. Через несколько дней их вооружили, чему он не успел порадоваться в ОМОНе. И не какими-то хвалеными кочергами АК, которые отбивали плечо при стрельбе и здорово мешали на марше, а новенькими коротышками "узи". Очень приятные автоматики, словно сами просились в руки, и абсолютно не мешали - хоть на плече, хоть на груди. Бьют, сказали, за двадцать метров в воробья при нулевом рассеивании. Ступак старательно вытер излишек смазки с вороненого металла, взвесил на руках в собранном виде и остался доволен. Это вполне может пригодиться. Забот на новом месте службы было немного, некоторые уезжали куда-то на время, возвращались и молчали.
Политобработка, заметил Ступак, велась очень интенсивно, регулярно, коллективно и индивидуально. Днем и, особенно, вечером всегда куда-то по одному вызывали, что-то выясняли, с другими долго разговаривали. Так старательно не обрабатывали их даже замполиты в армии. Но, тут была не армия, даже не ОМОН. Бери выше. Они - элита безопасности, как сказал полковник, лучшие из лучших. Личная охрана. Хотя того, кого им предстояло охранять "вплоть до пожертвования собственной жизнью", они пока не видели. Ни вблизи, ни издалека. Чувствовали, что он где-то здесь, рядом, в этих постройках-дачах, но где конкретно - не знал никто. И никто ни у кого об этом не спрашивал, - было запрещено. Вообще это было подразделение молчунов. Они молчали с начальством, молчали в строю, молчали в столовой и на отдыхе. Молчание начинало угнетать, но Ступак думал - ну, и пусть! Чего-нибудь он все-таки дождется. Обидно, что негде было выпить. И это при том, что денег уже набрались полные карманы, несколько пачек "зайцев" он засунул в тумбочку, прикрыл газетой и никто их не тронул. У всех денег хватало. Зато не хватало времени, чтобы их хоть как-то реализовать, изоляция была полной. Словно в тюрьме. Может, это была плата за сытую жизнь и непыльную работу. Плата свободой. Но что поделаешь - в этом мире за все надо платить. Заплатит и он.
Однажды утром их построили в спортзале, всего человек тридцать, что составляли теперь ядро группы "Альфа", как их уже окрестили. Сказали, что пока только тридцать, а будет триста, ибо надо укреплять щит и меч руководителя страны. На этом построении собралось чуть ли не все начальство во главе с главным полковником - мощным бугаем, поверх формы носившем кожаное пальто - для маскировки. Кстати, так ходил не он один, другие тоже маскировались, или что? В строю стояли почти час, начальство осматривало обмундирование, подворотнички и обувь, проверяли, все ли хорошо побриты. Никто ничего не говорил, но все начинали соображать, не появится ли сам?
И действительно - толстый полковник рявкнул команду и из бокового входа появился сам. На этот раз также в камуфляже, новеньком и аккуратном, хорошо подогнанным к его рослой спортивной фигуре. Негромким, каким-то теплым, даже домашним голосом он скомандовал "вольно" и подошел к правому флангу, где стояли самые высокие, наиболее физически развитые ребята, начал здороваться со всеми за руку.
Это было что-то новенькое - такой большой начальник здоровался с каждым лично. Все они, словно очарованные, преданно смотрели в его хитровато улыбающееся лицо, на котором не было и следа от его недавней телевизионной суровости - только теплота и внимание. Когда очередь дошла до Ступака, показалось, что он с каким-то особым чувством взглянул в ступаковы глаза, словно проникая в самую глубину души. Пожатие было сильным, Ступак ответил таким же, и почувствовал, что тот доволен. Пожали друг другу руки, как надо - по-мужски. По-армейски. Сейчас они оба были армейцы, хоть тот вышел из милиционеров. Так и Ступак ведь теперь тоже.
Обойдя строй, он вышел на середину зала и начал говорить. Говорил негромко, тихим сипловатым голосом и, в пяти шагах от Ступака, выглядел вовсе не молодым, скорее пожилым и утомленным. А говорил о том, что сильно надеется на службу безопасности, к которой они теперь имеют честь принадлежать, что она главная его опора, для них он не пожалеет ничего и будет заботиться о каждом, как родной отец. Если у кого есть какая-либо нужда, пусть приходит к нему запросто и рассказывает - он все сделает. Он всех любит, как отец своих детей, у него нет никого, кроме ребят из службы безопасности, да еще народа, который выбрал его на этот высокий пост. Что народ - главная его забота и главная любовь, особенно такой народ, как наш, страдающий во все времена, это он знает, как профессионал-историк. И этот народ заслуживает лучшей доли, чем та, которую ему навязывают изменники-националисты, все эти поздняки, шарецкие, карпенки, давно продавшиеся ЦРУ и другим зарубежным спецслужбам и теперь разрабатывающие самые хитроумные планы, чтобы физически уничтожить его и оставить сиротой любимый белорусский народ. Потому главная его надежда на них - гордость его безопасности, в руках которой его жизнь и будущее народа. Ступак немало слышал в жизни разных агитаторов-пропагандистов, в том числе и в армии, и никогда не воспринимал их всерьез, всегда слушал одним ухом. Не хотелось верить и этому. Но какая-то непреодолимая сила мало-помалу заставляла его прислушиваться. Прежде всего, хотелось, даже помимо воли, во все это поверить. Так сердечно все это было сказано, что закрадывалась мысль, а ведь как трудно быть руководителем такого масштаба, как все это опасно и ответственно.
С этой мыслью Ступак и стоял в строю, слегка задумавшись, так что не заметил, как речь перешла на афганскую тему, и аж вздрогнул, когда тот, поглядывая в его сторону, сказал:
- Вон пусть скажет Саша Ступак, он участник, отмеченный наградами. На своих плечах вынес груз дружбы с братским афганским народом....
Чувство восхищения кольнуло Ступака - глянь ты, он знает! Знает про Афган, даже называет меня по имени, чего не случалось со Ступаком даже в армии, даже в Афгане. Необычайный, удивительный человек, смешавшись, думал Ступак. Не сказать, однако, что эти слова очень уж обрадовали его,взволновали, это точно. И он, задумавшийся, пошел в курилку, когда все закончилось, а строй распустили. Он никому не мог рассказать про свое впечатление от этой встречи, да тут никто об этом не говорил ничего, все молчали, только внимательней приглядывались один к одному, словно молча спрашивая, ну, что? Ну, как? Молчаливые вопросы без ответов.
