— Дай-то Бог… — вздохнул Геррера.
На аэродроме партизаны заканчивали засыпать воронки от бомб.
…В начале декабря FAR располагали двумя истребителями, одним бомбардировщиком, одним штурмовиком и некоторым количеством разнообразных легких гражданских аэропланов — всего десятью самолетами. Все это великолепие обслуживали сто семь человек, из которых шестеро были техниками, десять — пилотами, а остальные охраняли нас, чинили полосы, готовили еду, собирали по складам запчасти и патроны, — то есть обеспечивали наше существование. Также мы располагали четырнадцатью пригодными к использованию грунтовыми аэродромами и взлетно-посадочными площадками.
FAEC имели куда больше самолетов и летчиков, в их распоряжении были хорошие ВПП с бетонированным покрытием, радары, метеорологические службы, большие запасы горючего, вооружения и запчастей. Вот только боевой дух правительственных войск стремительно падал, сопротивление их становилось все более вялым. Война шла к концу, и все это чувствовали.
Атаки самолетов FAEC были довольно редкими, летчики Батисты предпочитали воевать в одиночку, разведка у них толком была не налажена, а связь с наземными войсками, по-моему, в принципе отсутствовала. Поэтому случись чего, самолеты FAEC появлялись с запозданием, и порой сыпали бомбы прямо на своих.
— Ничего, — говорил Геррера. — Ничего… Скоро мы им наваляем окончательно.
Я считал так же.
…Две с лишним недели я колесил по провинции, заезжая во все городки и деревни. Где-то хитростью, где-то наглостью, где-то просто волшебным листком с подписью Фиделя я добывал оружие и патроны. Пулеметы и патроны найти удалось без проблем. Сложнее оказалось с гранатометами, — их нашлось всего три, а ракет к ним — всего семь. Поэтому от идеи с превращением наших машин в "убийцы танков" пришлось отказаться.
Я вижу, вы удивлены. Придется пояснить еще одну маленькую техническую тонкость. "Мустанг" кроме пулеметов мог нести под крыльями пару авиабомб, два бака с напалмом или две связки из трех гранатометов. Ракеты, выпущенные из них, прожигали броню любого танка, — что легкого, что тяжелого. Имея такое оружие, я бы с легкостью подбил любые из имеющихся у Батисты танков, — достаточно было зайти на них сзади, полого спикировать и прицелиться в корму, где располагался двигатель… Увы, пришлось довольствоваться пулеметами. Где-то удавалось достать один или два ствола, где-то — тысячу патронов.
Я был рад и этой малой толике. Она приближала нашу победу.
И, разумеется, я искал среди встреченных женщин Марию. Однако все было тщетно. Я видел молодых, и старых, красивых и страшненьких, — но среди них не было ее.
— Где же ты? — думал я, когда мой джип катился по улицам старинных городков и мимо тростниковых плантаций. — Как мне найти тебя?
Мои вопросы исчезали в пустоте.
Один раз я проезжал мимо старинного монастыря, и лицо встретившейся на пути монахини показалось мне странно знакомым. Меня как молнией ударило — она была похожа на Марию! Едва не врезавшись в стену дома, я затормозил и, выскочив из джипа, бросился к ней, позабыв о приличиях,
— Сеньора, простите ради Христа, ваше мирское имя не Мария?
— Нет, — испуганно отвечала она, опустив взгляд и пряча лицо под капюшоном. Но я был неумолим; преградив ей дорогу, я сдернул с ее головы капюшон, — и понял, что ошибся. Марии должно было быть двадцать лет, а этой монахине было хорошо за тридцать. Но Боже, как она была похожа на нее!
— Простите, сеньора… — смущенно пробормотал я. — Вы очень похожи на мою невесту…
И прежде, чем она успела возмутиться, я метнулся к джипу и уехал прочь.
…Когда все необходимое было собрано, мы принялись устанавливать вооружение на самолеты и регулировать его. Два дня пролетели незаметно. Мне помогали техники Альфонсо и Педро Джованьоли, братья-близнецы. Отец их был итальянцем, а мать — кубинкой, поэтому ребята получились еще более взрывными и горячими, нежели чистокровные кубинцы. Впрочем, это не мешало им хорошо разбираться в самолетах и особенно в "Мустанге", который они знали до последнего винтика. Мы установили пулеметы в специально предназначенные для них гнезда в крыльях и буквально на коленке соорудили все необходимое электрическое хозяйство. Теперь из всех четырех пулеметов можно было стрелять одновременно, нажав всего одну кнопку на ручке управления.
— Лучше, чем с завода! — одобрил я.
На третий день началось шоу с пристрелкой вооружения. Мы выкатили "Мустанги" из капониров, подставили под хвост деревянные козлы для пилки дров, — и стали короткими очередями стрелять по фанерным мишеням, установленным в нескольких сотнях метров от нас. Постреляв, мы прикидывали разброс пуль, регулировали пулеметы — и снова стреляли. И так до тех пор, пока пулеметы на каждой машине не стали бить более-менее кучно. То есть, почти в одну точку. Сколько мы там расстреляли патронов, я особо не считал, — наверное, что-то под полторы тысячи. Учитывая, что я собрал по арсеналам всего лишь четыре с лишним тысячи патронов пятидесятого калибра, это было для нас немало.
— Геррера нас убьет… — жалобно сказал Адольфо, стоя по щиколотку в стреляных гильзах возле своего самолета. В холодном декабрьском воздухе кисло пахло сгоревшим порохом.
— Не убьет, — уверенно сказал я. — Самолеты-то готовы.
Меня распирало головокружительное чувство собственного всемогущества. Казалось, я голыми руками могу свернуть горы или в одиночку победить все правительственные ВВС. Однако я ограничился тем, что доложил командующему о готовности истребителей к бою.
Был вечер восемнадцатого декабря.
— Полностью готовы? — уточнил Геррера, с задумчивым видом глядя в свой блокнот.
— Так точно, — я налил себе стакан горячего чая и принялся неторопливо помешивать сахар.
— А бомбы?
— Бомб нет.
— Бомбы нести смогут, говорю?
— Смогут, — ответил я. С самолетов еще при списании в Штатах были сняты пилоны для подвески бомб и баков, но наши слесаря сумели изготовить новые по моим чертежам. Получились они даже лучше, чем заводские. Подвесив на них цементные макеты бомб, найденные на одном из захваченных складов, я испытал их в деле. Сброс происходил без проблем.
— Ну и отлично, — Геррера погрыз карандаш и что-то чиркнул у себя, потом перелистал странички. — Бомбы со дня на день будут. А пока для вас работы нет.
— Неужели? — усмехнулся я и сделал большой глоток чаю, отогревая подстывшее горло.
— Плохая погода. Авиация противника последние дни сидит на земле. А наземных целей, ради которых вами… э-э-э… можно было бы рискнуть… пока нету.
— Да ладно? — усомнился я. — Так-таки и нету? А колонны на земле? А разведка? А устрашение вражеских войск, наконец?
— Нет. Это как из пушки по воробьям. За самолеты плачено столько долларов, что твоя задница, по сути, на вес золота. И вообще, секретность соблюдать надо! — рассердился он. — Зачем всем знать, что у нас есть такие самолеты?
— Будешь сильно удивлен, но Батиста это и так знает, — поморщился я, вспомнив свой драп вдоль северного побережья.
— Да и ладно. Не стоит дразнить его, и так вон "Дугласы" сожгли…
— Ладно.
— Кстати, тут пришел приказ Фиделя передать наземным подразделениям все твои патроны… Извини, дружище, там, на фронте они нужнее…
Меня словно обухом по темечку огрели. Я аж ложечку выронил.
— Ты что? Чем я стрелять-то буду, если что? Оставь хоть тысячу штук!
— Пятьсот, и не больше! — отрезал Геррера. — На оба самолета.
— Да это курам на смех! — взорвался я. — У меня четыре ствола стоит, этих патронов мне на одну очередь-то не хватит!
— Так я тогда забираю все? — невинным голосом уточнил командующий.
— Иди ты…
Я вышел и от души хлопнул дверью. Внутри меня все кипело. Я столько времени и нервов потратил, чтобы раздобыть эти пулеметы и патроны — и вот у меня снова отбирают мой пропуск в небо. Конечно, пехоте наших запасов хватило бы на день-другой боев, а то и больше — но все равно было очень обидно…
Нам все-таки оставили тысячу патронов. Я распределил их поровну между нашими истребителями и лично проконтролировал то, как заряжены пулеметы. Случись теперь бой, — нам было чем бить каскитос.
Если взлетим.
Хотя, учитывая скорострельность пулеметов, этих патронов хватило бы мне на две очереди, — не больше…
…Пока мы возились с вооружением, парк FAR пополнился еще несколькими машинами. Через два дня после нашего прибытия в Майяри-Аррибу приземлился легкий пассажирский самолет "Райан-Нэвион", которым управлял пилот-перебежчик Марио Диаз. А в начале декабря из Майями прилетел двухместный учебно-тренировочный аэроплан "Троян", который при желании можно было использовать как легкий штурмовик (требовалось лишь установить на него вооружение). Пилотом этого самолета был кубинский эмигрант Джордж Триана; вместе с ним прилетел врач, имени которого я не запомнил. Это было кстати — медиков у нас не хватало.
