Этот приказ запечатлен в сознании каждого танкиста. «Если хочешь остаться в живых, забудь, что ты человек. Не можешь расстрелять противника, дави гусеницами!»
Я вскакиваю, скольжу вниз по обледенелому склону и зарываюсь в рыхлый сугроб. Следом за мной скользит Порта.
— Черт возьми, — пыхтит он, готовя свою связку гранат. — Это пахнет концом жизни и Вальхаллой!
Передний Т-34 резко останавливается.
Мы задерживаем дыхание в ожидании и страхе. Танки останавливаются только для того, чтобы открыть огонь из орудий. С напряженными лицами ждем отрывистого, злобного хлопка и грохота фугасного снаряда, который разнесет нас в клочья. Танкисты наверняка видят нас. Смотровые щели у Т-34 очень хорошие. Гораздо лучше, чем у наших танков.
Выстрел звучит оглушительно. Из длинного ствола пушки вылетает пламя. Нас обдает горячим ветром из пасти ада. В снегу, всего в нескольких сантиметрах от нас, раздается отвратительное шлепанье.
«Промахнулся», — думаю я и напрягаюсь, будто испуганное животное, оказавшееся во власти ядовитой змеи, однако взрыва не следует.
— Не взорвался, — бормочет Порта, глядя как зачарованный на отверстие, оставленное снарядом в снегу — Святая Агнесса! Не взорвался. Может, священник прав, и немецкий Бог заботится о своих?
— Покидаем это место, — говорю и ползу к танку, который прибавляет газу.
— Пресвятая Богоматерь Казанская, — кричит в испуге Порта, — нам конец! Ложись, он едет сюда.
Мотор Т-34 ревет на полных оборотах, и, кажется, танк приседает, готовясь к прыжку. В пропахшей маслом кабине лейтенант Поспелов прижимается лбом к резиновой окантовке наблюдательного окна.
— Башенное орудие на шестьдесят градусов вправо, :— приказывает он.
Меньше чем в трехстах метрах перед танком видна на снегу небольшая группа сбившихся в кучу людей.
Лейтенант Поспелов довольно улыбается и приказывает четырем остальным танкам выстроиться в линию, что даст им широкий сектор обстрела. Он ни на секунду не отводит глаз от наблюдательного окна. Его охватывает охотничий азарт. Это просто мечта танкиста. Цели прекрасно расположены, словно для казни; в сущности, это и есть казнь.
20-миллиметровая противотанковая пушка сердито тявкает, посылая свои маленькие, бесполезные снаряды разбиваться о броню Т-34. Пулеметы строчат трассирующими пулями.
Механик-водитель, ефрейтор Бариц, издает смешок.
— Эти тупые немцы думают, что могут подбить нас из своих пулеметов!
— Е…на мать! — смеется передний стрелок. — Через минуту мы сыграем им великолепную мелодию на нашей золотой трубе!
— Осколочным, — холодно приказывает лейтенант Поспелов.
Снаряд с лязгом входит в камору, щелкает, закрываясь, замок.
Лейтенант на секунду задерживает руку над красной кнопкой, словно в нерешительности, потом опускает. Пушка грохочет, из дула вылетает пламя. Танк словно бы приседает. Горячая гильза со звоном падает на стальной пол кабины. Через секунду замок щелкает снова, и в каморе лежит новый осколочный снаряд.
Пушка стреляет снова и снова. Снег перед Т-34 почернел от копоти. В трехстах метрах впереди он красен от крови. Кажется, какой-то сумасшедший выливает на него ведра варенья.
Тут перед глазами лейтенанта Поспелова взметываются тысячи звезд. Он получил сильнейший удар в грудь. И по пояс сползает в башню.
Механика-водителя Барица отбрасывает назад с ужасающей силой. Заряжающий ударяется головой о башенный пулемет и глубоко рассекает лоб. Из легких переднего стрелка выходит воздух, и он на несколько секунд теряет сознание.
— Черт бы их побрал! — ярится Малыш, колотя кулаками по снегу. Мина, которую он бросил, обладает недостаточной взрывной силой, чтобы разрушить броню.
Русские танкисты чудом спаслись от того, чтобы сгореть заживо.
— Быстрее, быстрее! — кричит лейтенант Поспелов ефрейтору Барицу, который возится с педалями и инструментами. Голова у него гудит, как улей. Он едва способен понять, как еще может работать и мыслить более-менее ясно.
Танк срывается с места вперед, подальше от этого готового на самоубийство немца снаружи в снегу, который, возможно, уже готовится бросить другую мину. Непредсказуемые сорвиголовы вроде него смертельно опасны для любого танка. Нужно либо давить их, либо давать деру.
Лейтенант Поспелов принимает решение спасаться.
— Быстрее! — рычит он, пиная в спину ефрейтора Барица.
Ефрейтор со злобной руганью жмет на акселератор, не подозревая, что едет прямо к тому, от чего хочет удрать.
Мы с Портой лежим в снегу, сжимая связки гранат, и ждем нужного момента, чтобы атаковать стальное чудовище, которое приближается, вздымая гусеницами снег.
Открывается один из башенных люков, появляется голова в кожаном шлеме.
— Дави их, проклятых собак! — разносится крик лейтенанта над снежной пустыней. Это крик испуганного человека.
— Ну, ладно же, иван вонючкович, — дьявольски усмехается Порта, приближаясь к Т-34, который вновь остановился для стрельбы.
Поразительно, как может лейтенант не замечать его!
Связка гранат летит под башню Т-34. Порта делает большой прыжок, падает за кучу снега и вжимается в него, чтобы избежать стальных осколков, которые вот-вот полетят.
Два других Т-34 действуют слаженно. Они сгоняют бегущих солдат в группу. Когда они уверены, что добыча от них не. уйдет, отъезжают немного назад, потом несутся вперед бок о бок. Обогнув с дух сторон группу, дают внешним гусеницам задний ход и сталкиваются, подняв тучу искр и превратив людей в кровавое месиво.
— Давайте сдадимся, — говорит унтер-офицер из зенитчиков, по его щекам с язвами от обморожения текут слезы. — Они жестоко убивают нас!
Порта вытаращивается на него, потом громко смеется.
— Сынок, не забывай, что идет война, и обе стороны, кажется, относятся к ней серьезно.
— Небось думает, что мы на съемках фильма. Умолкший Верден, покинутые развалины, — язвит Грегор, молниеносно бросая мину на задний люк проезжающего с ревом мимо Т-34. — Передавай привет всем в аду! — кричит он, бросаясь на снег.
Крышку люка вдавливает, словно ударом громадного молота. Лейтенант Поспелов по-женски вопит, застряв между тяжелой крышкой и острым краем люка. Вопит он долго, вокруг него пляшут красные языки пламени.
Заряжающего выбрасывает из другого люка, он с воплями катается в море огня, от которого тает снег. Постепенно покрывается корочкой, как бекон на сковородке, и превращается в обгорелую мумию.
— Наружу! — кричит механик-водитель ефрейтор Бариц и рывком открывает люк. Едва коснувшись ногами земли, бежит. Надает под градом пулеметных пуль и сучит ногами.
Передний стрелок успевает вылезти из люка только до пояса, когда танк подбрасывает, словно футбольный мяч. Он переворачивается в воздухе, падает с оглушительным грохотом и разваливается от сильного взрыва внутри.
Неподалеку носится туда-сюда другой танк. Все быстрее и быстрее. Из люков поднимаются языки пламени и черный маслянистый дым. Из раскаленного докрасна стального гроба удастся выбраться лишь одному человеку.
Он бежит по снегу живым факелом. Вопли его ужасны.
Мы ощущаем жар там, где лежим. Легионер поднимает автомат и милосердно выпускает длинную очередь в горящего русского, отчаянно корчащегося в снегу.
— Помогите, помогите! — кричит он, простирая к нам горящие руки.
По нему стреляют несколько автоматов. Он умолкает. Тело его превращается в шкварку.
Командир все еще пытается высвободиться из-под крышки люка. Он не кричит, не молит, но всеми силами старается вылезти из горящей стальной коробки. Лицо его обгорело дочерна. Странно видеть его все еще блестящие глаза. Губы обуглились. Нос представляет собой странно искореженный кусок мяса. Волосы выгорели местами. Страшнее всего его кисти рук. Почерневшие комья плоти, которыми он все еще пытается откинуть крышку люка.
— Господи, — издаю я стон и закрываю лицо ладонями. От запаха горелой плоти начинается рвота.
— Кончай, — рычит Порта. — Тут либо мы их, либо они нас!
— Это ужасно, — шепчу я.
— Это война, — сурово отвечает Порта. — Я не хочу, чтобы иван висел у меня на хвосте. Вставай! Бери гранату! Финального свистка еще не было. Вон последний из этих из «чайных салонов»!
Из чахлых кустов строчит автомат. Очередь проходит рядом с нами.
Я молниеносно бросаю гранату в кусты. Танкист взлетает в воздух, изо рта его толстой струей хлещет кровь. Я выпускаю в него очередь из автомата. Он с протяжным воплем валится в снег.
— Какой остолоп, — говорит с сожалением Порта. — Люди поразительно глупы! Быть героями до конца! Ну что ж, одним дураком на свете меньше!
Жуткий взрыв валит нас с ног и швыряет через густой подлесок. Мы оказываемся в узкой теснине и гак ударяемся о камни на Дне, что оба на несколько секунд теряем сознание.
