И командир группы, и Герберт молчали. Я чувствовал, что они оба, по существу, согласны с моими доводами, но ни один из них никогда не говорил так искренне, как только что сделал я.
Глава 4 «МОИ ИСТРЕБИТЕЛИ – КУЧКА ТРУСОВ»
В Мюнхене царило абсолютное спокойствие. Нам дали заслуженный отпуск на три дня, пока остальная часть группы присоединилась к нам. Мы были пополнены до штатной численности. К счастью, наши потери были не столь тяжелыми, как мы сначала опасались. Что же касается самолетов, то они прибывали в больших количествах – казалось, сами собой вырастали на аэродроме Нойбиберг.
Пилоты нашей группы постепенно восстановили свою уверенность, оправившись от потрясения, испытанного нами на Сицилии. Дни проходили монотонно – тренировочные полеты в строю, учебные стрельбы и обучение новичков.
В один прекрасный день командир произнес речь:
– Если мы будем продолжать в таком духе, то вражеские четырехмоторные бомбардировщики уничтожат нас. В Лехфельде[64] базируются бомбардировщики. Вместе с их командиром я разработал план, который поможет нам в подготовке. «Хейнкели-111» будут играть роль атакуемого соединения. Они будут лететь в таком боевом порядке, что и «Крепости». Таким образом, мы сможем ознакомиться с различными методами атаки: сзади, снизу и сверху, сбоку и, прежде всего, спереди. Вы увидите, что атака со стороны носовой части бомбардировщика – это идеальное решение. Его пилот не сможет миновать наших очередей, если мы будет атаковать в боевом порядке группы. Это – ахиллесова пята больших бомбардировщиков. Спереди у них лишь два пулемета. Мы спикируем на них звеньями по четыре истребителя, летящих крылом к крылу, на скорости 635 километров в час. В этот момент лидирующий бомбардировщик будет иметь у себя перед носом двенадцать стволов, в то время как у него самого лишь два ствола. Боевой порядок «клин», принятый американцами, подразумевает, что лидер плохо защищен машинами, следующими за ним. Поэтому если мы собьем лидера, то сможем одним ударом уничтожить единственного человека в их соединении, способного вывести его к цели.[65] Остальные будут летать кругами, не зная, где сбросить свои бомбы. Поэтому сейчас есть только одна тактика. Атака с фронта.
Мы практиковались в полетах в группе, кружа над Мюнхеном и его окрестностями. Однажды мы провели генеральную репетицию. Появилась группа «Хейнкелей» из тридцати машин. Ее «атаковали» две группы истребителей, состоящие из восьмидесяти «Мессершмиттов-109». Я летел в составе своей эскадрильи, замыкавшей круг, который мы описывали вокруг бомбардировщиков. Четыре машины 4-й эскадрильи ринулись в «атаку», слегка растянувшись во время пикирования. Истребители, выстроившись в боевой порядок, один за другим начали набирать высоту лишь непосредственно перед бомбардировщиками. Первый пилот промчался над группой бомбардировщиков.
Второй и третий последовали за ним. К сожалению, четвертый пилот, который держался слишком близко к самолету ведущего, не успел вовремя уйти вверх. На скорости 970 км/ч[66] он врезался в лидирующий бомбардировщик.
Возникла вспышка, огненный шар со столбом сине-черного дыма поднялся в небо. Во все стороны полетели куски металла. Это было все, что осталось от «Мессершмитта» и «Хейнкеля». Позднее было невозможно идентифицировать ни один их фрагмент. От пяти летчиков – четырех членов экипажа бомбардировщика и пилота истребителя – буквально не осталось следа. Несколько дней спустя в различных частях Германии в землю были опущены пять гробов, в каждом из которых лежал лишь мешок с песком.
Когда мы приземлились, командир группы вызвал всех нас в комнату для инструктажей.
– Теперь вы сами видели, что нужно делать и чего избегать. Я повторяю еще раз: начиная атаку и приближаясь к противнику, определите свой угол атаки и быстро уходите вверх, чтобы выйти на один уровень с целью, а затем снова набирайте высоту, чтобы пройти над бомбардировщиками. Иначе будет столкновение, как произошло сегодня.
Тренировки продолжились, но теперь уже без помощи бомбардировщиков. Группа против группы, пилот против пилота, истребитель против истребителя.
Затем произошло сражение в небе над Швайнфуртом – самое крупное за всю историю воздушных боев над территорией Германии. Воодушевление било через край. Мы праздновали победу, а о числе сбитых нами самолетов объявлялось во всеуслышание. Геббельс надрывался о том, что это был самый большой успех, достигнутый противовоздушной обороной рейха. С другой стороны, никак не упоминался тот факт, что наша оборона понесла тяжелые потери, пострадала не меньше, чем нападавшие, которые выставили против нас 1000 сильно вооруженных «Крепостей», не имевших истребительного прикрытия.[67] Это был первый большой налет на Германию.[68]
Потом состоялся налет на Регенсбург.[69] Ковровая бомбардировка уничтожила завод, где собирались наши истребители. Мы были поставлены в затруднительное положение. Появился слух, что в дополнение к заводу в Регенсбурге бомбы уничтожили сборочную линию реактивных самолетов Ме-262,[70] которая в то время была единственной в Германии. Вскоре после этого бомбардировщики, прилетавшие из Северной Африки, нанесли визит в Винер-Нойштадт.[71] Был уничтожен еще один авиазавод. Стратеги люфтваффе пришли в изумление, вычислив расстояние, которое преодолели четырехмоторные бомбардировщики союзников. Стала очевидна следующая вещь – американцы концентрировали свои удары на производственных центрах немецкой авиапромышленности. Наша группа постоянно находилась в движении: один день над Северной Германией, на следующий день – над Веной, чтобы встретить бомбардировщики, вылетевшие из Северной Африки, затем снова над Центральной Германией или над побережьем Северного моря. Пилоты сажали свои поврежденные машины на самых разных аэродромах.[72] Теперь даже в Нойбиберге группа насчитывала лишь приблизительно двадцать пилотов; и хотя по отчетам она имела полную штатную численность, к полетам была пригодна только половина наших машин.
Самолеты таяли, словно снег на солнце. Вражеские бомбардировщики уже больше не нападали исключительно на заводы, выпускавшие истребители. Они теперь сметали перевалочные пункты и базы готовой продукции. Соответственно, когда новая партия Ме-109 покидала сборочные линии, самолеты поступали на аэродром, откуда распределялись по различным подразделениям, согласно их потребности. Едва аэродром заполнялся, на него немедленно обрушивался град бомб, падавших на взлетно-посадочные полосы и стоянки. Как результат, группы должны были ждать месяцы, пока не будет готова следующая партия самолетов. И так это продолжалось и дальше…
В один из дней в Нойбиберг пришло сообщение: «Рейсмаршал собирается проинспектировать 2-ю группу».
Все были выстроены в каре перед штабом командира группы. Чтобы выслушать речь рейхсмаршала, к нам присоединилась еще одна группа.
Около 100 пилотов и более 500 человек наземного персонала провели в ожидании половину утра. Наконец, в одиннадцать часов приземлился «Юнкерс» со штабным вымпелом в носовой части.
В сопровождении группы офицеров всех рангов к нам двинулась фигура в безупречном белом мундире, в красных сафьяновых сапогах и с маршальским жезлом в руке. Человек поднял свой жезл и осмотрел нас. Пилоты формировали левый фланг построения, а наземный персонал – правый. Производя осмотр, Геринг останавливался и говорил несколько слов каждому из пилотов по очереди. Позади него тянулась когорта, включавшая Галланда[73] и целую толпу других «шишек». Я не мог поверить своим глазам. Никто из них не носил свои награды. Даже Геринг отказался от своего Большого командорского креста «За заслуги».[74] Галланд носил простой китель со стоячим воротником, никаких Железных крестов, никаких дубовых листьев с бриллиантами.[75]
На тучной груди Германа мерцали лишь Железный крест и «крылья»[76] пилота. Я посмотрел налево от себя, на офицеров его эскорта. Геринг разговаривал с Гербертом, командиром моей эскадрильи. Затем он подошел ко мне. Держа руку у козырька своей фуражки, словно деревянный солдатик, я отвечал на вопросы, которые он задавал мне. Герман перешел к следующему пилоту.
Я не мог поверить своим глазам и подумал, что, должно быть, слепну или зрение обманывает меня. Герман был накрашен словно проститутка. Он выглядел как одна из них и пах как одна из них!
Я ткнул своего соседа Зиги в ребро:
– Видел?
Зиги сморщил нос, дождался, когда Геринг окажется вне пределов слышимости, и сказал:
– Я знаю – это «Тоска», духи. Ими пользуются «элегантные» женщины.
Не довольствуясь демонстрацией огромного револьвера на поясе, фуражкой гостиничного швейцара с золотой тесьмой на голове и сапогами донского казака на ногах, Герман пользовался женскими духами и красил лицо! Это был последний штрих.
